Неточные совпадения
А ведь пресмешно, сколько
секретарей, асессоров, уездных и губернских чиновников домогались, долго, страстно, упорно домогались, чтоб получить это место; взятки были даны, святейшие обещания получены, и вдруг
министр, исполняя высочайшую волю и в то же время делая отместку тайной полиции, наказывал меня этим повышением, бросал человеку под ноги, для позолоты пилюли, это место — предмет пламенных желаний и самолюбивых грез, — человеку, который его брал с твердым намерением бросить при первой возможности.
Добрые люди винили меня за то, что я замешался очертя голову в политические движения и предоставил на волю божью будущность семьи, — может, оно и было не совсем осторожно; но если б, живши в Риме в 1848 году, я сидел дома и придумывал средства, как спасти свое именье, в то время как вспрянувшая Италия кипела пред моими окнами, тогда я, вероятно, не остался бы в чужих краях, а поехал бы в Петербург, снова вступил бы на службу, мог бы быть «вице-губернатором», за «оберпрокурорским столом» и говорил бы своему
секретарю «ты», а своему
министру «ваше высокопревосходительство!».
— Дай бог, — сказал голова, выразив на лице своем что-то подобное улыбке. — Теперь еще, слава богу, винниц развелось немного. А вот в старое время, когда провожал я царицу по Переяславской дороге, еще покойный Безбородько… [Безбородко —
секретарь Екатерины II, в качестве
министра иностранных дел сопровождал ее во время поездки в Крым.]
Между гостями Плавина было очень много статс-секретарей, несколько свитских генералов и даже два-три генерал-адъютанта и один товарищ
министра.
С телеграфа я вернулся в зал, где уже кончилось торжество, и встретил
секретаря Витте, который роздал только что написанную на машинке речь
министра всем корреспондентам, которые решили ввиду краткости времени речь эту телеграфировать только завтра.
— Какое? Я не знаю, собственно, какое, — отвечал с досадою Эльчанинов, которому начинали уже надоедать допросы приятеля, тем более, что он действительно не знал, потому что граф, обещаясь, никогда и ничего не говорил определительно; а сам он беспрестанно менял в голове своей места: то воображал себя правителем канцелярии графа, которой у того, впрочем, не было, то начальником какого-нибудь отделения, то чиновником особых поручений при
министре и даже
секретарем посольства.
Итак, в исходе сентября, в зале университетского совета или в правлении (хорошенько не знаю, только помню, что на столе стояло зерцало) собрались профессора, члены старого цензурного комитета, под председательством своего попечителя, явились и мы с председателем и с своим
секретарем; прочли указ, предписание
министра и наши утверждения в должностях.
Литтре молодым человеком состоял
секретарем у одного из бывших
министров Бонапарта.
Последнее слово, казалось, было условным паролем между кабинет-министром и
секретарем. Первый замолчал; другой свел свои замечания на приходящих, которых разнообразие одежд, лиц и наречий имело такую занимательность, что действительно могло оковать всякое прихотливое внимание.
— Как думаешь, Зуда? — сказал кабинет-министр, обращаясь с приметным удовольствием к
секретарю своему. — Славный и смешной праздник дадим мы государыне!
Эта маленькая каракулька, ученая, мудреная и уродливая, как гиероглиф, —
секретарь кабинет-министра, Зуда.
Тулупы подостланы под то место, где висел, едва держась за камни, истерзанный Зуда, и
секретарь кабинет-министра бросился с своего Левкадского утеса на подстилку, ему приготовленную.
Так в день своей победы и торжества говорили кабинет-министр и его советники, будто готовились на казнь… Заметно было, что Эйхлер имел нечто тяжелое передать Волынскому и что Волынской, по какому-то предчувствию, постигал его тайну. Так в знойный день, хотя еще нет ни одного облачка на небе, уже душно перед бурею. Долго собирался кабинет-секретарь открыться, наконец сказал:
В самом деле, араб только что успел встать, как вошел
секретарь кабинет-министра. Смущение на лице господина и слуги встретило его; но он сделал вид, что ничего не примечает, скорчил свою обыкновенную гримасу и, съежившись, ожидал вызова Артемия Петровича начать разговор.
Легко догадаться, что преданнейший
секретарь Паткуля был участником заговора для того только, чтобы открыть его и заслужить новые милости от
министров Августа. Награда превзошла его ожидание: он определен тайным советником ко двору саксонскому.
Во время этого переговора на лице цыганки переливалось какое-то замешательство; однако ж, победив его, она своими смелыми взорами пошла навстречу пытливым взорам кабинет-министра и
секретаря его.
Кабинет-министр дал знак головою, чтобы
секретарь садился, и продолжал усмехаясь...
Это уж не тот двусмысленный, сонный Эйхлер, которого мы видели с его дядей в домашней канцелярии герцога, когда они допрашивали Мариулу; это не тот ротозей, который считал на небе звезды, толкнувшись с кабинет-министром на лестнице Летнего дворца; не тот умышленный разгильдяй, приходивший благодарить своего патрона за высокие к нему милости; это, правда, Эйхлер, племянник Липмана, кабинет-секретарь, но Эйхлер обновившийся.
Здесь Артемий Петрович остановился, посмотрев зорко на
секретаря. Этот не думал отвечать. Все, что говорил кабинет-министр, была, к несчастию, горькая существенность, но существенность, которую, при настоящих обстоятельствах и с таким пылким, неосторожным характером, каков был Волынского, нельзя было переменить. Зуда пожал только плечами и покачал опять головой.
— Я знаю, — перебил Билибин, — вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё-таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный
министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашею победой; да и я, несчастный
секретарь русского посольства, не чувствую никакой особенной радости…