Неточные совпадения
Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я также очень достоин сожаления, может быть, больше, нежели она: во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное; мне все мало: к печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя
становится пустее день ото дня; мне осталось одно средство: путешествовать.
Оказалось, что у ней пропало и пренебрежение к чужому мнению. Ей
стало больно упасть в глазах даже и «
глупцов», как выражался Марк. Она вздыхала по удивлению их к себе, ей
стало жаль общего поклонения, теперь утраченного!
— Ну, прости! — говорил он,
становясь на колени перед «святыней», — я
глупец, ничего не понимающий в делах жизни! Постараюсь встряхнуться, вот увидишь!
Бубнов струсил еще больше. Чтобы он не убежал, доктор запер все двери в комнате и опять
стал у окна, — из окна-то он его уже не выпустит. А там, на улице, сбежались какие-то странные люди и кричали ему, чтоб он уходил, то есть Бубнов. Это уже было совсем смешно.
Глупцы они, только теперь увидели его! Доктор стоял у окна и раскланивался с публикой, прижимая руку к сердцу, как оперный певец.
— Это письмо я получила вчера, — покраснев и торопясь
стала объяснять нам Лиза, — я тотчас же и сама поняла, что от какого-нибудь
глупца; и до сих пор еще не показала maman, чтобы не расстроить ее еще более. Но если он будет опять продолжать, то я не знаю, как сделать. Маврикий Николаевич хочет сходить запретить ему. Так как я на вас смотрела как на сотрудника, — обратилась она к Шатову, — и так как вы там живете, то я и хотела вас расспросить, чтобы судить, чего еще от него ожидать можно.
О слепец! скажу я тебе, если ты мыслишь первое; о
глупец! скажу тебе, если мыслишь второе и в силу сего заключения стремишься не поднять и оживить меня, а навалить на меня камень и глумиться над тем, что я смраден
стал, задохнувшися.
— Не смей так разговаривать со мною,
глупец! — крикнул он тонким, визгливым голосом. — Негодяй! — И быстро и ловко, привычным движением ударил меня по щеке раз и другой. — Ты
стал забываться!
В два года опустошение сделалось в том крае всеобщее; наконец услышано
стало моление убогих, и на смену Язвина прислан был из Петербурга воеводою коллежский асессор Исай
Глупцов.
— Фи! Извините, м-р… Вандергуд (он с трудом вспомнил мое имя), но какой же
глупец станет слушаться какого-то народного представительства? Гражданин А. будет слушаться гражданина Б., а гражданин Б. будет слушаться гражданина А., не так ли? А кто же их заставит слушаться, если они оба умные? Нет, я также изучал логику, м-р Вандергуд, и вы мне позволите немного посмеяться!
— Понимаете: эти
глупцы думают, что все их несчастья от меня. Не правда ли, как это глупо, м-р Вандергуд? А теперь им
стало еще хуже, и они пишут: возвращайтесь, Бога ради, мы погибаем! Прочтите письма, маркиз.
—
Глупцы, злые люди, тут же и посол, не знают, что говорят, или говорят по ненависти! — отвечал Антон. — Когда я пришел к больному, он лежал в беспамятстве. От моей перевязки и лекарства очнулся: слава богу, в нем пробудилась жизнь! Покричит и перестанет. Если же не
станут его лечить или отдадут на руки знахарям татарским или русским, так не ручаюсь, чтобы он завтра или послезавтра не умер.
О, слепец! скажу я тебе, если ты мыслишь первое; о,
глупец! скажу тебе, если ты мыслишь второе и в силу сего заключения стремишься не поднять и оживить меня, а навалить на меня камень и глумиться над тем, что я смраден
стал задохнувшися.