Неточные совпадения
— В первый раз, как я увидел твоего коня, — продолжал Азамат, — когда он под тобой крутился и прыгал, раздувая ноздри, и кремни брызгами летели из-под копыт его, в моей душе сделалось что-то непонятное, и с тех пор все мне опостылело: на лучших скакунов моего отца смотрел я с презрением, стыдно было мне на них показаться, и тоска овладела мной; и, тоскуя, просиживал я на утесе целые дни, и ежеминутно мыслям моим являлся
вороной скакун твой с своей стройной поступью, с своим гладким, прямым, как стрела, хребтом; он смотрел мне в глаза своими бойкими глазами, как будто хотел
слово вымолвить.
Что ежели, сестрица,
При красоте такой, и петь ты мастерица,
Ведь ты б у нас была царь-птица!»
Вещуньина с похвал вскружилась голова,
От радости в зобу дыханье спёрло, —
И на приветливы Лисицыны
словаВорона каркнула во всё
воронье горло:
Сыр выпал — с ним была плутовка такова.
Со
словами Дерсу нельзя было не согласиться. У себя на родине китайцы уничтожили все живое. У них в стране остались только
вороны, собаки и крысы. Даже в море, вблизи берегов, они уничтожили всех трепангов, крабов, моллюсков и всю морскую капусту. Богатый зверем и лесами Приамурский край ожидает та же участь, если своевременно не будут приняты меры к борьбе с хищничеством китайцев.
Обыкновенно в углу залы садилась одна из гувернанток и выкликала: «
Ворона летит! воробей летит!» — и вдруг, совсем неожиданно: «Анна Ивановна летит!» Ежели
слово «летит» было употреблено в применении к действительно летающему предмету, то играющие должны были поднимать руку; если же оно было употреблено неподлежательно, то руку поднимать не следовало.
Студент, слушавший их внимательно, при этих
словах как-то еще мрачней взглянул на них. Занавес между тем поднялся, и кто не помнит, как выходил обыкновенно Каратыгин [Каратыгин Василий Андреевич (1802—1853) — русский актер-трагик, игра которого отличалась чрезвычайным рационализмом.] на сцену? В «Отелло» в совет сенаторов он влетел уж действительно черным
вороном, способным заклевать не только одну голубку, но, я думаю, целое стадо гусей. В райке и креслах захлопали.
— А провал их знает, постоят ли, батюшка!
Ворон ворону глаз не выклюет; а я слышал, как они промеж себя поговаривали черт знает на каком языке, ни
слова не понять, а, кажись, было по-русски! Берегись, боярин, береженого коня и зверь не вредит!
У него на самом краю Заречья была мазаная малороссийская хата, но при этой хате не было ни служб, ни заборов,
словом, ничего, кроме небольшой жердяной карды, в которой по колено в соломе бродили то пегий жеребец, то буланый мерин, то
вороная кобылица.
Ворона жила в этих
словах солидная, важная и дерзкая, с её серым брюшком и гладкой, словно маслом намазанной, головою.
«Как же смел ты, вор, назваться государем?» — продолжал Панин. «Я не
ворон (возразил Пугачев, играя
словами и изъясняясь, по своему обыкновению, иносказательно), я
вороненок, а ворон-то еще летает».
Словом, немного прошло времени, как к пышно убранной квартире цуг
вороных лошадей привез в четвероместной карете мордоре-фонсе генерала Негрова, одетого в мундир с ментиком, и супругу его Глафиру Львовну Негрову, в венчальном платье из воздуха с лентами.
Слова Крупова почти не сделали никакого влияния на Круциферского, — я говорю почти, потому что неопределенное, неясное, но тяжелое впечатление осталось, как после зловещего крика
ворона, как после встречи с покойником, когда мы торопимся на веселый пир.
Сила Андроныч, прочитав приличное наставление своему любимцу на тему, что «блажен иже и скоты милует», для большей убедительности своих
слов принялся опытной рукой полировать
Ворона.
Эффект состоит в том, что вся дворовая и около дворов живущая птица закричит всполошным криком и бросится или прятаться, или преследовать воздушного пирата: куры поднимут кудахтанье, цыплята с жалобным писком побегут скрыться под распущенные крылья матерей-наседок, воробьи зачирикают особенным образом и как безумные попрячутся куда ни попало — и я часто видел, как дерево, задрожав и зашумев листьями, будто от внезапного крупного дождя, мгновенно прятало в свои ветви целую стаю воробьев; с тревожным пронзительным криком, а не щебетаньем, начнут черкать ласточки по-соколиному, налетая на какое-нибудь одно место; защекочут сороки, закаркают
вороны и потянутся в ту же сторону — одним
словом, поднимется общая тревога, и это наверное значит, что пробежал ястреб и спрятался где-нибудь под поветью, в овине, или сел в чащу зеленых ветвей ближайшего дерева.
Бессеменов. Битый час говорю я вам… детки мои милые, а, видно, нет у меня таких
слов, чтобы сердца вашего коснулись… Один спиной меня слушает, другая ходит, как
ворона по забору.
При страшном
слове канцелярские брызнули в разные стороны и вмиг расселись по столам, как
вороны на телеграфной проволоке. Лицо Короткова сменило гнилую зеленую плесень на пятнистый пурпур.
— Ах, вороны-сударыни! Вы и слов-то силы не понимаете! Кто же не раб божий? А я вот вижу, что вам самим ни на что не решиться, и я сам его у вас из-под крыла вышибу…
Лицо было желто-бронзовое, косо поставленные глаза, волоса —
воронова крыла;
словом, он являлся выродком в славянской семье.
Отвожу я от тебя чорта страшного, отгоняю вихоря бурного, отдаляю от лешего одноглазого, от чужого домового, от злого водяного, от ведьмы Киевской, от злой сестры ее Муромской, от моргуньи-русалки, от треклятыя бабы-яги, от летучего змея огненного, отмахиваю от
ворона вещего, от вороны-каркуньн, защищаю от кащея-ядуна, от хитрого чернокнижника, от заговорного кудесника, от ярого волхва, от слепого знахаря, от старухи-ведуньи, а будь ты, мое дитятко, моим
словом крепким в нощи и в полунощи, в часу и в получасьи, в пути и дороженьке, во сне и наяву укрыт от силы вражией, от нечистых духов, сбережен от смерти напрасный, от горя, от беды, сохранен на воде от потопления, укрыт в огне от сгорения.
Я свое достоинство сохранил, но это меня просто ошпарило. Так мне стало досадно и так горько, что я вцепился в жида и исколотил его ужасно, а сам пошел и нарезался молдавским вином до беспамятства. Но и в этом-то положении никак не забуду, что кукона у меня была и я ее не узнал и как
ворона ее из рук выпустил. Недаром мне этот шалоновый сверток как-то был подозрителен…
Словом, и больно, и досадно, но стыдно так, что хоть сквозь землю провалиться… Был в руках клад, да не умел брать, — теперь сиди дураком.
— Как бы ты ему не советовал в город ехать, он бы не вздумал этого, — сказал Стуколов. — Чапурин совсем в тебе уверился, стоило тебе
слово сказать, ни за что бы он не поехал… А ты околесную понес… Да чуть было и про то дело не проболтался… Не толкни я тебя, ты бы так все ему и выложил… Эх ты,
ворона!..
—
Вороне где-то бог послал кусочек сыру, — начала, отчеканивая каждое
слово.
Нет, Я сказал не так, а как-то другими
словами, но это все равно. Теперь Я меняю кожу. Мне больно, стыдно и страшно, потому что всякая
ворона может увидеть и заклевать Меня. Какая польза в том, что в кармане у Меня револьвер? Только научившись попадать в себя, сумеешь убить и
ворону:
вороны это знают и не боятся трагически отдутых карманов.
Но Нина не обратила внимания на ее
слова. Вся красная от волнения и тщетных попыток поймать птицу, она наконец изловчилась и бесстрашно схватила
ворону, забившуюся у ножек садовой скамейки.
Нина Владимировна невольно отодвинула свой стул от стола. Марья Васильевна даже взвизгнула от неожиданности. Леночка кинулась под защиту Павлика, надеясь на его кадетскую храбрость.
Словом — произошел необыкновенный переполох. Один Павлик храбро подступил к
вороненку и кричал: «Кыш! Кыш!» — махая фуражкой.
Нежно и ласково я погладил Жучку по голове. Она прижалась мордой к моему колену, и я любовно гладил ее, как ребенка. Все кругом незаметно сливалось во что-то целое. Я смотрел раскрывающимися, новыми глазами. Это деревья, галки и
вороны на голых ветвях, в сереющем небе… В них тоже есть это? Это — не сознаваемое, не выразимое ни
словом, ни мыслью? И главное — общее, единое?
Вдруг при этих
словах послышалось «тук, тук», будто кто клевом долбил, а потом крик
ворона (может статься, и
вороний). Рассказчица онемела; все, кроме Андрюши, озирались друг на друга и сотворили крестное знамение, приговаривая: «С нами сила крестная! Господи, спаси от беды!»
И он уже выкрикнул первый слог этого
слова, но вдруг весь этот высокий, красивый коридор с полом, устланным прекрасным ковром, со спускавшимися с потолка изящными газовыми лампами и, наконец, появившиеся на его повороте двое изящных молодых людей — это были гости Николая Герасимовича — сомкнули уста Мардарьева и выкрикнутое лишь «кар» замерло в воздухе, как зловещее карканье
ворона около помещения, занимаемого Николаем Герасимовичем.
Какое-то привидение, высокое, страшное, окровавленное до ног, с распущенными по плечам черными космами, на которых запеклась кровь, пронеслось тогда ж по рядам на
вороной лошади и вдруг исчезло. Ужасное видение!
Слова его передаются от одного другому, вспоминают, что говорил полковник генерал-вахтмейстеру об охранении пекгофской дороги, — и страх, будто с неба насланный, растя, ходит по полкам. Конница шведская колеблется.