Неточные совпадения
Мне как-то раз случилось прожить две недели в казачьей станице на левом фланге; тут же стоял батальон пехоты; офицеры
собирались друг у друга поочередно,
по вечерам играли в карты.
По воскресеньям,
вечерами, у дяди Хрисанфа
собирались его приятели, люди солидного возраста и одинакового настроения; все они были обижены, и каждый из них приносил слухи и факты, еще более углублявшие их обиды; все они любили выпить и поесть, а дядя Хрисанф обладал огромной кухаркой Анфимовной, которая пекла изумительные кулебяки. Среди этих людей было два актера, убежденных, что они сыграли все роли свои так, как никто никогда не играл и уже никто не сыграет.
Становилось холоднее.
По вечерам в кухне
собиралось греться человек до десяти; они шумно спорили, ссорились, говорили о событиях в провинции, поругивали петербургских рабочих, жаловались на недостаточно ясное руководительство партии. Самгин, не вслушиваясь в их речи, но глядя на лица этих людей, думал, что они заражены верой в невозможное, — верой, которую он мог понять только как безумие. Они продолжали к нему относиться все так же, как к человеку, который не нужен им, но и не мешает.
Город с утра сердито заворчал и распахнулся, открылись окна домов, двери, ворота, солидные люди поехали куда-то на собственных лошадях,
по улицам зашагали пешеходы с тростями, с палками в руках, нахлобучив шляпы и фуражки на глаза, готовые к бою; но к
вечеру пронесся слух, что «союзники»
собрались на Старой площади, тяжко избили двух евреев и фельдшерицу Личкус, — улицы снова опустели, окна закрылись, город уныло притих.
Круг городских знакомых Самгина значительно сузился, но все-таки
вечерами у него,
по привычке,
собирались люди, еще не изжившие настроение вчерашнего дня.
Там
по вечерам горели огни,
собирались будущие родные братца, сослуживцы и Тарантьев; все очутилось там. Агафья Матвеевна и Анисья вдруг остались с разинутыми ртами и с праздно повисшими руками, над пустыми кастрюлями и горшками.
Прошло несколько дней после свидания с Ульяной Андреевной. Однажды к
вечеру собралась гроза, за Волгой небо обложилось черными тучами, на дворе парило, как в бане;
по полю и
по дороге кое-где вихрь крутил пыль.
«Что это такое кальсадо?» — «Это гулянье около крепости и
по взморью: туда
по вечерам собираются все кататься».
Европейцы сидят большую часть дня
по своим углам, а
по вечерам предпочитают
собираться в семейных кружках — и клуб падает.
По воскресеньям ничего не делают, не говорят, не смеются, важничают,
по утрам сидят в храмах, а
вечером по своим углам, одиноко, и напиваются порознь; в будни
собираются, говорят длинные речи и напиваются сообща».
Было у него еще одно развлечение, в которое он втянулся незаметно, мало-помалу, — это
по вечерам вынимать из карманов бумажки, добытые практикой, и, случалось, бумажек — желтых и зеленых, от которых пахло духами, и уксусом, и ладаном, и ворванью, — было понапихано во все карманы рублей на семьдесят; и когда
собиралось несколько сот, он отвозил в Общество взаимного кредита и клал там на текущий счет.
Вечером все старики
собрались в одну юрту. На совете решено было, что
по прибытии в Хабаровск я обо всем доложу начальству, буду просить оказать помощь туземцам.
План Сторешникова был не так человекоубийствен, как предположила Марья Алексевна: она,
по своей манере, дала делу слишком грубую форму, но сущность дела отгадала, Сторешников думал попозже
вечером завезти своих дам в ресторан, где
собирался ужин; разумеется, они все замерзли и проголодались, надобно погреться и выпить чаю; он всыплет опиуму в чашку или рюмку Марье Алексевне...
Зимой, когда в Москву наезжали сын и обе дочери, в маленьком домике становилось люднее и
вечерами по временам даже
собирались «гости».
Сентябрь уже подходил к половине; главная масса полевых работ отошла; девушки
по вечерам собирались в девичьей и сумерничали; вообще весь дом исподволь переходил на зимнее положение.
С моим другом, актером Васей Григорьевым, мы были в дождливый сентябрьский
вечер у знакомых на Покровском бульваре. Часов в одиннадцать ночи
собрались уходить, и тут оказалось, что у Григорьева пропало с вешалки его летнее пальто.
По следам оказалось, что вор влез в открытое окно, оделся и вышел в дверь.
Старший Федор все так же ростовщичал и резал купоны, выезжая днем в город,
по делам. Обедали оба брата дома, ели исключительно русские кушанья, без всяких деликатесов, но ни тот, ни другой не пил. К восьми
вечера они шли в трактир Саврасенкова на Тверской бульвар, где
собиралась самая разнообразная публика и кормили дешево.
У Никитских ворот, в доме Боргеста, был трактир, где одна из зал была увешана закрытыми бумагой клетками с соловьями, и
по вечерам и рано утром сюда сходились со всей Москвы любители слушать соловьиное пение. Во многих трактирах были клетки с певчими птицами, как, например, у А. Павловского на Трубе и в Охотничьем трактире на Неглинной. В этом трактире
собирались по воскресеньям, приходя с Трубной площади, где продавали собак и птиц, известные московские охотники.
На них лучшие картины получали денежные премии и прекрасно раскупались. Во время зимнего сезона общество устраивало «пятницы», на которые
по вечерам собирались художники, ставилась натура, и они, «уставя брады свои» в пюпитры, молчаливо и сосредоточенно рисовали, попивая чай и перекидываясь между собой редкими словами.
В малыгинском доме закипела самая оживленная деятельность.
По вечерам собиралась молодежь, поднимался шум, споры и смех. Именно в один из таких моментов попала Устенька в новую библиотеку. Она выбрала книги и хотела уходить, когда из соседней комнаты, где шумели и галдели молодые голоса, показался доктор Кочетов.
В редакции
по вечерам собирались разные «протестанты» и обсуждали нараставшие злобы дня.
Когда через две недели молодые люди опять вернулись вместе с отцом, Эвелина встретила их с холодною сдержанностью. Однако ей было трудно устоять против обаятельного молодого оживления. Целые дни молодежь шаталась
по деревне, охотилась, записывала в полях песни жниц и жнецов, а
вечером вся компания
собиралась на завалинке усадьбы, в саду.
Мы каждый
вечер сбирались по-прежнему у водопада и всё говорили о том, как мы расстанемся.
По вечерам старики
собирались где-нибудь около огонька и подолгу гуторили между собой, остерегаясь больше всего баб.
— И скажу, все скажу… Зачем ты меня в скиты отправляла, матушка Таисья? Тогда у меня один был грех, а здесь я их, может, нажила сотни… Все тут обманом живем. Это хорошо, по-твоему? Вот и сейчас добрые люди со всех сторон на Крестовые острова
собрались души спасти, а мы перед ними как представленные… Вон Капитолина с
вечера на все голоса голосит, штоб меня острамить. Соблазн один…
Вечером того дня, когда труп Жени увезли в анатомический театр, в час, когда ни один даже случайный гость еще не появлялся на Ямской улице, все девушки,
по настоянию Эммы Эдуардовны,
собрались в зале. Никто из них не осмелился роптать на то, что в этот тяжелый день их, еще не оправившихся от впечатлений ужасной Женькиной смерти заставят одеться,
по обыкновению, в дико-праздничные наряды и идти в ярко освещенную залу, чтобы танцевать петь и заманивать своим обнаженным телом похотливых мужчин.
В настоящее время я как бы вижу подтверждение этой молвы об нем: ему уже с лишком пятьдесят лет, он любит меня, сына нашего, — но когда услыхал о своем назначении в Севастополь, то не только не поморщился, но как будто бы даже помолодел, расторопней и живей сделался — и
собирается теперь, как он выражается, на этот кровавый пир так же весело и спокойно, как будто бы он ехал на какой-нибудь самый приятнейший для него
вечер; ясно, что воевать — это его дело, его призвание, его сущность: он воин
по натуре своей, воин органически.
Вечером у них
собралось довольно большое общество, и все больше старые военные генералы, за исключением одного только молодого капитана, который тем не менее, однако, больше всех говорил и явно приготовлялся владеть всей беседой. Речь зашла о деле Петрашевского, составлявшем тогда предмет разговора всего петербургского общества. Молодой капитан
по этому поводу стал высказывать самые яркие и сильные мысли.
Каждый день,
по вечерам, когда мы все
собирались вместе (Маслобоев тоже приходил почти каждый
вечер), приезжал иногда и старик доктор, привязавшийся всею душою к Ихменевым; вывозили и Нелли в ее кресле к нам за круглый стол.
По вечерам у него часто
собирались гости — приходил Алексей Васильевич, красивый мужчина с бледным лицом и черной бородой, солидный и молчаливый; Роман Петрович, угреватый круглоголовый человек, всегда с сожалением чмокавший губами...
По мере того как танцевальный
вечер приходил к концу, в столовой становилось еще шумнее. Воздух так был наполнен табачным дымом, что сидящие на разных концах стола едва могли разглядеть друг друга. В одном углу пели, у окна,
собравшись кучкой, рассказывали непристойные анекдоты, служившие обычной приправой всех ужинов и обедов.
У всех нервы напряглись до последней степени. В офицерском собрании во время обедов и ужинов все чаще и чаще вспыхивали нелепые споры, беспричинные обиды, ссоры. Солдаты осунулись и глядели идиотами. В редкие минуты отдыха из палаток не слышалось ни шуток, ни смеха. Однако их все-таки заставляли
по вечерам, после переклички, веселиться. И они,
собравшись в кружок, с безучастными лицами равнодушно гаркали...
Рассказывали, что
по вечерам в обширном зале его chateau
собирались домочадцы, начиная от жены, детей, гувернанток и бонн и кончая низшей прислугой.
По вечерам открылись занятия,
собиралось до пяти-шести учеников. Ценою непрошеных кульков, напоминавших о подкупе, Анна Петровна совсем лишилась свободного времени. Ни почитать, ни готовиться к занятиям следующего дня — некогда. К довершению ученики оказались тупы, требовали усиленного труда. Зато доносов на нее не было, и Дрозд, имевший частые сношения с городом, каждый месяц исправно привозил ей из управы жалованье. Сам староста,
по окончании церковной службы, поздравлял ее с праздником и хвалил.
Я
собрался мигом, но момент отъезда был выбран не совсем удачно. Кёльнский поезд выходил из Парижа
вечером; сверху сыпалось что-то похожее на пашу петербургскую изморозь, туман стлался
по бульварам и улицам, и, в довершение всего, платформа железнодорожной станции была до крайности скудно освещена. Все это, вместе взятое и осложненное перспективами дорожных неудобств, наводило уныние и тоску.
По четвергам у него издавна были заведены маленькие
вечера, на которые собственно
собирался его маленький двор, то есть самые близкие люди.
В кофейной Печкина
вечером собралось обычное общество: Максинька, гордо восседавший несколько вдали от прочих на диване, идущем
по трем стенам; отставной доктор Сливцов, выгнанный из службы за то, что обыграл на бильярде два кавалерийских полка, и продолжавший затем свою профессию в Москве: в настоящем случае он играл с надсмотрщиком гражданской палаты, чиновником еще не старым, который, получив сию духовную должность, не преминул каждодневно ходить в кофейную, чтобы придать себе, как он полагал, более светское воспитание; затем на том же диване сидел франтоватый господин, весьма мизерной наружности, но из аристократов, так как носил звание камер-юнкера, и
по поводу этого камер-юнкерства рассказывалось, что когда он был облечен в это придворное звание и явился на выход при приезде императора Николая Павловича в Москву, то государь, взглянув на него, сказал с оттенком неудовольствия генерал-губернатору: «Как тебе не совестно завертывать таких червяков, как в какие-нибудь коконы, в камер-юнкерский мундир!» Вместе с этим господином приехал в кофейную также и знакомый нам молодой гегелианец, который наконец стал уж укрываться и спасаться от m-lle Блохи
по трактирам.
Вообще Любинька, по-видимому, окончательно сожгла свои корабли, и об ней ходили самые неприятные для сестрина самолюбия слухи. Говорили, что каждый
вечер у ней
собирается кутежная ватага, которая ужинает с полуночи до утра. Что Любинька председает в этой компании и, представляя из себя «цыганку», полураздетая (при этом Люлькин, обращаясь к пьяным друзьям, восклицал: посмотрите! вот это так грудь!), с распущенными волосами и с гитарой в руках, поет...
Бывало,
по вечерам, вычистив лошадей, они
соберутся в кружок около конюшен, и маленький рыжий казак, встряхнув вихрами, высоким голосом запоет, как медная труба; тихонько, напряженно вытягиваясь, заведет печальную песню про тихий Дон, синий Дунай.
По вечерам на крыльце дома
собиралась большая компания: братья К., их сестры, подростки; курносый гимназист Вячеслав Семашко; иногда приходила барышня Птицына, дочь какого-то важного чиновника. Говорили о книгах, о стихах, — это было близко, понятно и мне; я читал больше, чем все они. Но чаще они рассказывали друг другу о гимназии, жаловались на учителей; слушая их рассказы, я чувствовал себя свободнее товарищей, очень удивлялся силе их терпения, но все-таки завидовал им — они учатся!
По праздникам, от обеда до девяти часов, я уходил гулять, а
вечером сидел в трактире на Ямской улице; хозяин трактира, толстый и всегда потный человек, страшно любил пение, это знали певчие почти всех церковных хоров и
собирались у него; он угощал их за песни водкой, пивом, чаем.
Крикливый, бойкий город оглушал, пестрота и обилие быстро мелькавших людей, смена разнообразных впечатлений — всё это мешало
собраться с мыслями. День за днём он бродил
по улицам, неотступно сопровождаемый Тиуновым и его поучениями; а
вечером, чувствуя себя разбитым и осовевшим, сидел где-нибудь в трактире, наблюдая приподнятых, шумных, размашистых людей большого города, и с грустью думал...
Иногда,
по вечерам, два-три лакея, кучерá, садовник, игравший на скрипке, и даже несколько дворовых дам
собирались в кружок, где-нибудь на самой задней площадке барской усадьбы, подальше от Фомы Фомича; начинались музыка, танцы и под конец торжественно вступал в свои права и комаринский.
Мы составляли единую дружественную семью, которая днем насаждала древо гражданственности в присутственных местах, а
по вечерам собиралась в том или другом доме, тоже для насаждения древа гражданственности.
Правда, двор был не обгорожен, и выпущенная с крестьянских дворов скотина,
собираясь в общее мирское стадо для выгона в поле, посещала его мимоходом, как это было и в настоящее утро и как всегда повторялось
по вечерам.
А между тем у Гордея Евстратыча из этого заурядного проявления вседневной жизни составлялась настоящая церемония: во-первых, девка Маланья была обязана подавать самовар из секунды в секунду в известное время — утром в шесть часов и
вечером в пять; во-вторых, все члены семьи должны были
собираться за чайным столом; в-третьих, каждый пил из своей чашки, а Гордей Евстратыч из батюшкова стакана; в-четвертых, порядок разливания чая, количество выпитых чашек, смотря
по временам года и
по значениям постных или скоромных дней, крепость и температура чая — все было раз и навсегда установлено, и никто не смел выходить из батюшкова устава.
Итак, главнейшее правило состоит в том, чтобы соображаться с временами года и состоянием погоды: на дворе тепло, ясно и тихо — рыба гуляет везде, даже
по самым мелким местам (особенно
вечером), следовательно там и надобно ее удить; наступает ненастье, особенно ветер — рыба бросается в траву, прячется под берегами и кустами: должно искать ее там; наступает сильный холод — рыба становится на станы, то есть разделяется
по породам,
собирается стаями и ложится на дно в местах глубоких: надобно преследовать ее и там и удить очень глубоко.
За обедом Литвинову довелось сидеть возле осанистого бель-ома с нафабренными усами, который все молчал и только пыхтел да глаза таращил… но, внезапно икнув, оказался соотечественником, ибо тут же с сердцем промолвил по-русски:"А я говорил, что не надо было есть дыни!"
Вечером тоже не произошло ничего утешительного: Биндасов в глазах Литвинова выиграл сумму вчетверо больше той, которую у него занял, но ни только не возвратил ему своего долга, а даже с угрозой посмотрел ему в лицо, как бы
собираясь наказать его еще чувствительнее именно за то, что он был свидетелем выигрыша.
Но теперь эти вздохи становились все глубже, сильнее. Я ехал лесною тропой, и, хотя неба мне не было видно, но
по тому, как хмурился лес, я чувствовал, что над ним тихо подымается тяжелая туча. Время было не раннее. Между стволов кое-где пробивался еще косой луч заката, но в чащах расползались уже мглистые сумерки. К
вечеру собиралась гроза.
Маше нравилось слушать густой голос этой женщины с глазами коровы. И, хотя от Матицы всегда пахло водкой, — это не мешало Маше влезать на колени бабе, крепко прижимаясь к её большой, бугром выступавшей вперёд груди, и целовать её в толстые губы красиво очерченного рта. Матица приходила
по утрам, а
вечером у Маши
собирались ребятишки. Они играли в карты, если не было книг, но это случалось редко. Маша тоже с большим интересом слушала чтение, а в особенно страшных местах даже вскрикивала тихонько.