Неточные совпадения
И как версту отмеряли,
Увидели поляночку —
Стоят на той поляночке
Две старые
сосны…
— Скажи! —
«Идите по лесу,
Против столба тридцатого
Прямехонько версту:
Придете на поляночку,
Стоят на той поляночке
Две старые
сосны,
Под этими под
соснамиЗакопана коробочка.
Добудьте вы ее, —
Коробка та волшебная:
В ней скатерть самобраная,
Когда ни пожелаете,
Накормит, напоит!
Тихонько только молвите:
«Эй! скатерть самобраная!
Попотчуй мужиков!»
По вашему хотению,
По моему велению,
Все явится тотчас.
Теперь — пустите птенчика...
Прислуга Алины сказала Климу, что барышня нездорова, а Лидия ушла гулять; Самгин спустился к реке, взглянул вверх по течению, вниз — Лидию не видно. Макаров играл что-то очень бурное. Клим пошел домой и снова наткнулся на мужика, тот
стоял на тропе и, держась за лапу
сосны, ковырял песок деревянной ногой, пытаясь вычертить круг. Задумчиво взглянув в лицо Клима, он уступил ему дорогу и сказал тихонько, почти в ухо...
— Впрочем — ничего я не думал, а просто обрадовался человеку. Лес, знаешь.
Стоят обугленные
сосны, буйно цветет иван-чай. Птички ликуют, черт их побери. Самцы самочек опевают. Мы с ним, Туробоевым, тоже самцы, а петь нам — некому. Жил я у помещика-земца, антисемит, но, впрочем, — либерал и надоел он мне пуще овода. Жене его под сорок, Мопассанов читает и мучается какими-то спазмами в животе.
В светлом, о двух окнах, кабинете было по-домашнему уютно,
стоял запах хорошего табака; на подоконниках — горшки неестественно окрашенных бегоний, между окнами висел в золоченой раме желто-зеленый пейзаж, из тех, которые прозваны «яичницей с луком»:
сосны на песчаном обрыве над мутно-зеленой рекою. Ротмистр Попов сидел в углу за столом, поставленным наискось от окна, курил папиросу, вставленную в пенковый мундштук, на мундштуке — палец лайковой перчатки.
Английский лоцман
соснет немного ночью, а остальное время
стоит у руля, следит зорко за каждою струей, он и в туман бросает лот и по грунту распознает место. Всего хуже встречные суда, а их тут множество.
Вот недавно о
сосне, например:
стояла у нас в саду в ее первом детстве
сосна, может и теперь
стоит, так что нечего говорить в прошедшем времени.
Из его слов удалось узнать, что по торной тропе можно выйти на реку Тадушу, которая впадает в море значительно севернее залива Ольги, а та тропа, на которой мы
стояли, идет сперва по речке Чау-сун [Чао-су — черная
сосна.], а затем переваливает через высокий горный хребет и выходит на реку Синанцу, впадающую в Фудзин в верхнем его течении.
Стоит на посту властитель Хитровки,
сосет трубку и видит — вдоль стены пробирается какая-то фигура, скрывая лицо.
Звон серпов смолк, но мальчик знает, что жнецы там, на горе, что они остались, но они не слышны, потому что они высоко, так же высоко, как
сосны, шум которых он слышал,
стоя под утесом. А внизу, над рекой, раздается частый ровный топот конских копыт… Их много, от них
стоит неясный гул там, в темноте, под горой. Это «идут козаки».
На дворе
стояла оттепель; солнце играло в каплях тающего на иглистых листьях
сосны снега; невдалеке на земле было большое черное пятно, вылежанное ночевавшим здесь стадом зубров, и с этой проталины несся сильный запах парного молока.
Дивуется честной купец такому чуду чудному и такому диву дивному, и ходит он по палатам изукрашенным да любуется, а сам думает: «Хорошо бы теперь
соснуть да всхрапнуть», — и видит,
стоит перед ним кровать резная, из чистого золота, на ножках хрустальныих, с пологом серебряным, с бахромою и кистями жемчужными; пуховик на ней как гора лежит, пуху мягкого, лебяжьего.
Село Учня
стояло в страшной глуши. Ехать к нему надобно было тридцативерстным песчаным волоком, который начался верст через пять по выезде из города, и сразу же пошли по сторонам вековые
сосны, ели, березы, пихты, — и хоть всего еще был май месяц, но уже целые уймы комаров огромной величины садились на лошадей и ездоков. Вихров сначала не обращал на них большого внимания, но они так стали больно кусаться, что сейчас же после укуса их на лице и на руках выскакивали прыщи.
— Эх, ба-тень-ка! — с презрением, сухо и недружелюбно сказал Слива несколько минут спустя, когда офицеры расходились по домам. — Дернуло вас разговаривать.
Стояли бы и молчали, если уж Бог убил. Теперь вот мне из-за вас в приказе выговор. И на кой мне черт вас в роту прислали? Нужны вы мне, как собаке пятая нога. Вам бы сиську
сосать, а не…
Жаркое летнее солнце еще высоко
стояло на горизонте, но высокие
сосны и ели, среди которых прорезаны аллеи для гуляющих, достаточно защищали от лучей его.
Через несколько часов лес начал редеть. Меж деревьями забелела каменная ограда, и на расчищенной поляне показался монастырь. Он не
стоял, подобно иным обителям, на возвышенном месте. Из узких решетчатых окон не видно было обширных монастырских угодий, и взор везде упирался лишь в голые стволы и мрачную зелень
сосен, опоясывавших тесным кругом ограду. Окрестность была глуха и печальна; монастырь, казалось, принадлежал к числу бедных.
Там
стоит сосна, на той
сосне сидит Адраган».
На склоне темных берегов
Какой-то речки безымянной,
В прохладном сумраке лесов,
Стоял поникшей хаты кров,
Густыми
соснами венчанный.
Там, далеко за холмами,
стоит синяя стена Чёрной Рамени, упираясь вершинами мачтовых
сосен в мякоть серых туч.
(Двоеточие
стоит, слушая Замыслова. Суслов, взглянув на оратора, проходит под
сосны, где молча сидят Шалимов и Влас. Из глубины сцены с правой стороны идут Марья.)
(Сходят с террасы и
стоят у
сосны, быстро подходит Суслов.)
Калерия, подавленная, одиноко
стоит под
сосной.
Гром выстрела и страшный рев… Я
стоял, облокотясь о
сосну, ни жив ни мертв и сразу ничего не видел сквозь дым.
Маляр облокотился на стол, а голову вскинул вверх и стал смотреть на гору, где на самом обрыве
стоят, качая ветвями, огромные
сосны.
Высокие столетние
сосны с красными могучими стволами
стояли хмурою ратью, плотно сомкнувшись вверху зелеными вершинами.
Залаяла собака. Между поредевшими стволами мелькают мазаные стены. Синяя струйка дыма вьется под нависшею зеленью; покосившаяся изба с лохматою крышей приютилась под стеной красных стволов; она как будто врастает в землю, между тем как стройные и гордые
сосны высоко покачивают над ней своими головами. Посредине поляны, плотно примкнувшись друг к другу,
стоит кучка молодых дубов.
Проснулся он среди ночи от какого-то жуткого и странного звука, похожего на волчий вой. Ночь была светлая, телега
стояла у опушки леса, около неё лошадь, фыркая, щипала траву, покрытую росой. Большая
сосна выдвинулась далеко в поле и
стояла одинокая, точно её выгнали из леса. Зоркие глаза мальчика беспокойно искали дядю, в тишине ночи отчётливо звучали глухие и редкие удары копыт лошади по земле, тяжёлыми вздохами разносилось её фырканье, и уныло плавал непонятный дрожащий звук, пугая Илью.
Окончив привычное дело,
На дровни поклала дрова,
За вожжи взялась и хотела
Пуститься в дорогу вдова.
Да вновь пораздумалась
стоя,
Топор машинально взяла
И, тихо, прерывисто воя,
К высокой
сосне подошла.
Ком снегу она уронила
На Дарью, прыгнув по
сосне.
А Дарья
стояла и стыла
В своем заколдованном сне…
Стоит под
сосной чуть живая,
Без думы, без стона, без слез.
В лесу тишина гробовая —
День светел, крепчает мороз.
Нервно подергивая плечами, приемщик надтреснутым голосом рассказывал о том, как голодали крестьяне, но Фома плохо слушал его, глядя то на работу внизу, то на другой берег реки — высокий, желтый, песчаный обрыв, по краю которого
стояли сосны.
Почти до рассвета он сидел у окна; ему казалось, что его тело морщится и стягивается внутрь, точно резиновый мяч, из которого выходит воздух. Внутри неотвязно
сосала сердце тоска, извне давила тьма, полная каких-то подстерегающих лиц, и среди них, точно красный шар,
стояло зловещее лицо Саши. Климков сжимался, гнулся. Наконец осторожно встал, подошёл к постели и бесшумно спрятался под одеяло.
Было густо, и сад казался непроходимым, но это только вблизи дома, где еще
стояли тополи,
сосны и старые липы-сверстницы, уцелевшие от прежних аллей, а дальше за ними сад расчищали для сенокоса, и тут уже не пáрило, паутина не лезла в рот и в глаза, подувал ветерок; чем дальше вглубь, тем просторнее, и уже росли на просторе вишни, сливы, раскидистые яблони, обезображенные подпорками и гангреной, и груши такие высокие, что даже не верилось, что это груши.
А в груди между тем
сосало, и бог знает каких усилий мне
стоило, чтоб не крикнуть: водки и закусить!
В народе ходили таинственные слухи о страшном преступлении, будто бы совершенном у их корня; поговаривали также, что ни одна из них не упадет, не причинив кому-нибудь смерти; что тут прежде
стояла третья
сосна, которая в бурю повалилась и задавила девочку.
Мы скоро нашли Лыска. Он
стоял перед громадной
сосной и отчаянно заливался. Белку я скоро разыскал. Она сидела на сучке в средине
сосны и смотрела на нас совершенно спокойно.
Вокруг всего пруда шел старинный сад: липы тянулись по нем аллеями,
стояли сплошными купами; заматерелые
сосны с бледно-желтыми стволами, темные дубы, великолепные ясени высоко поднимали там и сям свои одинокие верхушки; густая зелень разросшихся сиреней и акаций подступала вплоть до самых боков обоих домиков, оставляя открытыми одни их передние стороны, от которых бежали вниз по скатам извилистые, убитые кирпичом дорожки.
Угрюмые
сосны с мохнатыми корнями, которые в прошлом году видели его здесь таким молодым, радостным и бодрым, теперь не шептались, а
стояли неподвижные и немые, точно не узнавали его.
К вершинам их прицеплена
Нагими красными корнями,
Кой-где кудрявая
соснаСтоит печальна и одна,
И часто мрачными мечтами
Тревожит сердце: так порой
Властитель, полубог земной,
На пышном троне, окруженный
Льстецов толпою униженной,
Грустит о том, что одному
На свете равных нет ему!
На противоположном берегу
стояли у самой воды высокие, молчаливые
сосны, наполняя воздух густым, смолистым запахом.
— Посмотрите,
сосны точно прислушиваются к чему-то. Там среди них тихо-тихо. Мне иногда кажется, что лучше всего жить вот так — в тишине. Но хорошо и в грозу… ах, как хорошо! Небо чёрное, молнии злые, ветер воет… в это время выйти в поле,
стоять там и петь — громко петь, или бежать под дождём, против ветра. И зимой. Вы знаете, однажды во вьюгу я заблудилась и чуть не замёрзла.
В сосновом лесу было торжественно, как в храме; могучие, стройные стволы
стояли, точно колонны, поддерживая тяжёлый свод тёмной зелени. Тёплый, густой запах смолы наполнял воздух, под ногами тихо хрустела хвоя. Впереди, позади, с боков — всюду
стояли красноватые
сосны, и лишь кое-где у корней их сквозь пласт хвои пробивалась какая-то бледная зелень. В тишине и молчании двое людей медленно бродили среди этой безмолвной жизни, свёртывая то вправо, то влево пред деревьями, заграждавшими путь.
Назаров вздрогнул, поднял голову и натянул повод — лошадь покорно остановилась, а он перекрестился, оглядываясь сонными глазами. Но в лесу снова было тихо, как в церкви; протянув друг другу ветви, молча и тесно, словно мужики за обедней,
стояли сосны, и думалось, что где-то в сумраке некто невидимый спрятался, как поп в алтаре, и безмолвно творит предрассветные таинства.
Сменясь с дежурства, усталый, Орлов вышел на двор барака и прилёг у стены его под окном аптеки. В голове у него шумело, под ложечкой
сосало, ноги болели ноющей болью. Ни о чём не думалось и ничего не хотелось, он вытянулся на дёрне, посмотрел в небо, где
стояли пышные облака, богато украшенные красками заката, и уснул, как убитый.
Действительно, шагах в десяти от горящей
сосны ясно обрисовывался силуэт, в котором можно было с первого взгляда узнать фигуру Овцебыка. Он
стоял, заложа руки за спину, и, подняв голову, смотрел на горевшие сучья.
Постояли еще у окна. Овцебык не трогался. Назвали его несколько раз «блажным» и легли на свои места. Чудачества Василья Петровича давно перестали и меня удивлять; но в этот раз мне было нестерпимо жаль моего страдающего приятеля…
Стоя рыцарем печального образа перед горящею
сосною, он мне казался шутом.
Кое-где по горе криво
стоят тихие берёзки и осины, а наверху, на краю оврага, растёт могучая
сосна, выдвинула над нами широкие, чёрные лапы и покрыла нас, как шатром.
Уже рассвело и взошло солнце, засверкал кругом снег, а он все
стоял поодаль и лаял. Волчата
сосали свою мать, пихая ее лавами в тощий живот, а она в это время грызла лошадиную кость, белую и сухую; ее мучил голод, голова разболелась от собачьего лая, и хотелось ей броситься на непрошенного гостя и разорвать его.
Была глубокая осень, когда Attalea выпрямила свою вершину в пробитое отверстие. Моросил мелкий дождик пополам со снегом; ветер низко гнал серые клочковатые тучи. Ей казалось, что они охватывают ее. Деревья уже оголились и представлялись какими-то безобразными мертвецами. Только на
соснах да на елях
стояли темно-зеленые хвои. Угрюмо смотрели деревья на пальму. «Замерзнешь! — как будто говорили они ей. — Ты не знаешь, что такое мороз. Ты не умеешь терпеть. Зачем ты вышла из своей теплицы?»
Ночью, как все заснули, тетушка Дросида опять тихонечко встала, без огня подошла к окошечку и, вижу, опять
стоя пососала из плакончика и опять его спрятала, а меня тихо спрашивает...