Неточные совпадения
Не
раз говорила она себе эти последние дни и сейчас только, что Вронский для нее один из
сотен вечно одних и тех же, повсюду встречаемых молодых людей, что она никогда не позволит себе и думать о нем; но теперь, в первое мгновенье встречи с ним, ее охватило чувство радостной гордости.
Самгин был уверен, что настроением Безбедова живут
сотни тысяч людей — более умных, чем этот голубятник, и нарочно, из антипатии к нему, для того, чтоб еще
раз убедиться в его глупости, стал расспрашивать его: что же он думает? Но Безбедов побагровел, лицо его вспухло, белые глаза свирепо выкатились; встряхивая головой, растирая ладонью горло, он спросил...
И что более всего удивляло его, это было то, что всё делалось не нечаянно, не по недоразумению, не один
раз, а что всё это делалось постоянно, в продолжение
сотни лет, с той только разницей, что прежде это были с рваными носами и резанными ушами, потом клейменые, на прутах, а теперь в наручнях и движимые паром, а не на подводах.
— Да так… не выдержал характера: нужно было забастовать, а я все добивал до
сотни тысяч, ну и продул все. Ведь
раз совсем поехал из Ирбита, повез с собой девяносто тысяч с лишком, поехали меня провожать, да с первой же станции и заворотили назад… Нарвался на какого-то артиста. Ну, он меня и раздел до последней нитки. Удивительно счастливо играет бестия…
Он снисходит на «стогны жаркие» южного города, как
раз в котором всего лишь накануне в «великолепном автодафе», в присутствии короля, двора, рыцарей, кардиналов и прелестнейших придворных дам, при многочисленном населении всей Севильи, была сожжена кардиналом великим инквизитором
разом чуть не целая
сотня еретиков ad majorem gloriam Dei. [к вящей славе Господней (лат.).]
В отдаленье темнеют леса, сверкают пруды, желтеют деревни; жаворонки
сотнями поднимаются, поют, падают стремглав, вытянув шейки торчат на глыбочках; грачи на дороге останавливаются, глядят на вас, приникают к земле, дают вам проехать и, подпрыгнув
раза два, тяжко отлетают в сторону; на горе, за оврагом, мужик пашет; пегий жеребенок, с куцым хвостиком и взъерошенной гривкой, бежит на неверных ножках вслед за матерью: слышится его тонкое ржанье.
Тропа, по которой мы шли, привела нас к лудеве длиной в 24 км, с 74 действующими ямами. Большего хищничества, чем здесь, я никогда не видел. Рядом с фанзой стоял на сваях сарай, целиком набитый оленьими жилами, связанными в пачки. Судя по весу одной такой пачки, тут было собрано жил, вероятно, около 700 кг. Китайцы рассказывали, что оленьи сухожилья
раза два в год отправляют во Владивосток, а оттуда в Чифу. На стенках фанзочки сушилось около
сотни шкурок сивучей. Все они принадлежали молодняку.
В это мгновенье долетели до нас отрывочные, однообразные звуки.
Сотни голосов
разом и с мерными расстановками повторяли молитвенный напев: толпа богомольцев тянулась внизу по дороге с крестами и хоругвями…
Один
раз наловили деревенские мальчики множество подорожников лучками с сеткой; это случилось в январе; я насажал их с
сотню в холодную комнату, и они жили благополучно до исхода марта, были очень жирны и вкусны: их всех употребили для стола, и потому не знаю, как стали бы они жить в теплом воздухе.
В сознании его оставалось воспоминание, что по этой аллее он уже прошел, начиная от скамейки до одного старого дерева, высокого и заметного, всего шагов
сотню,
раз тридцать или сорок взад и вперед.
— Нет… Я про одного человека, который не знает, куда ему с деньгами деваться, а пришел старый приятель, попросил денег на дело, так нет. Ведь не дал… А школьниками вместе учились, на одной парте сидели. А дельце-то какое: повернее в десять
раз, чем жилка у Тараса. Одним словом, богачество… Уж я это самое дело вот как знаю, потому как еще за казной набил руку на промыслах.
Сотню тысяч можно зашибить, ежели с умом…
— Тут не один был Кошка, — отвечал он простодушно, — их, может быть, были
сотни, тысячи!.. Что такое наши солдатики выделывали. — уму невообразимо; иду я
раз около траншеи и вижу, взвод идет с этим покойным моим капитаном с вылазки, слышу — кричит он: «Где Петров?.. Убит Петров?» Никто не знает; только вдруг минут через пять, как из-под земли, является Петров. «Где был?» — «Да я, говорит, ваше высокородие, на место вылазки бегал, трубку там обронил и забыл». А, как это вам покажется?
По необъяснимому психологическому процессу результаты такой критики получались как
раз обратные: набоб мог назвать
сотни имен блестящих красавиц, которые затмевали сиянием своей красоты Прозорову, но все эти красавицы теряли в глазах набоба всякую цену, потому что всех их можно было купить, даже такую упрямую красавицу, как Братковская, которая своим упрямством просто поднимала себе цену — и только.
Помню, что в одном из прочитанных мною в это лето
сотни романов был один чрезвычайно страстный герой с густыми бровями, и мне так захотелось быть похожим на него наружностью (морально я чувствовал себя точно таким, как он), что я, рассматривая свои брови перед зеркалом, вздумал простричь их слегка, чтоб они выросли гуще, но
раз, начав стричь, случилось так, что я выстриг в одном месте больше, — надо было подравнивать, и кончилось тем, что я, к ужасу своему, увидел себя в зеркало безбровым и вследствие этого очень некрасивым.
Потому,
раз узнамши доподлинно, что
сотни полторы рублев всегда могу вынуть, как же мне пускаться на то, когда и все полторы тысячи могу вынуть, если только пообождав?
— А видишь ли, забор для меня заменяет горы… Сначала я мог перелезать всего сорок
раз, а сейчас уже достиг до
сотни. Вот, не хочешь ли попробовать?
На третьи сутки после их прихода, в самую полночь, послышался неожиданно страшный треск, сопровождаемый ударами, как будто тысячи исполинских молотов заколотили
разом в берега и ледяную поверхность реки; треск этот, весьма похожий на то, как будто разрушилось вдруг несколько
сотен изб, мгновенно сменился глухим, постепенно возвышающимся гулом, который заходил посреди ночи, подобно освирепелому ветру, ломающему на пути своем столетние дубы, срывающему кровли.
Она с лаем выскочила из своего убежища и как
раз запуталась в сети. Рыжий мужик схватил ее за ногу. Она пробовала вырваться, но была схвачена железными щипцами и опущена в деревянный ящик, который поставили в фуру, запряженную рослой лошадью. Лиска билась, рвалась, выла, лаяла и успокоилась только тогда, когда ее выпустили на обширный двор, окруженный хлевушками с
сотнями клеток, наполненных собаками.
Для нас может показаться странным только одно: где Строгановы, частные люди, могли набрать столько народа не только для войны с сибирской стороной, но и для ее колонизации,
разом на
сотни верст?
Мне каждый
раз становится грустно, когда подумаю, каким ужасным образом сгибли, исчезли с лица земли целые
сотни тысяч этих ветреных, но храбрых и любезных французов.
Этот завиток и сам Персиков, и
сотни его учеников видели очень много
раз, и никто не интересовался им, да и незачем было.
Тот же самый недостаток в произведении искусства во сто
раз больше, грубее и окружен еще
сотнями других недостатков, — и мы не видим всего этого, а если видим, то прощаем и восклицаем: «И на солнце есть пятна!» Собственно говоря, произведения искусства могут быть сравниваемы только друг с другом при определении относительного их достоинства; некоторые из них оказываются выше всех остальных; и в восторге от их красоты (только относительной) мы восклицаем: «Они прекраснее самой природы и жизни!
Он кончил, а я стоял и все слушал. Я удивлялся только тому: как это мне самому сто
раз не пришли в голову мысли столь простые и естественные. Каждый день я вижу
сотни телег, а никогда-таки не приходило на мысль, что тут-то именно и сидит вся суть цивилизующего русского дела. По-видимому, и Пьер убедился, что я понял его намерения, потому что прервал свои объяснения и ласково сказал мне...
Много лиц и слов врезалось в память мою, великие слёзы пролиты были предо мной, и не
раз бывал я оглушён страшным смехом отчаяния; все яды отведаны мною, пил я воды
сотен рек. И не однажды сам проливал горькие слёзы бессилия.
В белой попоне он важно шагает по самой середине улицы, покачивает головой и то свивает, то развивает хобот. Вокруг него, несмотря на поздний час, большая толпа. Но слон не обращает на нее внимания: он каждый день видит
сотни людей в зверинце. Только один
раз он немного рассердился.
Посмотришь зимней ночью на небо и увидишь звезды, звезды, звезда за звездой, и конца им нет. И когда подумаешь, что каждая из этих звезд во много-много
раз больше той земли, на которой мы живем, и что за теми звездами, какие мы видим, еще
сотни, тысячи, миллионы таких же и еще больших звезд, и что ни звездам, ни небу конца нет, то поймешь, что есть то, чего мы понять не можем.
Вдруг, ровно по чьему приказу, бурлаки
разом шпили побросали и в
сотню голосов с бранью, с руганью стали задорно кричать...
Как
раз на берегу той речки, знаете ли, где стояла наша
сотня, был похоронен один князек, которого мы же убили незадолго.
И во второй
раз из этих
сотни блестяще одетых людей, столпившихся слушать его, ни один не бросил ему копейки.
Он еще
раз свистнул, и другая
сотня выступила из бору.
Ясно было лишь для Вадима Григорьевича одно, что «старый дьявол», «алхимик», выдав эту
сотню рублей, заработает в десять, двадцать, а может и тридцать
раз более, но как?
Только
раз прогневался было хозяин: невзлюбил боярского вороного жеребца, недавно купленного: часто по ночам ерошил его, ездил по нем, словно
сотня кошек, вытыкал войлок из его гривы, дул ему нестерпимо в ноздри и в уши.
Скука смертная! Тоска невообразимая! Вчера день провел следующим образом. Поутру, встав от сна, пил чай и думал о том, что было тогда, когда ничего не было. Потом играл сам с собою в шашки и три
раза запер себя в трех местах; после игры считал мух, летающих по комнате, но на второй
сотне сбился в счете.
— Бой идёт уже третий день… — отвечал хорунжий. — Японцы четыре
раза меняли позиции своих батарей, но мы счастливо и метко подбивали их, и наконец некоторые батареи замолчали… Японцы стали отступать… Мы подбили у них около десяти орудий, и полковник Трухин с двумя
сотнями казаков отправился взять подбитые орудия, но
сотни были встречены цепью стрелков, открывших сильный огонь, и принуждены были отступать.
Не стану перечислять той
сотни обглоданных костей, которые ежедневно выбрасываются московской жизнью в добычу голодной газетной братии, еще
раз ею обгладываются, закапываются в землю на черный день, выкапываются и снова обгладываются — при визге и драке всей стаи.
Ведь мало того, что убивают тысячами,
сотнями тысяч, а еще и убивают как-то особенно, с каким-то дьявольским вывертом, грохотом, ревом, огнем; пока придет смерть, еще тысячу
раз напугают человека до сумасшествия, всю его душу измочалят своими фокусами и неожиданностями!