Неточные совпадения
Что он испытывал к этому маленькому существу, было совсем не то, что он ожидал. Ничего веселого и радостного не было в этом чувстве; напротив, это был новый мучительный страх. Это было
сознание новой области уязвимости. И это
сознание было так мучительно первое время, страх за то, чтобы не пострадало это беспомощное существо, был так силен, что из-за него и не заметно было странное чувство бессмысленной радости и даже гордости, которое он испытал, когда
ребенок чихнул.
И вдруг ему вспомнилось, как они
детьми вместе ложились спать и ждали только того, чтобы Федор Богданыч вышел зa дверь, чтобы кидать друг в друга подушками и хохотать, хохотать неудержимо, так что даже страх пред Федором Богданычем не мог остановить это через край бившее и пенящееся
сознание счастья жизни.
К тому же
сознание, что у меня, во мне, как бы я ни казался смешон и унижен, лежит то сокровище силы, которое заставит их всех когда-нибудь изменить обо мне мнение, это
сознание — уже с самых почти детских униженных лет моих — составляло тогда единственный источник жизни моей, мой свет и мое достоинство, мое оружие и мое утешение, иначе я бы, может быть, убил себя еще
ребенком.
Революция пала, как Агриппина, под ударами своих
детей и, что всего хуже, без их
сознания; героизма, юношеского самоотвержения было больше, чем разумения, и чистые, благородные жертвы пали, не зная за что.
В этот темный хаос вносят свет лишь ценности и нормы, но они сами рационалистические
дети сознания.
Рационализм и иррационализм, эти
дети одной разорванности и разобщенности, побеждаются не слабосильным прагматизмом, а церковной гносеологией, церковным
сознанием.
Согласно современному
сознанию человек не имеет глубоких корней в бытии; он не божественного происхождения, он —
дитя праха; но именно потому должен сделаться богом, его ждет земное могущество, царство в мире.
Гонят крестьян из Сахалина
сознание необеспеченности, скука, постоянный страх за
детей…
Конечно, она страдала в этом случае, как мать, отражением сыновнего недуга и мрачным предчувствием тяжелого будущего, которое ожидало ее
ребенка; но, кроме этих чувств, в глубине сердца молодой женщины щемило также
сознание, что причина несчастия лежала в виде грозной возможности в тех, кто дал ему жизнь…
В той самой комнате, где некогда родился Петр, стояла тишина, среди которой раздавался только всхлипывающий плач
ребенка. Со времени его рождения прошло уже несколько дней, и Эвелина быстро поправлялась. Но зато Петр все эти дни казался подавленным
сознанием какого-то близкого несчастья.
О, благо тем, которые щадят, избавляют от унизительного
сознания в трусости робкое сердце
дитяти!
Отцы и матери смотрели на
детей со смутным чувством, где недоверие к молодости, привычное
сознание своего превосходства над
детьми странно сливалось с другим чувством, близким уважению к ним, и печальная, безотвязная дума, как теперь жить, притуплялась о любопытство, возбужденное юностью, которая смело и бесстрашно говорит о возможности другой, хорошей жизни.
Горя, ошеломляющего внезапным, тупым ударом, неожиданно и невидимо падающего на голову, не было, — было печальное
сознание необходимости расстаться с
детьми, но и оно тонуло, растворялось в впечатлениях, вызванных этим днем.
Воровство обращается в страсть даже у восьмилетних
детей, иногда даже без всякого
сознания о преступности действия.
Все это заставило меня глубоко задуматься. Валек указал мне моего отца с такой стороны, с какой мне никогда не приходило в голову взглянуть на него: слова Валека задели в моем сердце струну сыновней гордости; мне было приятно слушать похвалы моему отцу, да еще от имени Тыбурция, который «все знает»; но вместе с тем дрогнула в моем сердце и нота щемящей любви, смешанной с горьким
сознанием: никогда этот человек не любил и не полюбит меня так, как Тыбурций любит своих
детей.
Девушка эта встретилась в Петербурге с студентом Тюриным, сыном земского начальника Симбирской губернии, и полюбила его, но полюбила она не обыкновенной женской любовью с желанием стать его женой и матерью его
детей, а товарищеской любовью, питавшейся преимущественно одинаковым возмущением и ненавистью не только к существующему строю, но и к людям, бывшим его представителями, и [
сознанием] своего умственного, образовательного и нравственного превосходства над ними.
–…поднять их нравственность, пробудить в их душах
сознание долга… Вы меня понимаете? И вот к нам ежедневно приводят
детей сотнями, тысячами, но между ними — ни одного порочного! Если спросишь родителей, не порочное ли
дитя, — так можете представить — они даже оскорбляются! И вот приют открыт, освящен, все готово — и ни одного воспитанника, ни одной воспитанницы! Хоть премию предлагай за каждого доставленного порочного
ребенка.
Это был злодей, каких мало, резавший хладнокровно стариков и
детей, — человек с страшной силой воли и с гордым
сознанием своей силы.
Начинается эта гипнотизация с первого возраста в нарочно для того устроенных и обязательных школах, в которых внушают
детям воззрения на мир, свойственные их предкам и прямо противоречащие современному
сознанию человечества.
«Но, — скажут на это, — всегда во всех обществах большинство людей: все
дети, все поглощаемые трудом детоношения, рождения и кормления женщины, все огромные массы рабочего народа, поставленные в необходимость напряженной и неустанной физической работы, все от природы слабые духом, все люди ненормальные, с ослабленной духовной деятельностью вследствие отравления никотином, алкоголем и опиумом или других причин, — все эти люди всегда находятся в том положении, что, не имея возможности мыслить самостоятельно, подчиняются или тем людям, которые стоят на более высокой степени разумного
сознания, или преданиям семейным или государственным, тому, что называется общественным мнением, и в этом подчинении нет ничего неестественного и противоречивого».
Но, кроме
сознания, что мир время от времени пускает бродить
детей, даже не позаботившись одернуть им рубашку, подол которой они суют в рот, красуясь торжественно и пугливо, — не было у меня к этой девушке ничего пристального или знойного, что могло бы быть выражено вопреки воле и памяти.
Зотушка наклонился к руке Фени, и на эту горячую руку посыпались из его глаз крупные слезы… Вот почему он так любил эту барышню Феню и она тоже любила его!.. Вот почему он сердцем слышал сгущавшуюся над ее головой грозу, когда говорил, что ей вместе с бабушкой Татьяной будут большие слезы… А Феню точно облегчило невольно сделанное признание. Она дольше обыкновенного осталась в
сознании и ласкала своего дядю, как ушибившегося
ребенка.
Но из этого, однако, не следовало, чтобы дядя Яков Львович, при таком взгляде на образование и при живом
сознании его необходимости и значения для худающего рода, принял надлежащие меры к тому, чтобы дать наилучшее образование собственным своим
детям.
Дети маленького возраста обыкновенно не соглашаются целовать розги, а только с летами и с образованием входят в
сознание необходимости лобызать прутья, припасенные на их тело.
Природа не поступает так с своими бессознательными
детьми — как мы заметили; тем более в мире
сознания не может быть степени, которая не имела бы собственного удовлетворения.
В спальне, в чистилке, стояла скамейка, покрытая простыней. Войдя, он видел и не видел дядьку Балдея, державшего руки за спиной. Двое других дядек Четуха и Куняев — спустили с него панталоны, сели Буланину на ноги и на голову. Он услышал затхлый запах солдатских штанов. Было ужасное чувство, самое ужасное в этом истязании
ребенка, — это
сознание неотвратимости, непреклонности чужой воли. Оно было в тысячу раз страшнее, чем физическая боль…
В одну морозную ночь
дитя ощутило, что отец ее застыл более, чем она сама, и ей сделалось так страшно, что она от него отодвинулась и даже от ужаса потеряла
сознание.
Нельзя было того же сказать о матери. Некрасивое, испитое и изможденное лицо носило следы крайнего утомления; глаза были окружены синевою; она кормила и вместе с тем вынуждена была продаваться за деньги, чтобы покупать молоко и окружить
ребенка возможными в этом положении удобствами. Теперь она стояла на крыльце, слегка покачиваясь на нетвердых ногах. Она, казалось, все еще спала, и если двигалась, то лишь под впечатлением детского крика, который управлял ею, помимо ее
сознания.
При этом видно было гордое
сознание, что он с своей стороны себя в этом не винит — да и в самом деле, без вопиющей несправедливости мудрено было винить Льва Степановича, взяв во внимание хоть одно разительное сходство с ним поваровых
детей.
В последние годы Анна Алексеевна стала чаще уезжать то к матери, то к сестре; у нее уже бывало дурное настроение, являлось
сознание неудовлетворенной, испорченной жизни, когда не хотелось видеть ни мужа, ни
детей. Она уже лечилась от расстройства нервов.
«Внешние впечатления, говорит Бок (стр. 506), не производят в младенце ощущений или боли, потому что орган ощущения и
сознания, то есть мозг, ещё неспособен к деятельности. Крик
дитяти происходит без всякого
сознания, вследствие того, что раздражённые чувствительные нервы действуют на нервы органа голоса. Только впоследствии, с развитием мозга, появляется
сознание и ощущения».
Что же касается до
сознания, то его ещё нет и не может быть в новорождённом
дитяти.
У
детей часто можно замечать, какое удовольствие доставляет им ясное
сознание какого-нибудь нового предмета, новой мысли.
Сознание того, что если я сам не мог или сама не могла вполне отдаться служению богу, то я сделаю всё возможное для того, чтобы
дети мои сделали это, —
сознание это дает и браку и воспитанию духовный смысл.
Хотя я родилась уже уродцем, но при первых же проблесках в
сознании не могла не горевать, видя свое отражение в зеркале наряду с другими
детьми, красивыми, стройными и здоровыми.
Ночь и день, угрюмый калека с перешибленными ногами и радостно улыбающийся
ребенок меньше отличаются друг от друга, чем эти два «религиозных
сознания».
Эту правду, таящуюся в детской душе, Толстой чует не только в
детях, уже способных сознавать счастье жизни. Вот грудной
ребенок Наташи или Кити. Младенец без искры «
сознания», — всякий скажет: кусок мяса. И с поразительною убежденностью Толстой утверждает, что этот кусок мяса «все знает и понимает, и знает, и понимает еще много такого, чего никто не знает». С тою же убежденностью он отмечает это знание в звере и даже в старом тополе.
Ребенком не только в отношении своем к «добру», а и во всех характернейших особенностях
ребенка — в радостной свежести чувства, в пенящемся
сознании жизни, в чистоте отношения к жизни, в ощущении таинственной ее значительности даже… даже в самом слоге.
В современном человеке, которого наблюдает и изучает психология, есть не только современное
сознание и современный строй души, в нем есть также древний архаический человек, есть
дитя с инфантильными инстинктами, есть неврастеник и сумасшедший.
Еленина прочла нам подобающую проповедь, причем все наши маленькие шалости выставила чуть ли не преступлениями, которые мы должны были замаливать перед Господом. Начальница на наше «Простите, Maman» просто и кротко ответила: «Бог вас простит,
дети». Инспектор добродушно закивал головою, не давая нам вымолвить слова. Зато Пугач на наше тихое, еле слышное от
сознания полной нашей виновности перед нею «простите» возвела глаза к небу со словами...
И пока боль служит обереганием личности, как это происходит в
ребенке, боль эта не может быть тою ужасающею мукой, какою мы знаем боль в те времена, когда мы находимся в полной силе разумного
сознания и противимся боли, признавая ее тем, чего не должно быть.
Не вследствие любви к отцу, к сыну, к жене, к друзьям, к добрым и милым людям, как это обыкновенно думают, люди отрекаются от личности, а только вследствие
сознания тщеты существования личности,
сознания невозможности ее блага, и потому вследствие отречения от жизни личности познает человек истинную любовь и может истинно любить отца, сына, жену,
детей и друзей.
Страшно и жутко отречься от видимого представления о жизни и отдаться невидимому
сознанию ее, как страшно и жутко было бы
ребенку рожаться, если бы он мог чувствовать свое рождение, — но делать нечего, когда очевидно, что видимое представление влечет к смерти, а невидимое
сознание одно дает жизнь.
Мое
сознание трехлетним
ребенком и теперешнее
сознание так же различны, как и вещество моего тела теперь и 30 лет тому назад.
Человек был красным куском мяса, и
сознание его всё состояло в требованиях желудка; теперь он бородатый, разумный мужчина, или женщина, любящая взрослых
детей.
Боль в животном и в
ребенке есть очень определенная и небольшая величина, никогда не доходящая до той мучительности, до которой она доходит в существе, одаренном разумным
сознанием.
Это обстоятельство несколько скрасило жизнь Степана Сидоровича, в
ребенке он находил утешение в минуты
сознания своих разрушившихся надежд и планов.
Граф Алексей Андреевич хорошо понимал причину этих выходок своей любимицы. Он, умудренный житейским опытом, ясно видел, что Татьяну Борисовну пора выдавать замуж, но во что бы то ни стало старался отогнать эту для него неприятную мысль, опровергая это внутреннее свое
сознание чисто деланными искусственными рассуждениями и убеждениями самого себя вопреки действительного положения дела, что «Танюша еще совсем
ребенок».
Как чудно хороши и как порой деспотически жестоки эти первые месяцы, когда
дитя освобождается постепенно от продолжающейся еще некоторое время бессознательной утробной жизни: первая улыбка — признак возникающего
сознания, беспричинный часто плач, как ножом режущий сердце матери, капризы и даже гнев существа, о котором еще не решен вопрос, принадлежит ли оно земле или небу, — все это заставляет трепетать за начинающую нить жизни, которую способно оборвать легкое веяние зефира.
С этого дня он заметно оживился и стал поправляться физически; сознательность
ребенка породила гордое
сознание отца, что он не одинок, что у него есть для кого жить, для кого трудиться.