Неточные совпадения
— Смотри не опоздай — сказал только Яшвин, и, чтобы переменить разговор: — Что мой саврасый,
служит хорошо? — спросил он, глядя в
окно, про коренного, которого он продал.
Огни свеч расширили комнату, — она очень велика и, наверное, когда-то
служила складом, —
окон в ней не было, не было и мебели, только в углу стояла кадка и на краю ее висел ковш. Там, впереди, возвышался небольшой, в квадратную сажень помост, покрытый темным ковром, — ковер был так широк, что концы его, спускаясь на пол, простирались еще на сажень. В средине помоста — задрапированный черным стул или кресло. «Ее трон», — сообразил Самгин, продолжая чувствовать, что его обманывают.
Особенно был густ этот запах в угрюмом кабинете, где два шкафа
служили как бы
окнами в мир толстых книг, а настоящие
окна смотрели на тесный двор, среди которого спряталась в деревьях причудливая церковка.
От нечего делать он рассматривал красивую ореховую мебель, мраморные вазы, красивые драпировки на дверях и
окнах, пестрый ковер, лежавший у дивана, концертную рояль у стены, картины, — все было необыкновенно изящно и подобрано с большим вкусом; каждая вещь была поставлена так, что рекомендовала сама себя с самой лучшей стороны и еще
служила в то же время необходимым фоном, объяснением и дополнением других вещей.
Между печью и
окном стоял глубокий старинный диван, обтянутый шагренью, — он
служил хозяину кроватью.
Всего в мастерской 21 комната, из них 2 очень большие, по 4
окна, одна
служит приемною, другая — столовою; в двух других, тоже очень больших, работают; в остальных живут.
Там, где в болоте по ночам раздавалось кваканье лягушек и неслись вопли ограбленных завсегдатаями трактира, засверкали огнями
окна дворца обжорства, перед которым стояли день и ночь дорогие дворянские запряжки, иногда еще с выездными лакеями в ливреях. Все на французский манер в угоду требовательным клиентам сделал Оливье — только одно русское оставил: в ресторане не было фрачных лакеев, а
служили московские половые, сверкавшие рубашками голландского полотна и шелковыми поясами.
Закрытые ставнями
окна, деревянные засовы и грошовые замки
служили единственною охраной пустовавшего жилья.
У нас в доме была огромная зала, из которой две двери вели в две небольшие горницы, довольно темные, потому что
окна из них выходили в длинные сени, служившие коридором; в одной из них помещался буфет, а другая была заперта; она некогда
служила рабочим кабинетом покойному отцу моей матери; там были собраны все его вещи: письменный стол, кресло, шкаф с книгами и проч.
Прасковья Семеновна с годами приобретала разные смешные странности, которые вели ее к тихому помешательству; в господском доме она
служила общим посмешищем и проводила все свое время в том, что по целым дням смотрела в
окно, точно поджидая возвращения дорогих, давно погибших людей.
А Иудушка между тем сидит запершись у себя в кабинете и мечтает. Ему еще лучше, что на дворе свежее сделалось; дождь, без устали дребезжащий в
окна его кабинета, наводит на него полудремоту, в которой еще свободнее, шире развертывается его фантазия. Он представляет себя невидимкою и в этом виде мысленно инспектирует свои владения, в сопровождении старого Ильи, который еще при папеньке, Владимире Михайловиче, старостой
служил и давным-давно на кладбище схоронен.
Он взял за руку француза и, отойдя к
окну, сказал ему вполголоса несколько слов. На лице офицера не заметно было ни малейшей перемены; можно было подумать, что он разговаривает с знакомым человеком о хорошей погоде или дожде. Но пылающие щеки защитника европейского образа войны, его беспокойный, хотя гордый и решительный вид — все доказывало, что дело идет о назначении места и времени для объяснения, в котором красноречивые фразы и логика ни к чему не
служат.
— Ах, и ты тоже Санди? Ну, милочка, какой же ты хороший, ревунок мой.
Послужи,
послужи девушке! Ступайте с ней. Ступай, Молли. Он твоего роста. Ты дашь ему юбку и — ну, скажем, платьишко, чтобы закутать то место, где лет через десять вырастет борода. Юбку дашь приметную, такую, в какой тебя видали и помнят. Поняла? Ступай, скройся и переряди человека, который сам сказал, что его зовут Санди. Ему будет дверь, тебе
окно. Все!
Разуваев жил от меня верстах в пяти, снимал рощи и отправлял в город барки с дровами. Сверх того он занимался и другими операциями, объектом которых обыкновенно
служил мужик. И он был веселый, и жена у него была веселая. Дом их, небольшой и невзрачный, стоял у лесной опушки, так что из
окон никакого другого вида не было, кроме громадного пространства, сплошь усеянного пнями. Но хозяева были гостеприимные, и пированье шло в этом домишке великое.
— Да что же это в самом деле за наказание с этим котом? — рассуждает усталая Катерина Львовна. — Дверь теперь уж нарочно я сама, своими руками на ключ заперла,
окно закрыто, а он опять тут. Сейчас его выкину, — собиралась встать Катерина Львовна, да сонные руки и ноги ее не
служат ей; а кот ходит по всей по ней и таково-то мудрено курнычит, опять будто слова человеческие выговаривает. По Катерине Львовне по всей даже мурашки стали бегать.
— Ну, сие тоже входит в наш modus vivendi и
служит нам для очищения застоявшихся кровей… Эй, Галактионовна! — закричал Мухоедов, высовываясь в
окно на двор, — перестань выть; хочешь водки?
К той, которая выходила
окнами во двор, прилегал сбоку небольшой кабинет, назначавшийся
служить спальней; но у Вельчанинова валялись в нем в беспорядке книги и бумаги; спал же он в одной из больших комнат, той самой, которая
окнами выходила на улицу.
Филицата. Смирный он, смирный, ты не беспокойся. А уж я тебе за это сама
послужу. Дай ему поглодать чего-нибудь, а уснет — где пришлось: солдатская кость, к перинам непривычен.(Подходит к
окну.) Сила Ерофеич, войдите в комнату! (Зыбкиной.) Сила Ерофеич его зовут-то. Сын-то у тебя где?
Иван (строго). Это дом моего брата! А когда Яков умрёт — дом будет мой. Не перебивай меня глупостями. Итак, мне, я вижу, необходимо лично заняться благоустройством дома и судьбою детей. Когда я
служил, я не замечал, как отвратительно они воспитаны тобой, теперь я имею время исправить это и сразу принимаюсь за дело. (Подумав.) Прежде всего, нужно в моей комнате забить
окно на улицу и прорезать дверь в коридор. Затем, Любовь должна работать, — замуж она, конечно, не выйдет — кто возьмёт урода, да ещё злого!
Раздался петуший крик. Это был уже второй крик; первый прослышали гномы. Испуганные духи бросились, кто как попало, в
окна и двери, чтобы поскорее вылететь, но не тут-то было: так и остались они там, завязнувши в дверях и
окнах. Вошедший священник остановился при виде такого посрамления Божьей святыни и не посмел
служить панихиду в таком месте. Так навеки и осталась церковь с завязнувшими в дверях и
окнах чудовищами, обросла лесом, корнями, бурьяном, диким терновником; и никто не найдет теперь к ней дороги.
Из наших
окон можно было видеть обе части света, и это обстоятельство, кажется,
послужило к тому, что география была одной из самых любимых мной наук, и, в частности, привело к практическим занятиям этой наукой.
Круглые башни с бойницами, узенькие
окна из давно забытых проходов внутри стены, крытые проемы среди шумной кипучей жизни нового напоминают времена стародавние, когда и стены, и башни
служили оплотом русской земли, когда кипели здесь лихие битвы да молодецкие дела.
Первая комната в одно
окно служила кабинетом настоятеля. У
окна налево стоял письменный стол из красного дерева, с бумагами и книгами; около него кресло и подальше клеенчатая кушетка. Кроме образов, ничто не напоминало о монашеской келье.
Зальце в три
окна служило и спальней, и рабочей комнатой сыну: облезлый ломберный стол с книгами, клеенчатый убогий диван, где он и спал, картинки на стенах и два-три горшка с цветами, — все очень бедное и старенькое. Краска пола облупилась. Окурки папирос виднелись повсюду.
Окна были заперты. Пахло жилой комнатой больного.
На другой день, в вербное воскресение, преосвященный
служил обедню в городском соборе, потом был у епархиального архиерея, был у одной очень больной старой генеральши и наконец поехал домой. Во втором часу у него обедали дорогие гости: старуха мать и племянница Катя, девочка лет восьми. Во время обеда в
окна со двора всё время смотрело весеннее солнышко и весело светилось на белой скатерти, в рыжих волосах Кати. Сквозь двойные рамы слышно было, как шумели в саду грачи и пели скворцы.
Сел на дворе на ящик, посасывая свой аршинный чубук. Из боковой фанзы с поднятыми верхними рамами
окон доносились возгласы и пение, — у нас
служили всенощную. Слышны были странные моления о страждущих, о мире всего мира… Старик с любопытством прислушивался.
Сама Мардарьева помещалась с дочерью во второй узенькой комнатке — с одним
окном, служившей им спальней, работала же она у большого стола, тогда как ломберный
служил для письменных занятий Мардарьева, на что указывал пузырек с чернилами, брошенная деревянная красная ручка с пером и разбросанная бумага.
Княжна Мария, любуясь в косящатое
окно на своего суженого, роняла на грудь блестки слезинок… но роман их не
служит нам темою: о их будущем браке говорит история.
Лесток являлся иногда на свидания, назначенные ему Шетарди, но боязнь наказания, а может быть и ссылки, парализовала ему язык. В доме, где происходили эти свидания, при малейшем шуме на улице Лесток быстро подходил к
окну и считал уже себя погибшим. Все это тоже
служило препятствием к осуществлению франко-русского плана.
Княжна Мария, любуясь в косящатое
окно на своего суженого, роняла на грудь блестки слезинок… но роман их не
служит нам темою: об их будущем браке говорит история.
Убранство маленькой комнаты, служившей кельей, было более чем просто: кровать, стол и несколько стульев из окрашенного в черную краску дерева и такой же угольник с киотом, в котором находилось распятие и несколько образов — вот все, что
служило мебелью этого уголка красавицы-послушницы. У
окна, впрочем, стояли небольшие пяльцы с начатым вышиваньем шерстью.
Неподалеку от Гельмета, за изгибом ручья Тарваста, в уклоне берега его, лицом к полдню, врыта была закопченная хижина. Будто крот из норы своей, выглядывала она из-под дерна, служившего ей крышею. Ветки дерев, вкравшись корнями в ее щели, уконопатили ее со всех сторон. Трубы в ней не было; выходом же дыму
служили дверь и узкое
окно. Большой камень лежал у хижины вместо скамейки. Вблизи ее сочился родник и спалзывал между камешков в ручей Тарваст.
Комната эта выходила
окнами на двор и
служила князю для особых объяснений с теми лицами, с которыми он считал нужным поговорить наедине.