Неточные совпадения
Но в этот вечер они смотрели
на него с вожделением, как смотрят любители вкусно поесть
на редкое блюдо. Они слушали его рассказ с таким безмолвным напряжением внимания, точно он столичный профессор, который читает
лекцию в глухом провинциальном городе обывателям, давно стосковавшимся о необыкновенном. В комнате было тесно, немножко жарко, в полумраке
сидели согнувшись покорные люди, и было очень хорошо сознавать, что вчерашний день — уже история.
В углу комнаты — за столом —
сидят двое: известный профессор с фамилией, похожей
на греческую, —
лекции его Самгин слушал, но трудную фамилию вспомнить не мог; рядом с ним длинный, сухолицый человек с баками, похожий
на англичанина, из тех, какими изображают англичан карикатуристы. Держась одной рукой за стол, а другой за пуговицу пиджака, стоит небольшой растрепанный человечек и, покашливая, жидким голосом говорит...
В университете Райский делит время, по утрам, между
лекциями и Кремлевским садом, в воскресенье ходит в Никитский монастырь к обедне, заглядывает
на развод и посещает кондитеров Пеэра и Педотти. По вечерам
сидит в «своем кружке», то есть избранных товарищей, горячих голов, великодушных сердец.
Одевалось студенчество кто во что, и нередко
на четырех квартирантов было две пары сапог и две пары платья, что устанавливало очередь: сегодня двое идут
на лекции, а двое других дома
сидят; завтра они пойдут в университет.
Я любил этот шум, говор, хохотню по аудиториям; любил во время
лекции,
сидя на задней лавке, при равномерном звуке голоса профессора мечтать о чем-нибудь и наблюдать товарищей; любил иногда с кем-нибудь сбегать к Матерну выпить водки и закусить и, зная, что за это могут распечь, после профессора, робко скрипнув дверью, войти в аудиторию; любил участвовать в проделке, когда курс
на курс с хохотом толпился в коридоре.
На лекциях они всегда
сидели рядом и помогали один другому. Александров чертил для Венсана профили пушек и укреплений. Венсан же, хорошо знавший иностранные языки, вставал и отвечал за Александрова, когда немец или француз вызывали его фамилию.
Учить
лекции и делать чертежи приходилось в спальне,
сидя боком
на кровати и опираясь локтями
на ясеневый шкафчик, где лежали обувь и туалетные принадлежности.
Бывало, забыв
лекции и тетради,
сидит он в невеселой гостиной осининского дома,
сидит и украдкой смотрит
на Ирину: сердце в нем медленно и горестно тает и давит ему грудь; а она как будто сердится, как будто скучает, встанет, пройдется по комнате, холодно посмотрит
на него, как
на стол или
на стул, пожмет плечом и скрестит руки; или в течение целого вечера, даже разговаривая с Литвиновым, нарочно ни разу не взглянет
на него, как бы отказывая ему и в этой милостыне; или, наконец, возьмет книжку и уставится в нее, не читая, хмурится и кусает губы, а не то вдруг громко спросит у отца или у брата: как по-немецки"терпение"?
Как нарочно, погода стояла чудная, и,
сидя день и ночь над тетрадками
лекций, я мучительно завидовал каменщикам, сидевшим перед нашими окнами с обвязанными тряпками ступнями
на мостовой и разбивавшим упорные голыши тяжелым молотком.
Теперь нам запрещают решительно все, позволяют нам
сидеть скромно
на скамьях, слушать цензурованные страхом
лекции, вести себя прилично, как следует в классе, и требуют не рассуждать, слышите ли — не рассуждать! Ха, ха, ха!»
В университете я бывал
на лекциях Моммсона и Гнейста. Вирхов читал микроскопическую анатомию в клинике. Меня водил
на его
лекции Б. И раз при мне случилась такая история. Б.
сидел рядом с ассистентом Боткина, покойным доктором П., впоследствии известным петербургским практикантом. Они о чем-то перешепнулись. Вирхов — вообще очень обидчивый и строгий — остановился и сделал им выговор.
Ренан, когда я много лет спустя попал в эту самую аудиторию
на его
лекции, разбирал какие-то спорные пункты библейской экзегетики и полемизировал с немецкими учеными. Он ходил вдоль стола, около которого
сидели слушатели и слушательницы, и, с книжкой в руках, горячился, высокими нотами, похожий
на жирненького аббата, со своим полным лицом и кругленьким брюшком.
Замысловский был седой старичок чиновничьего вида, с небольшой головкой; когда он читал
лекцию, брови его то всползали высоко
на лоб, то спускались
на самые глаза. Был он глубоко бездарен, единственным его известным трудом являлась работа справочного характера — учебный атлас по русской истории.
На лекциях его
сидело всего по пять-шесть человек.
На лекции фарбентрегер
сидел с распахнутым пиджаком, чтобы все видели его цветную ленточку через жилетку; еще усерднее распахивал он свой пиджак перед экзаменатором.
Навстречу ему вереница мальчишек, занимавшихся гимнастическими играми, вероятно, после умственных трудов, ибо некоторые,
сидя чехардою
на своих товарищах, читали с них, будто с кафедры, заданную
лекцию; другие искусно перекидывались бомбами, начиненными порохом премудрости, или просто книжками и тетрадями.