Неточные совпадения
Что за заливцы, уголки, приюты прохлады и лени, образуют узор берегов в проливе! Вон там идет глубоко в холм ущелье, темное, как коридор, лесистое и такое узкое, что, кажется, ежеминутно грозит раздавить далеко запрятавшуюся туда деревеньку. Тут маленькая, обстановленная
деревьями бухта,
сонное затишье, где всегда темно и прохладно, где самый сильный ветер чуть-чуть рябит волны; там беспечно отдыхает вытащенная на берег лодка, уткнувшись одним концом в воду, другим в песок.
Наконец появились предрассветные сумерки. Туман сделался серовато-синим и хмурым.
Деревья, кусты и трава на земле покрылись каплями росы. Угрюмый лес дремал. Река казалась неподвижной и
сонной. Тогда я залез в свой комарник и крепко заснул.
После ужина казаки рано легли спать. За день я так переволновался, что не мог уснуть. Я поднялся, сел к огню и стал думать о пережитом. Ночь была ясная, тихая. Красные блики от огня, черные тени от
деревьев и голубоватый свет луны перемешивались между собой. По опушкам
сонного леса бродили дикие звери. Иные совсем близко подходили к биваку. Особенным любопытством отличались козули. Наконец я почувствовал дремоту, лег рядом с казаками и уснул крепким сном.
Даже ярмарочные купцы, проезжая на возах своего гнилого товара, не складают тогда в головах барышей и прибытков и не клюют носом, предаваясь соблазнительным мечтам о ловком банкротстве, а едут молча смотря то на поле, волнующееся под легким набегом теплого ветерка, то на задумчиво стоящие
деревья, то на тонкий парок, поднимающийся с
сонного озерца или речки.
Лишь только заснул, явилось мне,
сонному, видение: сияние разлилось меж
деревьев, и звон пошел по лесу.
Слушая, он смотрел через крышу пристани на спокойную гладь тихой реки; у того её берега, чётко отражаясь в
сонной воде, стояли хороводы елей и берёз, далее они сходились в плотный синий лес, и, глядя на их отражения в реке, казалось, что все
деревья выходят со дна её и незаметно, медленно подвигаются на край земли.
Мягкий весенний сумрак окутывал голые
деревья; где-то шарахнулся
сонный грач; неприятно-резкий свист парохода разрезал засыпавший воздух, точно удар бича.
Деревья стояли безлистые,
сонные.
Лунный свет, пробиваясь сквозь листья и цветы яблони, самыми причудливыми, светлыми пятнышками разбегался по лицу и всей фигуре лежавшей навзничь Катерины Львовны; в воздухе стояло тихо; только легонький теплый ветерочек чуть пошевеливал
сонные листья и разносил тонкий аромат цветущих трав и
деревьев. Дышалось чем-то томящим, располагающим к лени, к неге и к темным желаниям.
«Тик-ток, тик-ток… — лениво стучал сторож. — Тик-ток…» В большое старое окно виден сад, дальние кусты густо цветущей сирени,
сонной и вялой от холода; и туман, белый, густой, тихо подплывает к сирени, хочет закрыть ее. На дальних
деревьях кричат
сонные грачи.
Вдруг вершины
деревьев, и всё кругом, и само небо точно дрогнуло и улыбнулось свежей, румяной улыбкой — это первый солнечный луч глянул на землю. И, как бы приветствуя его, раздался ласковый шум пробужденья
сонного сада, дунул ветерок, свежий, бодрящий, полный разнообразных запахов.
Эти разговоры взвинтили воображение, и мы невольно вздрагивали от каждого шороха в лесу. Меня всегда занимал вопрос об этих таинственных ночных звуках в лесу, которые на непривычного человека нагоняют панику. Откуда они, и почему они не походят ни на один дневной звук? Скрипит ли старое
дерево, треснет ли сухой сучок под осторожной лапой крадущегося зверя, шарахнется ли
сонная птица, — ничего не разберешь, а всего охватывает жуткое чувство страха, и мурашки бегут по спине.
Шел тропой Батыевой три дня, по ночам лазил спать на
деревья, чтоб
сонного зверь не заел…
С улицы проникал слабый свет фонаря. Экипажи еще стояли, и
сонные кучера с презрением смотрели с высоты своих козел на низкие покосившиеся домишки и лениво зевали, двигая бородами. Непривязанная ставня продолжала хлопать, и в минуты, когда переставало скрипеть
дерево, неслись жалобные звуки и роптали, и плакали, и молили о жизни.
Холод утра и угрюмость почтальона сообщились мало-помалу и озябшему студенту. Он апатично глядел на природу, ждал солнечного тепла и думал только о том, как, должно быть, жутко и противно бедным
деревьям и траве переживать холодные ночи. Солнце взошло мутное, заспанное и холодное. Верхушки
деревьев не золотились от восходящего солнца, как пишут обыкновенно, лучи не ползли по земле, и в полете
сонных птиц не заметно было радости. Каков был холод ночью, таким он остался и при солнце…
Месяц привстал только с земли и светил лениво, то глядя
сонным лицом в глаза путнику, то перебирая листьями
дерев, как блестящею гранью алмазов, то склоняясь за
дерево, опозоренное грозой.