Неточные совпадения
— Да, могу благодарить моего
создателя, — сказала Марья Алексевна: — у Верочки большой талант учить на фортепьянах, и я за счастье почту, что она вхожа будет в такой дом; только учительница-то моя не совсем здорова, — Марья Алексевна говорила особенно громко, чтобы Верочка услышала и поняла появление перемирия, а сама, при всем благоговении, так и впилась глазами в гостей: — не
знаю, в силах ли будет выйти и показать вам пробу свою на фортепьянах. — Верочка, друг мой, можешь ты выйти, или нет?
Дьяконицыны знакомые даже находили, что ей уж, кто ее
знает за что, в этом учителе счастье такое
Создатель посылает.
— Сам был все время! О
создатель! Он сам там был все время! И еще признается! Колпак вы, батюшка, колпак. Вот как сына упекут, а вас пошлют с женою гусей стеречь в Рязанскую губернию, так вы и
узнаете, как «я сам там был».
«Московский листок». Немного сейчас — в двадцатые годы XX века — людей, которые
знают, что это за газета. А в восьмидесятые годы прошлого столетия «Московский листок» и в особенности его
создатель — Николай Иванович Пастухов были известны не только грамотным москвичам, но даже многим и неграмотным; одни с любопытством, другие со страхом спрашивали...
— Контора у меня здесь маленькая и совершенно безвыгодная, — начал он, — но, считая себя виноватым, что не приехал к вам в губернский город представиться, и как супруга ваша справедливо мне приказывала через почтальона, что она и вы очень обижаетесь, что все мы, почтмейстера, точно будто бы
знать не хотим своего начальника, но видит
создатель, что это я по робости моей сделал и что я готов с полным моим удовольствием исполнить всегда, что следует…
Мой
создатель!
Я сам улаживал — тому лишь пять минут;
Кому же
знать?
— Нет, мой друг, я и обманывать тебя не хочу, — не поеду: зачем? мне тут делать нечего. Здесь место тому, кому нужны кресты да перстни, а наше благо на пепле растет, и надо в нем копаться, сидя на своем кореню. Было время, и я здесь жила, но хорошего тоже мало из того времени помню… а теперь я уже совсем от этого отстала, и слава за то
создателю: надо кому-нибудь и соху с лопатой
знать, а наездом хлеба не напашешь.
— Неблагодарная, змея! — воскликнул Юрий, — говори, разве смертью плотят у вас за жизнь? разве на все мои ласки ты не
знала другого ответа, как удар кинжала?.. боже,
создатель! такая наружность и такая душа! о если все твои ангелы похожи на нее, то какая разница между адом и раем?.. нет! Зара, нет! это не может быть… отвечай смело: я обманулся, это сон! я болен, я безумец… говори: чего ты хочешь?
— Сделай одолжение, братец, ради
Создателя!.. Я только так… Ты, брат, не думай чего-нибудь, а я только так. Да расспроси, братец, разузнай, не приготовляется ли что-нибудь там на мой счет. Он-то как действует? вот мне что нужно; вот это ты и
узнай, милый друг, а я тебя потом и поблагодарю, милый друг…
Одно ограничено, другое не имеет границ; одно объемлется своей мерой, как того восхотела Премудрость
Создателя, другое не
знает меры; одно связано некоторым протяжением расстояния, замкнуто местом и временем, другое выше всякого понятия о расстоянии: сколько бы кто ни напрягал ума, столько же оно избегает любознательности» [Опров.
— Смиритесь, сударыня, перед перстом Господним, — учительно сказал ей отец Прохор. —
Создатель лучше нас
знает, что нам на пользу и что во спáсенье.
Прежний, бывало, как захочет куда ехать, так за месяц дает
знать, а когда едет, так шуму этого, грому, звону и… не приведи
создатель!
— Ради
Создателя, Василий Иваныч, простите вы ей! Это она в безумии. Истерика! Вы не
знаете, вы — мужчина. Надо с мое видеть. Ведь она истеричка, это несомненно… Прежде у нее этого не было. Нажила… Не оставляйте ее там взаперти. Пошлите Степаниду… Я и сама бы… да это еще больше ее расстроит. Наверно, с ней галлюцинации бывают в таких припадках.
Актер Фюрст,
создатель театра в Пратере, был в ту пору еще свежий мужчина, с простонародной внешностью бюргера из мужиков, кажется, с одним вставным фарфоровым глазом, плотный, тяжелый, довольно однообразный, но владеющий душой своей публики и в диалоге, и в том, как он пел куплеты и песенки в тирольском вкусе. В нем давал себя
знать австрийский народный кряж, с теми бытовыми штрихами, какие дает венская жизнь мелкого бюргерства, особенно в демократических кварталах города.
— Не могу
знать, а только я, как перед богом (Харламов протянул вперед себя руку и растопырил пальцы)… как перед истинным
создателем. И время того не помню, чтобы у меня свой топор был. Был у меня такой же, словно как будто поменьше, да сын потерял, Прохор. Года за два перед тем, как ему на службу идтить, поехал за дровами, загулял с ребятами и потерял…
— Да так, видишь, чай, меня; ведь ни рукой, ни ногой уже пошевельнуть не могу… Дай только Бог силу завещание написать, умру тогда спокойно… Благодарение
Создателю, память у меня не отнял… Нынче даже голова свежее, чем последние дни… Он это, Владыко, послал мне просветление для сирот… Подписать бы бумагу-то, тогда и умереть могу спокойно… Тебе их оставляю, на твое попечение… За них тебя Господь вознаградит и мужу твоему здоровье пошлет… Глебушка их тоже не оставит…
Знаю и его — ангельская у него душа.