Неточные совпадения
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в
свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался
словах… И когда я хотела
сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь
свою».
Так начинает
свой рассказ летописец и затем,
сказав несколько
слов в похвалу
своей скромности, продолжает...
Казалось, очень просто было то, что
сказал отец, но Кити при этих
словах смешалась и растерялась, как уличенный преступник. «Да, он всё знает, всё понимает и этими
словами говорит мне, что хотя и стыдно, а надо пережить
свой стыд». Она не могла собраться с духом ответить что-нибудь. Начала было и вдруг расплакалась и выбежала из комнаты.
При взгляде на тендер и на рельсы, под влиянием разговора с знакомым, с которым он не встречался после
своего несчастия, ему вдруг вспомнилась она, то есть то, что оставалось еще от нее, когда он, как сумасшедший, вбежал в казарму железнодорожной станции: на столе казармы бесстыдно растянутое посреди чужих окровавленное тело, еще полное недавней жизни; закинутая назад уцелевшая голова с
своими тяжелыми косами и вьющимися волосами на висках, и на прелестном лице, с полуоткрытым румяным ртом, застывшее странное, жалкое в губках и ужасное в остановившихся незакрытых глазах, выражение, как бы
словами выговаривавшее то страшное
слово — о том, что он раскается, — которое она во время ссоры
сказала ему.
— Но человек может чувствовать себя неспособным иногда подняться на эту высоту, —
сказал Степан Аркадьич, чувствуя, что он кривит душою, признавая религиозную высоту, но вместе с тем не решаясь признаться в
своем свободомыслии перед особой, которая одним
словом Поморскому может доставить ему желаемое место.
Сергей Иванович хотел что-то
сказать, но Песцов
своим густым басом перебил его. Он горячо начал доказывать несправедливость этого мнения. Сергей Иванович спокойно дожидался
слова, очевидно с готовым победительным возражением.
Сергей Иванович вздохнул и ничего не отвечал. Ему было досадно, что она заговорила о грибах. Он хотел воротить ее к первым
словам, которые она
сказала о
своем детстве; но, как бы против воли
своей, помолчав несколько времени, сделал замечание на ее последние
слова.
— И я уверен в себе, когда вы опираетесь на меня, —
сказал он, но тотчас же испугался того, что̀
сказал, и покраснел. И действительно, как только он произнес эти
слова, вдруг, как солнце зашло за тучи, лицо ее утратило всю
свою ласковость, и Левин узнал знакомую игру ее лица, означавшую усилие мысли: на гладком лбу ее вспухла морщинка.
Придумывая те
слова, в которых она всё
скажет Долли, и умышленно растравляя
свое сердце, Анна вошла на лестницу.
Кити ни
слова не
сказала об этом; она говорила только о
своем душевном состоянии.
— Не знаю. Это от вас зависит, —
сказал он и тотчас же ужаснулся
своим словам.
Теперь или никогда надо было объясниться; это чувствовал и Сергей Иванович. Всё, во взгляде, в румянце, в опущенных глазах Вареньки, показывало болезненное ожидание. Сергей Иванович видел это и жалел ее. Он чувствовал даже то, что ничего не
сказать теперь значило оскорбить ее. Он быстро в уме
своем повторял себе все доводы в пользу
своего решения. Он повторял себе и
слова, которыми он хотел выразить
свое предложение; но вместо этих
слов, по какому-то неожиданно пришедшему ему соображению, он вдруг спросил...
— Это
слово «народ» так неопределенно, —
сказал Левин. — Писаря волостные, учителя и из мужиков один на тысячу, может быть, знают, о чем идет дело. Остальные же 80 миллионов, как Михайлыч, не только не выражают
своей воли, но не имеют ни малейшего понятия, о чем им надо бы выражать
свою волю. Какое же мы имеем право говорить, что это воля народа?
— Пойдемте к мама! —
сказала она, взяв его зa руку. Он долго не мог ничего
сказать, не столько потому, чтоб он боялся
словом испортить высоту
своего чувства, сколько потому, что каждый раз, как он хотел
сказать что-нибудь, вместо
слов, он чувствовал, что у него вырвутся слезы счастья. Он взял ее руку и поцеловал.
— А! Мы знакомы, кажется, — равнодушно
сказал Алексей Александрович, подавая руку. — Туда ехала с матерью, а назад с сыном, —
сказал он, отчетливо выговаривая, как рублем даря каждым
словом. — Вы, верно, из отпуска? —
сказал он и, не дожидаясь ответа, обратился к жене
своим шуточным тоном: — что ж, много слез было пролито в Москве при разлуке?
— С его сиятельством работать хорошо, —
сказал с улыбкой архитектор (он был с сознанием
своего достоинства, почтительный и спокойный человек). — Не то что иметь дело с губернскими властями. Где бы стопу бумаги исписали, я графу доложу, потолкуем, и в трех
словах.
Они прошли молча несколько шагов. Варенька видела, что он хотел говорить; она догадывалась о чем и замирала от волнения радости и страха. Они отошли так далеко, что никто уже не мог бы слышать их, но он всё еще не начинал говорить. Вареньке лучше было молчать. После молчания можно было легче
сказать то, что они хотели
сказать, чем после
слов о грибах; но против
своей воли, как будто нечаянно, Варенька
сказала...
Левин уже привык теперь смело говорить
свою мысль, не давая себе труда облекать ее в точные
слова; он знал, что жена в такие любовные минуты, как теперь, поймет, что он хочет
сказать, с намека, и она поняла его.
Когда они подъехали к дому, он высадил ее из кареты и, сделав усилие над собой, с привычною учтивостью простился с ней и произнес те
слова, которые ни к чему не обязывали его; он
сказал, что завтра сообщит ей
свое решение.
— Лошади — одно
слово. И пища хороша. А так мне скучно что-то показалось, Дарья Александровна, не знаю как вам, —
сказал он, обернув к ней
свое красивое и доброе лицо.
Обратный путь был так же весел, как и путь туда. Весловский то пел, то вспоминал с наслаждением
свои похождения у мужиков, угостивших его водкой и сказавших ему: «не обсудись»; то
свои ночные похождения с орешками и дворовою девушкой и мужиком, который спрашивал его, женат ли он, и, узнав, что он не женат,
сказал ему: «А ты на чужих жен не зарься, а пуще всего домогайся, как бы
свою завести». Эти
слова особенно смешили Весловского.
Когда она думала о Вронском, ей представлялось, что он не любит ее, что он уже начинает тяготиться ею, что она не может предложить ему себя, и чувствовала враждебность к нему зa это. Ей казалось, что те
слова, которые она
сказала мужу и которые она беспрестанно повторяла в
своем воображении, что она их
сказала всем и что все их слышали. Она не могла решиться взглянуть в глаза тем, с кем она жила. Она не могла решиться позвать девушку и еще меньше сойти вниз и увидать сына и гувернантку.
Но для него, знавшего ее, знавшего, что, когда он ложился пятью минутами позже, она замечала и спрашивала о причине, для него, знавшего, что всякие
свои радости, веселье, горе, она тотчас сообщала ему, — для него теперь видеть, что она не хотела замечать его состояние, что не хотела ни
слова сказать о себе, означало многое.
— Вы не поверите, как мы рады вашему приезду, —
сказал он, придавая особенное значение произносимым
словам и улыбкой открывая
свои крепкие белые зубы.
Вернувшись домой и найдя всех вполне благополучными и особенно милыми, Дарья Александровна с большим оживлением рассказывала про
свою поездку, про то, как ее хорошо принимали, про роскошь и хороший вкус жизни Вронских, про их увеселения и не давала никому
слова сказать против них.
«Не для нужд
своих жить, а для Бога. Для какого Бога? И что можно
сказать бессмысленнее того, что он
сказал? Он
сказал, что не надо жить для
своих нужд, то есть что не надо жить для того, что мы понимаем, к чему нас влечет, чего нам хочется, а надо жить для чего-то непонятного, для Бога, которого никто ни понять, ни определить не может. И что же? Я не понял этих бессмысленных
слов Федора? А поняв, усумнился в их справедливости? нашел их глупыми, неясными, неточными?».
— Я сообщу вам
свое решение письменно, —
сказал Алексей Александрович вставая и взялся за стол. Постояв немного молча, он
сказал: — Из
слов ваших я могу заключить, следовательно, что совершение развода возможно. Я просил бы вас сообщить мне также, какие ваши условия.
— Долли! — проговорил он, уже всхлипывая. — Ради Бога, подумай о детях, они не виноваты. Я виноват, и накажи меня, вели мне искупить
свою вину. Чем я могу, я всё готов! Я виноват, нет
слов сказать, как я виноват! Но, Долли, прости!
Все нашли, что мы говорим вздор, а, право, из них никто ничего умнее этого не
сказал. С этой минуты мы отличили в толпе друг друга. Мы часто сходились вместе и толковали вдвоем об отвлеченных предметах очень серьезно, пока не замечали оба, что мы взаимно друг друга морочим. Тогда, посмотрев значительно друг другу в глаза, как делали римские авгуры, [Авгуры — жрецы-гадатели в Древнем Риме.] по
словам Цицерона, мы начинали хохотать и, нахохотавшись, расходились, довольные
своим вечером.
Я не обращал внимание на ее трепет и смущение, и губы мои коснулись ее нежной щечки; она вздрогнула, но ничего не
сказала; мы ехали сзади: никто не видал. Когда мы выбрались на берег, то все пустились рысью. Княжна удержала
свою лошадь; я остался возле нее; видно было, что ее беспокоило мое молчание, но я поклялся не говорить ни
слова — из любопытства. Мне хотелось видеть, как она выпутается из этого затруднительного положения.
Искоса бросив еще один взгляд на все, что было в комнате, он почувствовал, что
слово «добродетель» и «редкие свойства души» можно с успехом заменить
словами «экономия» и «порядок»; и потому, преобразивши таким образом речь, он
сказал, что, наслышась об экономии его и редком управлении имениями, он почел за долг познакомиться и принести лично
свое почтение.
Так
скажут многие читатели и укорят автора в несообразностях или назовут бедных чиновников дураками, потому что щедр человек на
слово «дурак» и готов прислужиться им двадцать раз на день
своему ближнему.
Генерал смутился. Собирая
слова и мысли, стал он говорить, хотя несколько несвязно, что
слово ты было им сказано не в том смысле, что старику иной раз позволительно
сказать молодому человеку ты(о чине
своем он не упомянул ни
слова).
— В самом
слове нет ничего оскорбительного, —
сказал Тентетников, — но в смысле
слова, но в голосе, с которым сказано оно, заключается оскорбленье. Ты — это значит: «Помни, что ты дрянь; я принимаю тебя потому только, что нет никого лучше, а приехала какая-нибудь княжна Юзякина, — ты знай
свое место, стой у порога». Вот что это значит!
То был приятный, благородный,
Короткий вызов, иль картель:
Учтиво, с ясностью холодной
Звал друга Ленский на дуэль.
Онегин с первого движенья,
К послу такого порученья
Оборотясь, без лишних
словСказал, что он всегда готов.
Зарецкий встал без объяснений;
Остаться доле не хотел,
Имея дома много дел,
И тотчас вышел; но Евгений
Наедине с
своей душой
Был недоволен сам собой.
Когда maman вышла замуж, желая чем-нибудь отблагодарить Наталью Савишну за ее двадцатилетние труды и привязанность, она позвала ее к себе и, выразив в самых лестных
словах всю
свою к ней признательность и любовь, вручила ей лист гербовой бумаги, на котором была написана вольная Наталье Савишне, и
сказала, что, несмотря на то, будет ли она или нет продолжать служить в нашем доме, она всегда будет получать ежегодную пенсию в триста рублей.
Несмотря на то, что княгиня поцеловала руку бабушки, беспрестанно называла ее ma bonne tante, [моя добрая тетушка (фр.).] я заметил, что бабушка была ею недовольна: она как-то особенно поднимала брови, слушая ее рассказ о том, почему князь Михайло никак не мог сам приехать поздравить бабушку, несмотря на сильнейшее желание; и, отвечая по-русски на французскую речь княгини, она
сказала, особенно растягивая
свои слова...
Будет, будет бандурист с седою по грудь бородою, а может, еще полный зрелого мужества, но белоголовый старец, вещий духом, и
скажет он про них
свое густое, могучее
слово.
Он было возвел на них истомленные очи, но татарка
сказала ему одно
слово, и он опустил их вновь в открытые страницы
своего молитвенника.
— Ясновельможные паны! — кричал один, высокий и длинный, как палка, жид, высунувши из кучи
своих товарищей жалкую
свою рожу, исковерканную страхом. — Ясновельможные паны!
Слово только дайте нам
сказать, одно
слово! Мы такое объявим вам, чего еще никогда не слышали, такое важное, что не можно
сказать, какое важное!
Прежде чем Грэй, несколько удивленный таким быстрым практическим результатом
своих слов, успел что-либо
сказать, Пантен уже загремел вниз по трапу и где-то отдаленно вздохнул.
— Маменька, что бы ни случилось, что бы вы обо мне ни услышали, что бы вам обо мне ни
сказали, будете ли вы любить меня так, как теперь? — спросил он вдруг от полноты сердца, как бы не думая о
своих словах и не взвешивая их.
Одним
словом, я вывожу, что и все, не то что великие, но и чуть-чуть из колеи выходящие люди, то есть чуть-чуть даже способные
сказать что-нибудь новенькое, должны, по природе
своей, быть непременно преступниками, — более или менее, разумеется.
— Хе-хе-хе! А таки заметили, что я
сказал сейчас Николаю, что он «не
свои слова говорит»?
Она именно состоит в том, что люди, по закону природы, разделяются вообще на два разряда: на низший (обыкновенных), то есть, так
сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант
сказать в среде
своей новое
слово.
Позвольте-с: она именно
сказала, что, как только я дам эту бумагу, она опять будет меня кредитовать сколько угодно и что никогда, никогда, в
свою очередь, — это ее собственные
слова были, — она не воспользуется этой бумагой, покамест я сам заплачу…
Мармеладов был в последней агонии; он не отводил
своих глаз от лица Катерины Ивановны, склонившейся снова над ним. Ему все хотелось что-то ей
сказать; он было и начал, с усилием шевеля языком и неясно выговаривая
слова, но Катерина Ивановна, понявшая, что он хочет просить у ней прощения, тотчас же повелительно крикнула на него...
Баснь эту лишним я почёл бы толковать;
Но ка́к здесь к
слову не
сказать,
Что лучше верного держаться,
Чем за обманчивой надеждою гоняться?
Найдётся тысячу несчастных от неё
На одного, кто не был ей обманут,
А мне, что́ говорить ни станут,
Я буду всё твердить
своё:
Что́ впереди — бог весть; а что моё — моё!
Евфросинья Потаповна. Да не об ученье peчь, а много очень добра изводят. Кабы
свой материал, домашний, деревенский, так я бы
слова не
сказала, а то купленный, дорогой, так его и жалко. Помилуйте, требует сахару, ванилю, рыбьего клею; а ваниль этот дорогой, а рыбий клей еще дороже. Ну и положил бы чуточку для духу, а он валит зря: сердце-то и мрет, на него глядя.
Мы отправились далее. Стало смеркаться. Мы приближились к городку, где, по
словам бородатого коменданта, находился сильный отряд, идущий на соединение к самозванцу. Мы были остановлены караульными. На вопрос: кто едет? — ямщик отвечал громогласно: «Государев кум со
своею хозяюшкою». Вдруг толпа гусаров окружила нас с ужасною бранью. «Выходи, бесов кум! —
сказал мне усастый вахмистр. [Вахмистр — унтер-офицер в кавалерии.] — Вот ужо тебе будет баня, и с твоею хозяюшкою!»