Неточные совпадения
И вспомнил он свою Полтаву,
Обычный круг
семьи,
друзей,
Минувших дней богатство, славу,
И песни дочери своей,
И
старый дом, где он родился,
Где знал и труд и мирный сон,
И всё, чем в жизни насладился,
Что добровольно бросил он,
И для чего?
Жар помаленьку спадает; косцы в виду барского посула удваивают усилия, а около шести часов и бабы начинают сгребать сено в копнушки. Еще немного, и весь луг усеется с одной стороны валами, с
другой небольшими копнами. Пустотелов уселся на
старом месте и на этот раз позволяет себе настоящим образом вздремнуть; но около
семи часов его будит голос...
Доложили барыне, и на
другой день «по
старой Калужской дороге», вслед за каретой шестеркой и тройкой немца-управляющего, потянулись телеги с имуществом и
семьями крепостных.
Парасковья Ивановна была почтенная старушка раскольничьего склада, очень строгая и домовитая. Детей у них не было, и старики жили как-то особенно дружно, точно сироты, что иногда бывает с бездетными парами. Высокая и плотная, Парасковья Ивановна сохранилась не по годам и держалась в сторонке от жен
других заводских служащих. Она была из богатой купеческой
семьи с Мурмоса и крепко держалась своей
старой веры.
На мосту ей попались Пашка Горбатый, шустрый мальчик, и Илюшка Рачитель, — это были закадычные
друзья. Они ходили вместе в школу, а потом бегали в лес, затевали разные игры и баловались. Огороды избенки Рачителя и горбатовской избы были рядом, что и связывало ребят: вышел Пашка в огород, а уж Илюшка сидит на прясле, или наоборот.
Старая Ганна пристально посмотрела на будущего мужа своей ненаглядной Федорки и даже остановилась: проворный парнишка будет, ежели бы не
семья ихняя.
— Пойдемте! — сказал Егор Егорыч Сусанне Николаевне и Антипу Ильичу, которому он еще в России объявил, что если
старый камердинер непременно хочет ехать с ним за границу, то должен быть не слугою, а
другом их
семьи, на что Антип Ильич хоть и конфузливо, но согласился.
— Нет, родимый, ничего не узнал. Я и гонцам твоим говорил, что нельзя узнать. А уж как старался-то я для твоей милости!
Семь ночей сряду глядел под колесо. Вижу, едет боярыня по лесу, сам-друг со
старым человеком; сама такая печальная, а стар человек ее утешает, а боле ничего и не видно; вода замутится, и ничего боле не видно!
Почти все поехали в Москву на великопостный актерский съезд, а «свои» —
семья старых друзей-актеров — остались, и тут же была составлена маленькая труппа из десяти человек, с которой Григорьев обыкновенно ездил по ярмаркам и маленьким городкам.
Княжна Анастасия была лет на восемь старше братьев и воспитывалась, по некоторым обстоятельствам, против воли матери, в институте. Это была
старая история;
другая касающаяся ее история заключалась в том, что княжна шестнадцати лет, опять не по желанию матери, вышла замуж за лихой памяти
старого графа Функендорфа, который сделал немало зла
семье Протозановых.
Пускай слыву я старовером,
Мне всё равно — я даже рад:
Пишу Онегина размером;
Пою,
друзья, на
старый лад.
Прошу послушать эту сказку!
Ее нежданую развязку
Одобрите, быть может, вы
Склоненьем легким головы.
Обычай древний наблюдая,
Мы благодетельным вином
Стихи негладкие запьем,
И пробегут они, хромая,
За мирною своей
семьейК реке забвенья на покой.
— Эх,
друг сердечный, — возразил, в свою очередь, Сергеич, — да разве на нем одном эти примеры?
Старому мужику молодую бабу в дом привести —
семью извести.
В
семь часов вечера этого последнего дня его жизни он вышел из своей квартиры, нанял извозчика, уселся, сгорбившись, на санях и поехал на
другой конец города. Там жил его
старый приятель, доктор, который, как он знал, сегодня вместе с женою отправился в театр. Он знал, что не застанет дома хозяев, и ехал вовсе не для того, чтобы повидаться с ними. Его, наверно, впустят в кабинет, как близкого знакомого, а это только и было нужно.
Мысль о работнице тотчас же вызвала
другую: «Шибко начал я
стареть! Пять-то десятков с
семью годами — велико ли время?»
Вы все здесь,
семь, восемь здоровых, молодых мужчин и женщин, спали до десяти часов, пили, ели, едите еще и играете и рассуждаете про музыку, а там, откуда я сейчас пришел с Борисом Александровичем, встали с трех часов утра, —
другие и не спали в ночном, и
старые, больные, слабые, дети. женщины с грудными и беременные из последних сил работают, чтобы плоды их трудов проживали мы здесь.
Это — сокровенная сионская горница. Тут бывают раденья Божьих людей. Рядом вдоль всей горницы коридор, а по
другую его сторону
семь небольших комнат, каждая в одно окно, без дверей из одной в
другую. Во время о́но в те комнаты уединялись генеральские собутыльники с девками да молодками, а теперь люди Божьи, готовясь к раденью, облачаются тут в «белые ризы». Пред сионской горницей были еще комнаты, уставленные
старой мебелью, они тоже бывали назаперти. Во всем нижнем этаже пахло сыростью и затхлостью.
Во время этого пожара погиб, задохнувшись в дыму,
другой потомок
старого князя.
Семья его и дворня едва успели спастись.
Все равно — что бы они ни нашли в этих
старых залах, уже тесных для такой"уймы"студенчества, крылатые слова или мертвечину, самобытные идеи или параграфы учебников — нужды нет! — они тут только стряхнут с себя ненавистную узду гимназической муштры, здесь только почуют себя в огромной
семье сверстников, здесь только будут знать — за что стоять, чего ждать от жизни, кто
друг, кто враг; здесь только идейные течения захватят их и потребуют не одних слов, а и личной расплаты…
С своей «первой серьезной любовью», как называл Шестов Агнессу Михайловну, он познакомил и своего единственного оставшегося ему верным
старого друга, — князя Виктора Гарина. Тот изредка вместе с ним посещал
семью Боровиковых и даже шутя ухаживал за Зиночкой, к великому неудовольствию Милашевича.
— Да что вы меня держите, пустите меня! — кричала она, вырываясь от доктора,
старого друга их
семьи, который одной рукой держал ее за худой локоть,
другой ставил на овальный стол перед диваном склянку капель. Она рада была, что ее держат, потому что чувствовала, что ей надо что-то предпринять, — а что — она не знала и боялась себя.