Неточные совпадения
Всякое стеснение перед барином уже давно исчезло. Мужики приготавливались обедать. Одни мылись, молодые ребята купались в реке, другие прилаживали место для отдыха, развязывали мешочки с хлебом и оттыкали кувшинчики с квасом.
Старик накрошил в чашку хлеба, размял его стеблем ложки,
налил воды из брусницы, еще разрезал хлеба и, посыпав солью, стал на восток молиться.
Встал и, покачиваясь, шаркая ногами, как
старик, ушел. Раньше, чем он вернулся с бутылкой вина, Самгин уверил себя, что сейчас услышит о Марине нечто крайне важное для него. Безбедов стоя
налил чайный стакан, отпил половину и безнадежно, с угрюмой злостью повторил...
«Теперь надо выпить саки», — сказал
старик, и слуги стали
наливать в красные, почти плоские лакированные чашки разогретый напиток.
Затем были разные habitués; тут являлся ех officio [по обязанности (лат.).] Карл Иванович Зонненберг, который, хвативши дома перед самым обедом рюмку водки и закусивши ревельской килькой, отказывался от крошечной рюмочки какой-то особенно настоянной водки; иногда приезжал последний французский учитель мой, старик-скряга, с дерзкой рожей и сплетник. Monsieur Thirie так часто ошибался,
наливая вино в стакан, вместо пива, и выпивая его в извинение, что отец мой впоследствии говорил ему...
Долго и необыкновенно занимательно говорил
старик, он одушевился, я
налил еще раза два вина в его бокал, он не отказывался и не торопился пить. Наконец он посмотрел на часы.
Лавчонка была крохотная, так что
старик гигант Алексей Ермилыч едва поворачивался в ней, когда приходилось ему черпать из бочки ковши рассола или
наливать из крана большую кружку квасу. То и другое стоило по копейке.
Налив чай на блюдечко,
старик не торопясь рассказал про все подвиги Яши: как он приехал пьяный с Мыльниковым, как начал «зубить» и требовать выдела.
— Как угодно-с! А мы с капитаном выпьем. Ваше высокоблагородие, адмиральский час давно пробил — не прикажете ли?.. Приимите! — говорил
старик,
наливая свою серебряную рюмку и подавая ее капитану; но только что тот хотел взять, он не дал ему и сам выпил. Капитан улыбнулся… Петр Михайлыч каждодневно делал с ним эту штуку.
Старик обыкновенно пил чай один и, когда сам накушивался, тогда начинала пить семья; но тут, приняв вторую чашку, приказал невестке, чтоб она
налила чашечку себе, села подле него и вместе с ним кушала чай.
Сатин. Почему же иногда шулеру не говорить хорошо, если порядочные люди… говорят, как шулера? Да… я много позабыл, но — еще кое-что знаю!
Старик? Он — умница!.. Он… подействовал на меня, как кислота на старую и грязную монету… Выпьем за его здоровье!
Наливай…
— Совсем мала диты́на, — добавила Мотря,
наливая старику щей.
Старик как будто не понимал, что речь идет именно о нем. Он совсем опустился, по временам бессмысленно улыбался, кивая головой; только когда снаружи налетал на избушку порыв бушевавшего по лесу ветра, он начинал тревожиться и наставлял ухо, прислушиваясь к чему-то с испуганным видом.
Его согнутая фигура была жалка и беспомощна. Вокруг него говорили вполголоса, ходили с какой-то осторожностью. И все поглядывали то на него, то на Маякина, усевшегося против него.
Старик не сразу дал водки крестнику. Сначала он пристально осмотрел его, потом, не торопясь,
налил рюмку и, наконец, молча поднес ее к губам Фомы. Фома высосал водку и попросил...
— А так, братчик… Егорка, «ни с чем пирог», механику подвел под нас с Асклипиодотом, — немного печально заговорил
старик,
наливая рюмки, — вкусимте, братие, по единой…
Светлый деревянный корпус, где мы были, представлял резкий контраст с фабрикой; молодой человек, машинист, одетый в замазанную машинным салом блузу, нагнувшись через перила,
наливал из жестяной лейки жир в медную подушку маховика; около окна стоял плотный, приземистый
старик с «правилом» в руке.
— Братцы?! Кто тут?
Налейте старику чарку!
Десять песен спел Илюшка и получил за них сто рублей. Оркестру Злобин платил за каждую песню тоже по сту рублей, — разошелся
старик. Когда Илюшка кончил, Тарас Ермилыч
налил бокал шампанского и велел снохе поднести его певуну. Авдотья Мироновна вся заалелась, когда Илюшка подошел к ней.
— Ин быть так!
Наливай же свою! — сказал
старик, взяв вино.
—
Наливай, Катерина! — вскричал он. —
Наливай еще, злая дочка,
наливай до упаду! Уложи
старика на покой, да и полно с него! Вот так,
наливай еще,
наливай мне, красавица! Выпьем с тобой! Что ж ты мало пила? Али я не видал…
Наливай же свою чару,
старик!
— Пить да черную думу в вине топить! — сказал
старик изменившимся голосом. —
Наливай, Катерина!
Все усердно ели и пили. Пришел Василий Васильевич, загорелый
старик в больших сапогах и парусиновом пиджаке. Конкордия Сергеевна
налила ему чай в большую, фарфоровую кружку с золотыми инициалами. Василий Васильевич стал пить, не выпуская из рук черешневого мундштука с дымящеюся папиросою. Он молча слушал разговоры, и под его седыми усами пробегала легкая, скрытая усмешка.
— Вот это, видно, доброе венгржино [Венгржино — венгерское вино.]! — сказал Никласзон. — Подай-ка прежде своему Юпитеру; Меркурий знает свой черед. (
Старик, не отговариваясь,
налил себе полрюмки, выпил ее без предисловий и тостов, потом передал бутылку и рюмку гостю.)
— Старое гнездо — печальное гнездо,
старик не умел свить его, — он попал в клетку, в клетке вывел детей, и выпустили его тогда, как уж крылья его плохо носить стали. Нет, орлятам надо свить себе гнездо выше, счастливее, ближе к солнцу; затем они его дети, чтоб пример послужил им; а старый, пока не ослепнет, будет глядеть, а ослепнет, будет слушать…
Налей рому, еще, еще… довольно.