Неточные совпадения
Городничий. А, Степан Ильич!
Скажите,
ради бога: куда вы запропастились? На что это похоже?
— Анна,
ради Бога не говори так, —
сказал он кротко. — Может быть, я ошибаюсь, но поверь, что то, что я говорю, я говорю столько же за себя, как и за тебя. Я муж твой и люблю тебя.
— Анна,
ради Бога! что с вами? —
сказал он, будя ее, точно так же, как говорил ей когда-то ее муж.
— Ах, графиня, непременно свезите,
ради Бога, свезите меня к ним! Я никогда ничего не видал необыкновенного, хотя везде отыскиваю, — улыбаясь
сказал Вронский.
— Это ужасно! —
сказал Степан Аркадьич, тяжело вздохнув. — Я бы одно сделал, Алексей Александрович. Умоляю тебя, сделай это! —
сказал он. — Дело еще не начато, как я понял. Прежде чем ты начнешь дело, повидайся с моею женой, поговори с ней. Она любит Анну как сестру, любит тебя, и она удивительная женщина.
Ради Бога поговори с ней! Сделай мне эту дружбу, я умоляю тебя!
— Оставь меня в покое,
ради Бога! — воскликнул со слезами в голосе Михайлов и, заткнув уши, ушел в свою рабочую комнату за перегородкой и запер за собою дверь. «Бестолковая!»
сказал он себе, сел за стол и, раскрыв папку, тотчас о особенным жаром принялся за начатый рисунок.
— Но,
ради Бога, не горячись, —
сказал Степан Аркадьич, дотрагиваясь до коленки зятя.
— Нет, ты постой, постой, —
сказал он. — Ты пойми, что это для меня вопрос жизни и смерти. Я никогда ни с кем не говорил об этом. И ни с кем я не могу говорить об этом, как с тобою. Ведь вот мы с тобой по всему чужие: другие вкусы, взгляды, всё; но я знаю, что ты меня любишь и понимаешь, и от этого я тебя ужасно люблю. Но,
ради Бога, будь вполне откровенен.
— Какое счастье! — с отвращением и ужасом
сказала она, и ужас невольно сообщился ему. —
Ради Бога, ни слова, ни слова больше.
— Долли! — проговорил он, уже всхлипывая. —
Ради Бога, подумай о детях, они не виноваты. Я виноват, и накажи меня, вели мне искупить свою вину. Чем я могу, я всё готов! Я виноват, нет слов
сказать, как я виноват! Но, Долли, прости!
— Нет, Платон Михайлович, —
сказал Хлобуев, вздохнувши и сжавши крепко его руку, — не гожусь я теперь никуды. Одряхлел прежде старости своей, и поясница болит от прежних грехов, и ревматизм в плече. Куды мне! Что разорять казну! И без того теперь завелось много служащих
ради доходных мест. Храни
бог, чтобы из-за меня, из-за доставки мне жалованья прибавлены были подати на бедное сословие: и без того ему трудно при этом множестве сосущих. Нет, Платон Михайлович,
бог с ним.
—
Ради бога… —
сказал князь с заметным волненьем, — вы что-нибудь знаете об этом?
скажите. Я именно недавно послал еще прямо в Петербург об смягчении его участи.
«
Ради бога успокойтесь, —
сказала она, отняв у меня свою руку.
— Ваше превосходительство, —
сказал я ему, — прибегаю к вам, как к отцу родному;
ради бога, не откажите мне в моей просьбе: дело идет о счастии всей моей жизни.
Он посмотрел, стоя на коленях, а потом, встретив губернаторшу глаз на глаз,
сказал, поклонясь ей в пояс: «Простите, Христа
ради, ваше превосходительство, дерзость мою, а красота ваша воистину — божеская, и благодарен я
богу, что видел эдакое чудо».
— Что ты говоришь, Андрей! —
сказал он, вставая с места. — Поедем,
ради Бога, сейчас, сию минуту: я у ног ее выпрошу прошение…
— Поверьте мне, это было невольно… я не мог удержаться… — заговорил он, понемногу вооружаясь смелостью. — Если б гром загремел тогда, камень упал бы надо мной, я бы все-таки
сказал. Этого никакими силами удержать было нельзя…
Ради Бога, не подумайте, чтоб я хотел… Я сам через минуту
Бог знает что дал бы, чтоб воротить неосторожное слово…
— Знаю, знаю, мой невинный ангел, но это не я говорю, это
скажут люди, свет, и никогда не простят тебе этого. Пойми,
ради Бога, чего я хочу. Я хочу, чтоб ты и в глазах света была чиста и безукоризненна, какова ты в самом деле…
— Ах, нет,
Бог с тобой! — оправдывался Обломов, приходя в себя. — Я не испугался, но удивился; не знаю, почему это поразило меня. Давно ли? Счастлива ли?
скажи,
ради Бога. Я чувствую, что ты снял с меня большую тяжесть! Хотя ты уверял меня, что она простила, но знаешь… я не был покоен! Все грызло меня что-то… Милый Андрей, как я благодарен тебе!
— Как я должен понимать это? Вразумите меня,
ради Бога! — придвигая кресло к ней,
сказал он, озадаченный ее словами и глубоким, непритворным тоном, каким они были сказаны.
— Хорошо, я замолчу, —
сказал он, — только,
ради Бога, не уходите так, а то у меня на душе останется такой камень…
— И зовете меня на помощь; думал, что пришла пора медведю «сослужить службу», и чуть было не оказал вам в самом деле «медвежьей услуги», — добавил он, вынимая из кармана и показывая ей обломок бича. — От этого я позволил себе сделать вам дерзкий вопрос об имени… Простите меня,
ради Бога, и
скажите и остальное: зачем вы открыли мне это?
— Monsieur Boris! de grâce — oh! oh! — с натянутым смущением
сказала она, — que voulez-vous [Борис! помилосердствуйте — о! о! — что вы от меня хотите (фр.).] — нет,
ради Бога, нет, пощадите, пощадите!
— Не шутите,
ради Бога! — раздражительно
сказал он.
— Что с вами, говорите,
ради Бога, что такое случилось? Вы
сказали, что хотели говорить со мной; стало быть, я нужен… Нет такого дела, которого бы я не сделал! приказывайте, забудьте мою глупость… Что надо… что надо сделать?
— Bonjur! —
сказала она, — не ждали? Вижю, вижю! Du courage! [Смелее! (фр.)] Я все понимаю. А мы с Мишелем были в роще и зашли к вам. Michel! Saluez donc monsieur et mettez tout cela de côte! [Мишель! Поздоровайтесь же и положите все это куда-нибудь! (фр.)] Что это у вас? ах, альбомы, рисунки, произведения вашей музы! Я заранее без ума от них: покажите, покажите,
ради Бога! Садитесь сюда, ближе, ближе…
— Ну, не надо — я пошутил: только,
ради Бога, не принимай этого за деспотизм, за шпионство, а просто за любопытство. А впрочем,
Бог с тобой и с твоими секретами! —
сказал он, вставая, чтоб уйти.
— Ты хорошо сделала… — с жаром
сказал он. —
Ради Бога, располагай мною — я теперь все понял и готов навсегда здесь остаться, лишь бы ты успокоилась…
— Пустите меня,
ради Бога: я на свежий воздух хочу!.. —
сказал он в тоске, вставая и выпутывая ноги из ее юбок.
— Бабушка! —
сказала она с торопливым трепетом, —
ради Бога, если любите меня, как я вас люблю… то обратите все попечения на Марфеньку. Обо мне не заботьтесь…
— Аркаша, голубчик, прости,
ради Бога, не могла я никак, чтобы не
сказать…
— Mon ami! Mon enfant! — воскликнул он вдруг, складывая перед собою руки и уже вполне не скрывая своего испуга, — если у тебя в самом деле что-то есть… документы… одним словом — если у тебя есть что мне
сказать, то не говори;
ради Бога, ничего не говори; лучше не говори совсем… как можно дольше не говори…
— Ах да! Я и забыл! —
сказал он вдруг совсем не тем голосом, с недоумением смотря на меня, — я вас зазвал по делу и между тем…
Ради Бога, извините.
Знаете что, — перебил он, — пусть он продолжает потихоньку таскать по кувшину, только,
ради Бога, не больше кувшина: если его Терентьев и поймает, так что ж ему за важность, что лопарем ударит или затрещину даст: ведь это не всякий день…» — «А если Терентьев
скажет вам, или вы сами поймаете, тогда…» — «Отправлю на бак!» — со вздохом прибавил Петр Александрович.
— Если вы не исправитесь, я не отвечаю ни за что! — говорил Ляховский своему зятю. — Вы не цените сокровище, какое попало в ваши руки… Да!.. Я не хочу
сказать этим, что вы дурной человек, но
ради бога никогда не забывайте, что ваша жена, как всякое редкое растение, не перенесет никакого насилия над собой.
— Да
скажите же,
ради бога: вы из папье-маше, что ли, сделаны? — кричал Ляховский, тыкая дядюшку пальцем.
— Да… Но ведь миллионами не заставишь женщину любить себя… Порыв, страсть — да разве это покупается на деньги? Конечно, все эти Бахаревы и Ляховские будут ухаживать за Приваловым: и Nadine и Sophie, но… Я, право, не знаю, что находят мужчины в этой вертлявой Зосе?.. Ну,
скажите мне,
ради бога, что в ней такого: маленькая, сухая, вертлявая, белобрысая… Удивляюсь!
— Но кто бы мог подозревать такой оборот дела? — говорил Половодов с Хиной как о деле хорошо ей известном. — А теперь… Послушайте, Хиония Алексеевна,
скажите мне
ради бога только одно… Вы опытная женщина… да… Любит Зося Привалова или нет?
— Матрена, голубчик, беги сейчас же к Агриппине Филипьевне… — торопливо говорила Заплатина своей горничной. — Да постой…
Скажи ей только одно слово: «приехал». Понимаешь?.. Да
ради бога, скорее…
— Давайте же поговорим, —
сказала она, подходя к нему. — Как вы живете? Что у вас? Как? Я все эти дни думала о вас, — продолжала она нервно, — я хотела послать вам письмо, хотела сама поехать к вам в Дялиж, и я уже решила поехать, но потом раздумала, —
бог знает, как вы теперь ко мне относитесь. Я с таким волнением ожидала вас сегодня.
Ради бога, пойдемте в сад.
— Мама, вы меня убьете. Ваш Герценштубе приедет и
скажет, что не может понять! Воды, воды! Мама,
ради Бога, сходите сами, поторопите Юлию, которая где-то там завязла и никогда не может скоро прийти! Да скорее же, мама, иначе я умру…
— Если я буду знать наверное, что я умереть должна… я вам тогда все
скажу, все!» — «Александра Андреевна, помилуйте!» — «Послушайте, ведь я не спала нисколько, я давно на вас гляжу…
ради Бога… я вам верю, вы человек добрый, вы честный человек, заклинаю вас всем, что есть святого на свете, —
скажите мне правду!
Доктор,
ради Бога скажите, я в опасности?» — «Что я вам
скажу, Александра Андреевна, — помилуйте!» — «
Ради Бога, умоляю вас!» — «Не могу скрыть от вас, Александра Андреевна, вы точно в опасности, но
Бог милостив…» — «Я умру, я умру…» И она словно обрадовалась, лицо такое веселое стало; я испугался.
— Ах, милый мой, —
сказала графиня, —
ради бога не рассказывай; мне страшно будет слушать.
— Соберитесь с всеми силами души, умоляйте отца, бросьтесь к его ногам: представьте ему весь ужас будущего, вашу молодость, увядающую близ хилого и развратного старика, решитесь на жестокое объяснение:
скажите, что если он останется неумолим, то… то вы найдете ужасную защиту…
скажите, что богатство не доставит вам и одной минуты счастия; роскошь утешает одну бедность, и то с непривычки на одно мгновение; не отставайте от него, не пугайтесь ни его гнева, ни угроз, пока останется хоть тень надежды,
ради бога, не отставайте.
Я развернул ее — и узнал неправильный и быстрый почерк Аси. «Я непременно должна вас видеть, — писала мне она, — приходите сегодня в четыре часа к каменной часовне на дороге возле развалины. Я сделала сегодня большую неосторожность… Придите
ради бога, вы все узнаете…
Скажите посланному: „да“.
— Я исполнила твое желание, —
сказала она наконец. — Теперь пусти меня… Прощай…
ради бога, прощай, поди и ты домой, — прибавила она печально умоляющим голосом.
—
Ради бога,
скажите: любите вы его? — приставала Харитина. — Ну, немножечко, чуть-чуть!.. Разве можно его не любить?
Прости свою дочь,
ради бога!..»
Старик на меня поглядел наконец
Задумчиво, пристально, строго
И, руки с угрозой подняв надо мной,
Чуть слышно
сказал (я дрожала):
«Смотри, через год возвращайся домой,
Не то — прокляну!..»
Я упала…
«
Ради бога, не думайте обо мне ничего; не думайте тоже, что я унижаю себя тем, что так пишу вам, или что я принадлежу к таким существам, которым наслаждение себя унижать, хотя бы даже и из гордости. Нет, у меня свои утешения; но мне трудно вам разъяснить это. Мне трудно было бы даже и себе
сказать это ясно, хоть я и мучаюсь этим. Но я знаю, что не могу себя унизить даже и из припадка гордости. А к самоунижению от чистоты сердца я не способна. А стало быть, я вовсе и не унижаю себя.