Неточные совпадения
— Ну? Что? — спросила она и, махнув на него салфеткой, почти закричала: — Да
сними ты очки! Они у тебя как на
душу надеты — право! Разглядываешь, усмехаешься… Смотри, как бы над тобой не усмехнулись! Ты — хоть на сегодня спусти себя
с цепочки. Завтра я уеду, когда еще встретимся, да и — встретимся ли? В Москве у тебя жена, там я тебе лишняя.
— Гляди-ко ты, как разъярился человек, —
с восхищением сказал возница, присев на подножку брички и
снимая сапог. — Это он — правильно! Такое дело всем надобно делать в одну
душу.
«В неделю, скажет, набросать подробную инструкцию поверенному и отправить его в деревню, Обломовку заложить, прикупить земли, послать план построек, квартиру сдать, взять паспорт и ехать на полгода за границу, сбыть лишний жир, сбросить тяжесть, освежить
душу тем воздухом, о котором мечтал некогда
с другом, пожить без халата, без Захара и Тарантьева, надевать самому чулки и
снимать с себя сапоги, спать только ночью, ехать, куда все едут, по железным дорогам, на пароходах, потом…
— Господа, благодарю вас, я ведь так и знал, что вы все-таки же честные и справедливые люди, несмотря ни на что. Вы
сняли бремя
с души… Ну, что же мы теперь будем делать? Я готов.
Но именно такое бешенство его удовлетворяло,
снимая с души какую-то тяжесть.
— Порешили! — спокойно ответил Мосей, стараясь затоптать капли крови на снегу. — Волка убили, Макар. Сорок грехов
с души сняли.
Много было хлопот «святой
душе»
с женскою слабостью, но стоило Таисье заговорить своим ласковым полушепотом, как сейчас же все как рукой
снимало.
Едва мать и отец успели
снять с себя дорожные шубы, как в зале раздался свежий и громкий голос: «Да где же они? давайте их сюда!» Двери из залы растворились, мы вошли, и я увидел высокого роста женщину, в волосах
с проседью, которая
с живостью протянула руки навстречу моей матери и весело сказала: «Насилу я дождалась тебя!» Мать после мне говорила, что Прасковья Ивановна так дружески,
с таким чувством ее обняла, что она ту же минуту всею
душою полюбила нашу общую благодетельницу и без памяти обрадовалась, что может согласить благодарность
с сердечною любовью.
Постепенно он открыл мне всё, все свои замыслы, и указал на всех единомышленников своих. Поверите ли, что в числе последних находятся даже многие высокопоставленные лица! Когда-нибудь я покажу вам чувствительные письма, в которых он изливает передо мной свою
душу: я
снял с них копии, приложив подлинные к делу. Ах, какие это письма, милая маменька!
Так
снимите же вы, Христа ради,
с меня эту тягость; ведь замучилась уж я, день-деньской маявшись: освободите вы мою
душу грешную от муки мученической!
— Вы облегчили… вы
сняли бремя
с души… Ах, если б вы знали, как я измучился! Капочка! милая!
— Да, брат, у нас мать — умница! Ей бы министром следовало быть, а не в Головлеве пенки
с варенья
снимать! Знаешь ли что! Несправедлива она ко мне была, обидела она меня, — а я ее уважаю! Умна, как черт, вот что главное! Кабы не она — что бы мы теперь были? Были бы при одном Головлеве — сто одна
душа с половиной! А она — посмотри, какую чертову пропасть она накупила!
Были товарищи и мне, из дворян, но не
снимало с души моей всего бремени это товарищество.
Она не ошиблась в том, что он имел от природы хороший ум, предоброе сердце и строгие правила честности и служебного бескорыстия, но зато во всем другом нашла она такую ограниченность понятий, такую мелочность интересов, такое отсутствие самолюбия и самостоятельности, что неробкая
душа ее и твердость в исполнении дела, на которое она уже решилась, — не один раз сильно колебались; не один раз приходила она в отчаяние,
снимала с руки обручальное кольцо, клала его перед образом Смоленския божия матери и долго молилась, обливаясь жаркими слезами, прося просветить ее слабый ум.
Пусть говорят, а нам какое дело?
Под маской все чины равны,
У маски ни
души, ни званья нет, — есть тело.
И если маскою черты утаены,
То маску
с чувств
снимают смело.
— Я еще не настолько дурак, чтобы равнять себя
с Варламовым, — ответил Соломон, насмешливо оглядывая своих собеседников. — Варламов хоть и русский, но в
душе он жид пархатый; вся жизнь у него в деньгах и в наживе, а я свои деньги спалил в печке. Мне не нужны ни деньги, ни земля, ни овцы, и не нужно, чтоб меня боялись и
снимали шапки, когда я еду. Значит, я умней вашего Варламова и больше похож на человека!
— А я к вам! — начал он, крепко, по-студенчески, пожимая мне руку. — Каждый день слышу про вас и все собираюсь к вам потолковать, как говорится, по
душам. В городе страшная скука, нет ни одной живой
души, не
с кем слово сказать. Жарко, мать пречистая! — продолжал он,
снимая китель и оставаясь в одной шелковой рубахе. — Голубчик, позвольте
с вами поговорить!
Она сама даже ответит на его чувства и посмотрит, как этим
снимет тяжелое ярмо
с души князя: тонкое чувство женщины, напротив, говорило в княгине, что это очень и очень не понравится князю.
— О, ты тогда такое ярмо
снимешь с души моей! — произнес он.
Пусть игумен епитимью наложит, какую хочет, только бы
снять с души грех.
(Растроганный.) Нина! Нина! Это вы… вы… Я точно предчувствовал, весь день
душа моя томилась ужасно. (
Снимает с нее шляпу и тальму.) О, моя добрая, моя ненаглядная, она пришла! Не будем плакать, не будем.
—
Сними грех
с души!.. Родной! Прости!..
— Мое-то уж все пережито, так по себе-то и другого жаль… Гаврилу Степаныча уж не поднять из могилы… Вон про меня что пишет Егорка-то: Андроник пьяница, Андроник козлух держит, а он был у меня на
душе… а? Ведь в двадцать-то лет из меня четверых Егорок можно сделать… а водка, она все-таки, если в меру, разламывает человека, легче
с ней. Вот я и пью; мне легче, когда она
с меня силу
снимает… Эх, да не стоит об этом говорить!.. Претерпех до конца и слякохся.
Пелагея Егоровна. Именно, Любимушка, надо тебе в ноги поклониться… да… именно.
Снял ты
с нашей
души грех великий; не замолить бы его нам.
Она пела шёпотом романс за романсом, всё больше о любви, разлуке, утраченных надеждах, и воображала, как она протянет к нему руки и скажет
с мольбой, со слезами: «Пименов,
снимите с меня эту тяжесть!» И тогда, точно грехи ей простятся, станет на
душе легко, радостно, наступит свободная и, быть может, счастливая жизнь.
Испанец, успокойся! успокойся!
Ты был несчастлив, это видно,
Хоть молод. — Я слыхала прежде,
Что если мы страдальцу говорим,
Что он несчастлив, то
снимаем тягость
С его
души!.. Ах! как бы я желала,
Чтобы ты стал здоров и весел!..
— «Что?» — «Свист под окном!» — «Ну, хочешь теперь, красная девица,
с недруга голову
снять, батюшку родимого кликнуть,
душу мою загубить?
Подошел к «Соболю». Капитан стоит у руля и молча вдаль смотрит. На палубе ни
души. Сказывает про себя Алексей капитану, что он новый хозяин. Не торопясь, сошел капитан
с рубки, не
снимая картуза, подошел к Алексею и сухо спросил...
Никитишна сама и мерку для гроба
сняла, сама и постель Настину в курятник вынесла, чтоб там ее по три ночи петухи опели… Управившись
с этим, она снаружи того окна, в которое вылетела
душа покойницы, привесила чистое полотенце, а стакан
с водой
с места не тронула. Ведь
души покойников шесть недель витают на земле и до самых похорон прилетают на место, где разлучились
с телом. И всякий раз
душа тут умывается, утирается.
«Господи! — молила я это темное небо. — Господи, сделай так, чтобы его не поймали. Сделай так, Господи!
Сними бремя
с моей
души!»
Сними тяжесть укора
с моей
души.
— Есть во вселенной одна стихия, примиряющая несколько человека
с его жизнью. Эта стихия, говорят, создана дьяволом, но…пусть так! Она
снимает с души моей шипы…на время, разумеется. Эта стихия — в моей бутылке…Выпей, Илька! Сделай один глоток! Это хорошая водка…
«Гармония — вот жизнь; постижение прекрасного
душою и сердцем — вот что лучше всего на свете!» — повторял я его последние слова,
с которыми он вышел из моей комнаты, — и
с этим заснул, и спал, видя себя во сне чуть не Апеллесом или Праксителем, перед которым все девы и юные жены стыдливо
снимали покрывала, обнажая красы своего тела; они были обвиты плющом и гирляндами свежих цветов и держали кто на голове, кто на упругих плечах храмовые амфоры, чтобы под тяжестью их отчетливее обозначалися линии стройного стана — и все это затем, чтобы я, величайший художник, увенчанный миртом и розой, лучше бы мог передать полотну их чаровничью прелесть.
Шмахин разлегся на софе и стал читать… И его тоскующая
душа нашла успокоение в великом писателе. Через десять минут в кабинет вошел на цыпочках Илюшка, подложил под голову барина подушку и
снял с его груди раскрытую книгу…
— Калерия Порфирьевна,
снимите с души моей камень!
А ведь Серафима-то, пожалуй, и не по-бабьи права. К чему было «срамиться» перед Калерией, бухаться в лесу на колени, когда можно было
снять с души своей неблаговидный поступок без всякого срама? Именно следовало сделать так, как она сейчас, хоть и распаленная гневом, говорила: она сумела бы перетолковать
с Калерией, и деньги та получила бы в два раза. Можно добыть сумму к осени и выдать ей документ.
Она была очень религиозна. Девушкою собиралась даже уйти в монастырь. В церкви мы
с приглядывающимся изумлением смотрели на нее: ее глаза
сняли особенным светом, она медленно крестилась, крепко вжимая пальцы в лоб, грудь и плечи, и казалось, что в это время она
душою не тут. Веровала она строго по-православному и веровала, что только в православии может быть истинное спасение.
Но теперь он — такой большой,
с серьезным, думающим лбом — был покорен и ласков, как маленький мальчик. И в
душе поднималось что-то тихое, матерински-нежное. Хотелось сделать ему приятное. Она
сняла перчатку и ласково провела рукой по его щеке.
Все бессознательно ходили, как бы насторожась, прислушиваясь, не грянет ли, и даже ждали этого грома, который так или иначе
снимет тяжесть
с души, освежит воздух и легче станет дышать.
— Я мог, — сквозь зубы начал старый князь, холодно поздоровавшись, как и остальные члены семейного совета,
с освобожденным узником, — спасти вас от тюрьмы, от заслуженного вами вполне наказания за глубоко возмущающее
душу всякого верноподданного ваше преступление, но я бессилен возвратить вам то положение в обществе, которое вы занимали до сих пор, бессилен
снять с вас то клеймо позора, которое наложено на вас, и — выскажу мое мнение — совершенно справедливо этим обществом.
— Я только нечисть-то эту
снять с нее хотел, потому все же христианская
душа… — ответил Василий, быстро отдернув руку и отирая ее об рубаху.
— Шутки я шучу, Алексей Григорьевич, знаешь, чай, меня не первый год, а в
душе при этих шутках кошки скребут, знаю тоже, какое дело и мы затеваем. Не себя жаль мне! Что я? Голову не
снимут, разве в монастырь дальний сошлют, так мне помолиться и не грех будет… Вас всех жаль, что около меня грудью стоят, будет
с вами то же, что
с Алексеем Яковлевичем… А ведь он тебе тезка был.
— Зачем бросать, подымать некому… А вот ежели вы, господин, завтра о полночь печать
с арбуза
снимете, так и быть, нонче
душу из вас в сонном естестве выну и на часок ее туда контрабандой доставлю. Насчет энтого присяги не принимал. По рукам, что ли?
— Вот что, — начал он снова слабым голосом, — я чувствую, что не только мои дни, но и часы уже сочтены, — здесь больной
снял с шеи зашитый холщевый мешочек на шнурке, — восемьсот рублев, скопленных во всю мою жизнь, пятьсот возьми себе на разживу, на пятьдесят рублев похоронишь и крест поставишь, другие пятьдесят раздашь нищим, а двести рублев внесешь в Невскую лавру — сто отдашь на поминовение о здравии рабы Божией Натальи, а сто на вечное поминовение за упокой
души рабы Божией Настасьи… Не забудешь?
— Может, вы думаете, ваше сиятельство, что я полоумная… Не бойтесь, в полном рассудке, хотя за последнее время вся исстрадалась я да измучилась, но видно родилась я такая крепкоголовая… Простите меня, ваше сиятельство, окаянную, поведаю я вам тайну великую, все равно от людей услыхали бы, бремя
с души своей
сниму тяжелое… Слушайте, как на духу, ни словечка не солгу я вам…
Даже и то, что его поддержало самое лучшее меньшинство, не утешает его, не может
снять с души"оскомины", тошного и подавляющего чувства.
— О! тогда я твоя. Бери меня, мою
душу, мою жизнь. Видишь, на мне траурная одежда. Для тебя
сниму ее, потревожу прах отца, пойду
с тобою в храм Божий и там, у алтаря его, скажу всенародно, что я тебя люблю, что никого не любила кроме тебя и буду любить, пока останется во мне хоть искра жизни. Не постыжусь принять имя Стабровского, опозоренное изменою твоего брата.
К примеру взять князя Никиту: хотя он и одного отродья, а слова против него не молвлю; может, по любви к брату да слабости душевной какое касательство до дела этого и имеет, но я первый буду пред тобой его заступником; сам допроси его, после допроса брата, уверен я, что он перед тобой очистится; а коли убедишься ты воочию, что брат его доподлинно, как я тебе доказываю, виноват кругом, то пусть князь Никита вину свою меньшую
с души своей
снимет и казнит перед тобой, государь, крамольника своею рукою.
— Сжалься, смилуйся надо мною…
сними с меня нечистую силу… не смогу более нести… тяжело!
душит меня!
— А я тут, молясь, вот что надумал… Недаром это, сам Господь вразумил меня… Пойдем-ка мы
с тобой, горбун, по святым местам, может Господь сподобит на Афон пробраться, вещи-то, что
снял, пожертвуем во храм Божий на помин
души болярыни… может знаешь, как имя-то…