Неточные совпадения
Петрицкий
в пальто и ротмистр Камеровский
в полной
форме, вероятно со службы,
сидели вокруг нее.
Подъехав к Калиновому лесу, мы нашли линейку уже там и, сверх всякого ожидания, еще телегу
в одну лошадь, на середине которой
сидел буфетчик. Из-под сена виднелись: самовар, кадка с мороженой
формой и еще кой-какие привлекательные узелки и коробочки. Нельзя было ошибиться: это был чай на чистом воздухе, мороженое и фрукты. При виде телеги мы изъявили шумную радость, потому что пить чай
в лесу на траве и вообще на таком месте, на котором никто и никогда не пивал чаю, считалось большим наслаждением.
Лампа, плохо освещая просторную кухню, искажала
формы вещей: медная посуда на полках приобрела сходство с оружием, а белая масса плиты — точно намогильный памятник.
В мутном пузыре света старики
сидели так, что их разделял только угол стола. Ногти у медника были зеленоватые, да и весь он казался насквозь пропитанным окисью меди. Повар,
в пальто, застегнутом до подбородка,
сидел не по-стариковски прямо и гордо; напялив шапку на колено, он прижимал ее рукой, а другою дергал свои реденькие усы.
Его слушали,
сидя за двумя сдвинутыми столами, три девицы, два студента, юнкер, и широкоплечий атлет
в форме ученика морского училища, и толстый, светловолосый юноша с румяным лицом и счастливой улыбкой
в серых глазах.
И вот, однажды после обеда, Вера Павловна
сидела в своей комнате, шила и думала, и думала очень спокойно, и думала вовсе не о том, а так, об разной разности и по хозяйству, и по мастерской, и по своим урокам, и постепенно, постепенно мысли склонялись к тому, о чем, неизвестно почему, все чаще и чаще ей думалось; явились воспоминания, вопросы мелкие, немногие, росли, умножались, и вот они тысячами роятся
в ее мыслях, и все растут, растут, и все сливаются
в один вопрос,
форма которого все проясняется: что ж это такое со мною? о чем я думаю, что я чувствую?
Я был тогда совсем маленький мальчик, еще даже не учившийся
в пансионе, но простота, с которой отец предложил вопрос, и его глубокая вдумчивость заразили меня. И пока он ходил, я тоже
сидел и проверял свои мысли… Из этого ничего не вышло, но и впоследствии я старался не раз уловить те бесформенные движения и смутные образы слов, которые проходят, как тени, на заднем фоне сознания, не облекаясь окончательно
в определенные
формы.
Все 30 воспитанников собрались. Приехал министр, все осмотрел, делал нам репетицию церемониала
в полной
форме, то есть вводили нас известным порядком
в залу, ставили куда следует по, списку, вызывали и учили кланяться по направлению к месту, где будут
сидеть император и высочайшая фамилия. При этом неизбежно были презабавные сцены неловкости и ребяческой наивности.
На одной лавочке,
в конце бульвара,
сидел высокий сутуловатый человек с большою головою, покрытою совершенно белыми волосами, и с сильным выражением непреклонной воли во всех чертах умного лица. Он был одет
в ватную военную шинель старой
формы с капюшоном и
в широкодонной военной фуражке с бархатным околышем и красными кантами.
Лиза вметала другую кость и опять подняла голову. Далеко-далеко за меревским садом по дороге завиднелась какая-то точка. Лиза опять поработала и опять взглянула на эту точку. Точка разрасталась во что-то вроде экипажа. Видна стала городская, затяжная дуга, и что-то белелось; очевидно, это была не крестьянская телега. Еще несколько минут, и все это скрылось за меревским садом, но зато вскоре выкатилось на спуск
в форме дрожек, на которых
сидела дама
в белом кашемировом бурнусе и соломенной шляпке.
Комната
в квартире господина и госпожи Рыбушкиных. Марья Гавриловна (она же и невеста)
сидит на диване и курит папироску. Она высокого роста, блондинка, с весьма развитыми
формами; несколько подбелена и вообще сооружена так, что должна
в особенности нравиться сохранившимся старичкам и юношам с потухшими сердцами.
Черная бархатная жакетка ловко обрисовывала его
формы и отлично оттеняла белизну белья; пробор на голове был сделан так тщательно, что можно было думать, что он причесывается у ваятеля; лицо, отдохнувшее за ночь от вчерашних повреждений, дышало приветливостью и готовностью удовлетворить клиента, что бы он ни попросил; штаны
сидели почти идеально; но что всего важнее: от каждой части его лица и даже тела разило духами, как будто он только что выкупался
в водах Екатерининского канала.
В зале уже
сидел какой-то офицер, то есть не офицер, а интендантский чиновник
в военной
форме, пожилой, лысый, с ласково бегавшими маслеными глазами.
Она тоже имела несколько десятков тысяч десятин, много овец, конский завод и много денег, но не «кружилась», а жила у себя
в богатой усадьбе, про которую знакомые и Иван Иваныч, не раз бывавший у графини по делам, рассказывали много чудесного; так, говорили, что
в графининой гостиной, где висят портреты всех польских королей, находились большие столовые часы, имевшие
форму утеса, на утесе стоял дыбом золотой конь с брильянтовыми глазами, а на коне
сидел золотой всадник, который всякий раз, когда часы били, взмахивал шашкой направо и налево.
Посреди большого села, на обширном лугу, или площади, на которой разгуливали овцы и резвились ребятишки, стояла ветхая деревянная церковь с высокой колокольнею. У дверей ее, на одной из ступеней поросшей травою лестницы,
сидел старик лет восьмидесяти,
в зеленом сюртуке с красным воротником, обшитым позументом; с полдюжины медалей, различных
форм и величины, покрывали грудь его. Он разговаривал с молодым человеком, который стоял перед ним и по наряду своему, казалось, принадлежал к духовному званию.
В отеле, между тем, m-me Мерова
сидела в качестве хозяйки
в маленькой гостиной взятого отделения, а Янсутский
в полной мундирной
форме ртом и мехами раздувал уголья
в находящемся тут камине, чтобы скорее они разгорелись и дали из себя приятную теплоту.
— Завтра будет объявлен приговор
в окончательной
форме, и нас посадят вместе, — сказала Ковальчук, утешая. — До самой казни вместе будем
сидеть.
Мы встали и пошли бродить по комнатам.
В конце анфилады их широкая дверь вела
в зал, назначенный для танцев. Желтые шелковые занавески на окнах и расписанный потолок, ряды венских стульев по стенам,
в углу залы большая белая ниша
в форме раковины, где
сидел оркестр из пятнадцати человек. Женщины, по большей части обнявшись, парами ходили по зале; мужчины
сидели по стенам и наблюдали их. Музыканты настраивали инструменты. Лицо первой скрипки показалось мне немного знакомым.
У стены, под окнами, за длинным столом
сидят, мерно и однообразно покачиваясь, восемнадцать человек рабочих, делая маленькие крендели
в форме буквы «
в» по шестнадцати штук на фунт; на одном конце стола двое режут серое, упругое тесто на длинные полосы, привычными пальцами щиплют его на равномерные куски и разбрасывают вдоль стола под руки мастеров, — быстрота движений этих рук почти неуловима.
Но его выручила из затруднительного положения сестра. Она уже насытилась и
сидела, откинувшись на спинку кресла. Тёмные волосы её были причёсаны старомодно, но эта прическа
в форме короны очень шла властному выражению её лица. Её губы, вздрогнувшие от улыбки, открыли белую и тонкую, как лезвие ножа, полоску зубов, и, красивым жестом остановив брата, она сказала...
Дочь была белокурая, чрезвычайно белая, бледная, полная, чрезвычайно короткая девушка, с испуганным детским лицом и очень развитыми женскими
формами. Отец Сергий остался на лавочке у входа. Когда проходила девушка и остановилась подле него и он благословил ее, он сам ужаснулся на себя, как он осмотрел ее тело. Она прошла, а он чувствовал себя ужаленным. По лицу ее он увидал, что она чувственна и слабоумна. Он встал и вошел
в келью. Она
сидела на табурете, дожидаясь его.
Половецкий
сидел на обрубке дерева и долго смотрел на огонь,
в котором для него всегда было что-то мистическое, как символ жизни. Ведь и человек так же сгорает, как горели сейчас дрова. И жизнь, и обновление, и перемена только
формы существования.
Все, что
в нем было живого, здравого и сознательного, как-то не выливалось
в обычную
форму,
в которой он доселе
сидел так хорошо, и, едва поднявшись, оседало опять на дно его души, но оседало как-то беспорядочно, болезненно, совершенно не под стать к стройности того чиновного механизма,
в котором он был вставлен.
Послав телеграмму, он опять идет
в комнату начальника станции. Тут на диванчике, обитом серым сукном,
сидит какой-то благообразный господин с бакенами,
в очках и
в енотовой шапке; на нем какая-то странная шубка, очень похожая на женскую, с меховой опушкой, с аксельбантами и с разрезами на рукавах. Перед ним стоит другой господин, сухой и жилистый,
в форме контролера.
Как раз против входа,
в большом стариковском кресле, откинувши голову назад на подушку,
сидела женщина
в дорогом китайском шлафроке и с укутанной головой. Из-за вязаного шерстяного платка виден был только бледный длинный нос с острым кончиком и маленькой горбинкой да один большой черный глаз. Просторный шлафрок скрывал ее рост и
формы, но по белой красивой руке, по голосу, по носу и глазу ей можно было дать не больше 26–28 лет.
Нянька Варвара, огромная, плотная веснушчатая особа с огненно-рыжими волосами и вздернутым носом, с голыми до локтей (по
форме) руками, тоже сплошь усеянными темным бисером веснушек,
сидит в центре спальной, на одной из детских кроваток.
Филенков
сидел на своем месте
в писарской
форме и дрожащими руками сшивал какие-то бумаги.
Посреди двора, на огромном плацу, стояли,
сидели и лежали уже одетые
в полную походную амуницию солдаты. Несколько человек офицеров, мало отличающихся по
форме одежды от нижних чинов, находились тут же. Ружья, составленные
в козла, занимали часть плаца.
И тот дерптский экзамен был неизмеримо серьезнее, почти как магистерский, и
в другой
форме, не школьнически перед столом экзаменатора, стоя — студенты
в мундире, — а
сидя,
в виде как бы продолжительной беседы.
Для Сергея Андреевича и Киселева взгляды их противников были полны непримиримых противоречий, и они были убеждены, что те не хотят видеть этих противоречий только из упрямства: Даев и Наташа объявляли себя врагами капитализма — и
в то же время радовались его процветанию и усилению; говорили, что для широкого развития капитализма необходимы известные общественно-политические
формы, — и
в то же время утверждали, что сам же капитализм эти
формы и создаст; историческая жизнь, по их мнению, направлялась не подчиняющимися человеческой воле экономическими законами, идти против которых было нелепо, — но отсюда для них не вытекал вывод, что при таком взгляде человек должен
сидеть сложа руки.
Однажды вечером
сидели мы с ним
в его кабинете. Разговорились особенно как-то хорошо и задушевно. Андреев излагал проекты новых задуманных им пьес
в стиле «Жизнь человека», подробно рассказал содержание впоследствии написанной им пьесы «Царь-Голод».
В его тогдашней, первоначальной передаче она мне показалась ярче и грандиознее, чем
в осуществленной
форме.
Правей от шахматных игроков
сидели на двух скамейках, на которых постланы были аккуратно два клетчатых носовых платка, старые полковники фон Верден и фон Шведен, первый —
в пестром бумажном колпаке, кожаном колете [Колет — воинский мундир.] из толстой лосиной кожи,
в штиблетах с огромными привязными раструбами, другой — с обнаженною, как полный месяц, лысиною, при всей
форме пехотинца.
—
В таком случае я отказываюсь объяснить ваше более чем странное поведение относительно меня. Вы
сидите у меня, чуть не признаетесь мне
в любви, обрываете это признанье на половине, что объясняете внезапным приступом головной боли, уезжаете, не кажете глаз около месяца и, наконец, просите снова свиданья запиской, очень странной по
форме. Согласитесь, что я вправе удивляться.
На одной из скамеек партера
сидел красивый молодой человек
в форме гвардейского офицера. Высокого роста, с выразительными темно-синими глазами, с волнистыми светло-каштановыми волосами на голове и на усах, с правильными чертами матово-бледного лица, он невольно обращал на себя взгляды мужчин и женщин с различными, впрочем, выражениями. Во взглядах первых проглядывало беспокойство, у вторых же они загорались желанием.
Князь Андрей Павлович
сидел неподвижно и хотя, казалось, смотрел на своего бывшего камердинера и слушал его, на самом деле мысли его были далеко от лежавшего у его ног Степана, или лучше сказать, он не
в силах был сосредоточиться на какой-нибудь определенной мысли. Они какими-то обрывками мелькали
в его голове, не слагаясь ни
в какую определенную
форму.
Свободного времени у Тани было
в это время больше, нежели прежде, так как княжна Людмила была чаще с матерью, обсуждая на все лады предстоящий визит князя Сергея Сергеевича и
форму приема желанного гостя. Таня, не любившая
сидеть в девичьей, уходила
в сад, из него
в поле и как-то невольно, незаметно для себя оказывалась близ Соломонидиной избушки. Постоянно приглядываясь к ней, она уже перестала находить
в ней что-нибудь страшное.
Видимо, княжна вела этот разговор исключительно для того, чтобы дать время князю разглядеть Татьяну, а Татьяне князя. Когда, наконец, княжна сказала «а», давая этим понять, что Таня может уходить, последняя быстро вышла из аллеи, но, тотчас обогнув ее по траве, чуть слышно прокралась к тому месту, где стояла скамейка, на которой
сидели князь и княжна. Она не слыхала,
в какой
форме спросила княжна у князя мнение о ней, но ответ последнего донесся до нее отчетливо и ясно.
Сама государыня смотрела на шествие среди множества народа из раззолоченной кареты, за которою тянулся ряд других карет всевозможной
формы, с крыльцами по бокам, похожих на веера,
в которых
сидели напудренные вельможные царедворцы
в бархатных и атласных кафтанах, украшенных золотом.