Неточные совпадения
Но он действительно держал себя так, как, по мнению Марьи Алексевны, мог держать себя только человек в ее собственном роде; ведь он молодой, бойкий человек, не запускал глаз
за корсет очень хорошенькой девушки, не таскался
за нею по следам, играл с Марьею Алексевною в карты без отговорок, не отзывался, что «лучше я посижу с Верою Павловною», рассуждал о вещах в духе, который казался Марье Алексевне ее собственным духом; подобно ей, он говорил, что все на
свете делается для выгоды, что, когда плут плутует, нечего тут приходить в азарт и вопиять о принципах чести, которые
следовало бы соблюдать этому плуту, что и сам плут вовсе не напрасно плут, а таким ему и надобно быть по его обстоятельствам, что не быть ему плутом, — не говоря уж о том, что это невозможно, — было бы нелепо, просто сказать глупо с его стороны.
Одной ночью разразилась сильная гроза. Еще с вечера надвинулись со всех сторон тучи, которые зловеще толклись на месте, кружились и сверкали молниями. Когда стемнело, молнии, не переставая,
следовали одна
за другой, освещая, как днем, и дома, и побледневшую зелень сада, и «старую фигуру». Обманутые этим
светом воробьи проснулись и своим недоумелым чириканьем усиливали нависшую в воздухе тревогу, а стены нашего дома то и дело вздрагивали от раскатов, причем оконные стекла после ударов тихо и жалобно звенели…
Здесь наше существо вводится в райскую сущность, которая открывается, как божественная теплота,
за каковою
следует небесная сладость, ощущение коей не сопровождается никаким страстным томлением и никакими движениями в теле; последнюю же степень составляет видение небесного
света и божественных образов.
Мы прошли сквозь ослепительные лучи зал, по которым я
следовал вчера
за Попом в библиотеку, и застали Ганувера в картинной галерее. С ним был Дюрок, он ходил наискось от стола к окну и обратно. Ганувер сидел, положив подбородок в сложенные на столе руки, и задумчиво следил, как ходит Дюрок. Две белые статуи в конце галереи и яркий
свет больших окон из целых стекол, доходящих до самого паркета, придавали огромному помещению открытый и веселый характер.
Зная, в чем дело, и не желая заставить ждать Андрея Филипповича, господин Голядкин вскочил с своего места и, как
следует, немедленно засуетился на чем
свет стоит, обготовляя и обхоливая окончательно требуемую тетрадку, да и сам приготовляясь отправиться, вслед
за тетрадкой и Андреем Филипповичем, в кабинет его превосходительства.
«Что-то Михайло-то Егорыч, батюшки мои, что он-то ничего не предпринимает!..» — «Как не предпринимает, он и с полицией приезжал было», — и затем
следовал рассказ, как Мановский наезжал с полицией и как исправника распек
за это граф, так что тот теперь лежит больнехонек, и при этом рассказе большая же часть восклицали: «Прах знает что такое делается на
свете, не поймешь ничего!» Впрочем, переезд Мановской к графу чувствительнее всех поразил Клеопатру Николаевну.
По нашему мнению, это уже совершенно напрасно, и даже патриотизм мало может извинить автора
за представление фактов не совсем в том
свете, в каком бы
следовало.
Снова упала молния, ее неверный
свет озарил пространство. Удары грома
следовали один
за другим, резкий толчок подбросил шлюпку. Аян упал; поднявшись, он ждал немедленной течи и смерти. Но шлюпка по-прежнему неслась в мраке, толчок рифа только скользнул по ней, не раздробив дерева.
Бурмистр(пожимая плечами). Седьмой десяток теперь живу на
свете, а таких господ не привидывал, ей-богу: мучают, терзают себя из-за какого-нибудь мужика — дурака необразованного. Ежели позвать его теперь сюда, так я его при вас двумя словами обрезонлю. Вы сами теперь, Сергей Васильич, помещик и изволите знать, что мужику коли дать поблажку, так он возьмет ее вдвое. Что ему так оченно в зубы-то смотреть?.. Досконально объяснить ему все, что
следует, и баста: должен слушаться, что приказывают.
Он, когда мог, щедро помогал труппам, впавшим в полосу неудачи. Случалось, что влюбленность в цирковое дело заставляла его
следовать из города в город
за каким-нибудь бродячим цирком. Таким-то образом он и попал однажды из Пензы в Астрахань, где, как последствие объедения арбузом, его схватила и чуть не отправила на тот
свет холера-морбус.
Я тогда…
за одно неосторожное ваше слово… чувству моему, которое
следовало бы задушить в себе… я позволила развиться до безумия, и безумием этим я погубила было того человека, которому больше всех на
свете желала счастья.
Поэтому если розовое настроение духа, развивающееся в богатом лежебоке, мы не можем принять
за доказательство того, что и для рабочего бедняка очень весело жить на
свете, так отсюда вовсе не
следует, чтобы и в противном случае нельзя было сделать заключения обратного.
За этим стихом, заключающим в себе столь высокую и благородную мысль, опять находится у г. Анненкова перерыв, тем более досадный, что тут
следовали, вероятно, какие-нибудь подробности, которые могли бы объяснить нам некоторые литературные взгляды Пушкина [Приводим пропущенные в издании Анненкова строки:]. Но тут издатель опять оставляет нас в недоумении, и
за последним, приведенным нами стихом
следуют стихи, заключающие в себе возражение Аристарха, выказывающее его личность в несколько комическом
свете...
— Нет; дело не
за мной, а
за обстоятельствами. Я иду так, как мне
следует идти. Поспешить в этом случае значит людей насмешить, а мне нужен
свет, и он должен быть на моей стороне.
Считать себя отдельным существом есть обман, и тот, кто направляет свой ум на то, чтобы исполнять волю этого отдельного существа,
следует за ложным
светом, который приведет его в бездну греха.
— От сего часа бросаю все. Иду,
следую за тобою. Скажи, что мне надобно делать! Клянусь, что пойду
за тобою, как ребенок
за кормилицею своею, как струя
за потоком. — Нет, нет! я не клянусь; я не клялся еще… Ты сказал мне, что я на этом
свете не узнаю имени матери и никогда ее не увижу.