Неточные совпадения
А
с Богом спорить нечего,
Стань! помолись за Демушку!
Но лукавый бригадир только вертел хвостом и говорил, что ему
с богом спорить не приходится.
— Мы не про то говорим, чтоб тебе
с богом спорить, — настаивали глуповцы, — куда тебе, гунявому, на́
бога лезти! а ты вот что скажи: за чьи бесчинства мы, сироты, теперича помирать должны?
Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь,
Так воспитаньем, слава
богу,
У нас немудрено блеснуть.
Онегин был, по мненью многих
(Судей решительных и строгих),
Ученый малый, но педант.
Имел он счастливый талант
Без принужденья в разговоре
Коснуться до всего слегка,
С ученым видом знатока
Хранить молчанье в важном
спореИ возбуждать улыбку дам
Огнем нежданных эпиграмм.
Если приказчик приносил ему две тысячи, спрятав третью в карман, и со слезами ссылался на град, засухи, неурожай, старик Обломов крестился и тоже со слезами приговаривал: «Воля Божья;
с Богом спорить не станешь! Надо благодарить Господа и за то, что есть».
— Ах, не
спорьте, ради
бога! Гордец и гордец!.. Такой же гордец, как Бахаревы и Ляховские… Вы слышали: старик Бахарев ездил занимать денег у Ляховского, и тот ему отказал. Да-с! Отказал… Каково это вам покажется?
Когда Старцев пробовал заговорить даже
с либеральным обывателем, например, о том, что человечество, слава
богу, идет вперед и что со временем оно будет обходиться без паспортов и без смертной казни, то обыватель глядел на него искоса и недоверчиво и спрашивал: «Значит, тогда всякий может резать на улице кого угодно?» А когда Старцев в обществе, за ужином или чаем, говорил о том, что нужно трудиться, что без труда жить нельзя, то всякий принимал это за упрек и начинал сердиться и назойливо
спорить.
Хомяков
спорил до четырех часов утра, начавши в девять; где К. Аксаков
с мурмолкой в руке свирепствовал за Москву, на которую никто не нападал, и никогда не брал в руки бокала шампанского, чтобы не сотворить тайно моление и тост, который все знали; где Редкин выводил логически личного
бога, ad majorem gloriam Hegel; [к вящей славе Гегеля (лат.).] где Грановский являлся
с своей тихой, но твердой речью; где все помнили Бакунина и Станкевича; где Чаадаев, тщательно одетый,
с нежным, как из воску, лицом, сердил оторопевших аристократов и православных славян колкими замечаниями, всегда отлитыми в оригинальную форму и намеренно замороженными; где молодой старик А. И. Тургенев мило сплетничал обо всех знаменитостях Европы, от Шатобриана и Рекамье до Шеллинга и Рахели Варнгаген; где Боткин и Крюков пантеистически наслаждались рассказами М.
С. Щепкина и куда, наконец, иногда падал, как Конгривова ракета, Белинский, выжигая кругом все, что попадало.
— Ха! В
бога… — отозвался на это капитан. — Про
бога я еще ничего не говорю… Я только говорю, что в писании есть много такого… Да вот, не верите — спросите у него (капитан указал на отца,
с легкой усмешкой слушавшего
спор): правду я говорю про этого антипода?
— Иди,
с богом! Не
спорь. Человек он спокойный, в своем деле — мастер и Лексею — хороший отец…
Но, ставя
бога грозно и высоко над людьми, он, как и бабушка, тоже вовлекал его во все свои дела, — и его и бесчисленное множество святых угодников. Бабушка же как будто совсем не знала угодников, кроме Николы, Юрия, Фрола и Лавра, хотя они тоже были очень добрые и близкие людям: ходили по деревням и городам, вмешиваясь в жизнь людей, обладая всеми свойствами их. Дедовы же святые были почти все мученики, они свергали идолов,
спорили с римскими царями, и за это их пытали, жгли, сдирали
с них кожу.
А если, может быть, и хорошо (что тоже возможно), то чем же опять хорошо?» Сам отец семейства, Иван Федорович, был, разумеется, прежде всего удивлен, но потом вдруг сделал признание, что ведь, «ей-богу, и ему что-то в этом же роде всё это время мерещилось, нет-нет и вдруг как будто и померещится!» Он тотчас же умолк под грозным взглядом своей супруги, но умолк он утром, а вечером, наедине
с супругой, и принужденный опять говорить, вдруг и как бы
с особенною бодростью выразил несколько неожиданных мыслей: «Ведь в сущности что ж?..» (Умолчание.) «Конечно, всё это очень странно, если только правда, и что он не
спорит, но…» (Опять умолчание.) «А
с другой стороны, если глядеть на вещи прямо, то князь, ведь, ей-богу, чудеснейший парень, и… и, и — ну, наконец, имя же, родовое наше имя, всё это будет иметь вид, так сказать, поддержки родового имени, находящегося в унижении, в глазах света, то есть, смотря
с этой точки зрения, то есть, потому… конечно, свет; свет есть свет; но всё же и князь не без состояния, хотя бы только даже и некоторого.
Я
с ним попервоначалу было
спорить зачал, что какая же, мол, ваша вера, когда у вас святых нет, но он говорит: есть, и начал по талмуду читать, какие у них бывают святые… очень занятно, а тот талмуд, говорит, написал раввин Иовоз бен Леви, который был такой ученый, что грешные люди на него смотреть не могли; как взглянули, сейчас все умирали, через что
бог позвал его перед самого себя и говорит: «Эй ты, ученый раввин, Иовоз бен Леви! то хорошо, что ты такой ученый, но только то нехорошо, что чрез тебя, все мои жидки могут умирать.
— А на што? Бабу я и так завсегда добуду, это, слава
богу, просто… Женатому надо на месте жить, крестьянствовать, а у меня — земля плохая, да и мало ее, да и ту дядя отобрал. Воротился брательник из солдат, давай
с дядей
спорить, судиться, да — колом его по голове. Кровь пролил. Его за это — в острог на полтора года, а из острога — одна дорога, — опять в острог. А жена его утешная молодуха была… да что говорить! Женился — значит, сиди около своей конуры хозяином, а солдат — не хозяин своей жизни.
— В ночь бы и уехали,
бог с ними, а? Все друг
с другом
спорят, всех судят, а никакого сообщества нет, а мы бы жили тихо, — едем, Дуня, буду любить, ей-богу! Я не мальчишка, один весь тут, всё твоё…
— Такое умозрение и характер! — ответил дворник, дёрнув плечи вверх. — Скушно у вас в городе — не дай
бог как,
спорить тут не
с кем… Скажешь человеку: слыхал ты — царь Диоклетиан приказал, чтобы
с пятницы вороны боле не каркали? А человек хлопнет глазами и спрашивает: ну? чего они ему помешали? Скушно!
Согласитесь, что это
бог знает что за странный вывод, и
с моей стороны весьма простительно было сказать, что я его даже не понимаю и думаю, что и сам-то он себя не понимает и говорит это единственно по поводу рюмки желудочной водки, стакана английского пива да бутылки французского шампанского. Но представьте же себе, что ведь нет-с: он еще пошел со мной
спорить и отстаивать свое обидное сравнение всего нашего общества
с деревенскою попадьею, и на каком же основании-с? Это даже любопытно.
— Ну,
бог с вами! — сказал он, встал и начал ходить по комнате из угла в угол, мягко ступая войлочными туфлями. — Не будем
спорить. Не будем растравлять мы язвы сердца тайной, как сказал кто-то и где-то.
— Ты там
споришь… Зачем же
спорить…
Богу надо покорно служить. Что
с ним
спорить,
с богом-то,
бога надо просто любить.
«
Бог есть сон твоей души», — повторяю я про себя, но
спорить с этим нужды не чувствую — лёгкая мысль.
Вопрос о
боге был постоянною причиной
споров Михайлы
с дядей своим. Как только Михайла скажет «
бог» — дядя Пётр сердится.
— Не вижу я. Ну, иди
с богом! Ты — не
спорь.
Рыженькая (Настя) бежала сломя голову, точно
бог знает что случилось, и махала руками. Прибежали наконец все за пруд, совсем на другой конец сада. Когда дошел сюда и Вельчанинов, то увидел, что Катерина Федосеевна сильно
спорила со всеми девицами и особенно
с Надей и
с Марьей Никитишной.
А кто порукой.
Что наше войско враг не одолеет,
Что врозь оно не разбежится, прежде
Чем мы Москву перед собой увидим?
Не хуже нас ходили воеводы!
Со всех концов бесчисленное войско
Шло под Москву громовой черной тучей.
Да не дал
Бог; все розно разошлись.
Так как же хочешь ты, чтоб
с горстью войска
Я шел к Москве! Мне
с Господом не
спорить!
Он никогда не нападал, и если вступал в
споры с дядей на религиозной почве, то лишь по обязанности «доброго еврея» исповедовать
бога Авраама, Исаака и Иакова во всякое время и при всяких подходящих обстоятельствах.
Из пансиона скоро вышел он,
Наскуча всё твердить азы да буки,
И, наконец, в студенты посвящен,
Вступил надменно в светлый храм науки.
Святое место! помню я, как сон,
Твои кафедры, залы, коридоры,
Твоих сынов заносчивые
споры:
О
боге, о вселенной и о том,
Как пить: ром
с чаем или голый ром;
Их гордый вид пред гордыми властями,
Их сюртуки, висящие клочками.
Говоря о
боге, он всегда как бы требовал возражений наших, но сначала никому из нас не хотелось
спорить с ним по этому вопросу, и, не встречая наших возражений, он всегда почти сам же срывался на противоречия себе.
— Вообще! Как все: против начальства… да и насчёт
бога слабее стал. Когда я жил у брата, у Лядова, — знаешь? — он туда часто приходил. Придёт и сейчас
спорить: всё, говорит, неправильно. А теперь я живу у Кузьмы Астахова — поругался
с братом, — а он, Пётр Васильнч, к Астахову не ходит, тоже поругался. Не знаю, как он теперь…
Поэтому при противопоставлении творения и эманации главный
спор идет не о
Боге, но о мире, не о божественной основе мира, но об его тварной природе: есть ли мир только пассивно рассеивающая и ослабляющая лучи божественного света среда, или же он по-своему собирает, отражает и проявляет их? есть ли особый фокус мира, возможен ли мир наряду
с Абсолютным и как и в каком смысле возможен?
Не особенно экспансивный, ленивый и мешковатый, он довольно равнодушно относился к
спору и, покуривая папироску, мечтал об обеде, а не о том, каковы во флоте законы.
Бог с ними,
с законами!..
Только и толков, только и
споров, что можно ли квашню на хмелевых дрождях поставить,
с кожаной аль
с холщовой лестовкой следует
Богу молиться, нужно ли ради души спасения гуменцо на макушке выстригать.
— А ты кто, что
с Богом споришь? — восторженно вскликнула Варенька.
И сейчас же я в ней почувствовал тот странный, внутренний трепет, который часто в ней замечал. Когда мы, еще гимназистами, начинали
спорить с ней о
боге, Маша быстро говорила,
с испуганно вслушивающимися во что-то глазами: не надо об этом говорить. Об этом нельзя
спорить.
— Да ведь это в девяти верстах от меня, господи ты боже мой! — сказал Жмухин таким тоном, как будто
с ним
спорили. — Но позвольте, на станции вы теперь не найдете лошадей. По-моему, для вас самое лучшее, знаете ли, сейчас поехать ко мне, у меня переночуете, знаете ли, а утром и поедете на моих лошадях,
с богом.
— Не отдамся живой; не расстанусь
с тобою, Семен Иванович! — восклицает он, отправляя на тот свет нескольких переговорщиков о плене. Утомленный, истекая кровью, он
спорит еще
с двумя палашами и наконец, разрубленный ими, отдает жизнь
Богу.
За каждым ударом страдалец призывал имя
Бога, пока обе руки и ноги были раздроблены. Пятнадцать ударов — бытописатели и о числе их
спорят, — пятнадцать ударов нанесены ему так неловко или
с такою адскою потехою, что он и после них остался жив. Капитан сжалился над несчастным и закричал палачу, чтобы он проехал колесом по груди. Паткуль бросил взор благодарности на офицера и жалобно завопил...
— Нет, этому не быть!.. Скажите, что этому не быть… Не убейте меня… Простите, что я так смело говорю… Воля родительская… но я люблю ее так сильно, так глубоко, что готов за нее
с целым миром
поспорить. Я полюбил ее
с первого раза, как увидел; сам Господь указал мне на нее… Мое счастье, жизнь моя — в надежде получить ее руку. Ради
Бога, не отнимайте у меня этой надежды.
Были и таковые даже, что обращались ко мне под защиту, как представителю власти, но я, —
бог с ними, — я их всегда успокаивал и говорил: «Послушайте; ведь
спором ничего не выйдет, а самое лучшее — мой вам совет, — что можно в вашем женском положении исполнить, то и надо исполнить».
Эта дама, — пошли ей
бог здоровья, — первая мне и объяснила тайну, как находить Христа, после чего я и не
спорю с господином капитаном, что иностранные проповедники у нас не одним жидам его покажут, а всем, кому хочется, чтобы он пришел под пальмы и бананы слушать канареек.
Значит, важно и нужно, если столько людей и
с таким беспокойством собираются вкупе и зовут
Бога — и мне ли,
с моим маленьким умишком,
спорить против них и допрашивать!