Неточные совпадения
Сквозь туман Клим видел свинцовый блеск воды, железные решетки набережных, неуклюжие барки, погруженные в черную воду, как
свиньи в
грязь.
Правда, иногда (особенно в дождливое время) не слишком весело скитаться по проселочным дорогам, брать «целиком», останавливать всякого встречного мужика вопросом: «Эй, любезный! как бы нам проехать в Мордовку?», а в Мордовке выпытывать у тупоумной бабы (работники-то все в поле): далеко ли до постоялых двориков на большой дороге, и как до них добраться, и, проехав верст десять, вместо постоялых двориков, очутиться в помещичьем, сильно разоренном сельце Худобубнове, к крайнему изумлению целого стада
свиней, погруженных по уши в темно-бурую
грязь на самой середине улицы и нисколько не ожидавших, что их обеспокоят.
Идет ему навстречу некто осанистый, моцион делает, да как осанистый, прямо на него, не сторонится; а у Лопухова было в то время правило: кроме женщин, ни перед кем первый не сторонюсь; задели друг друга плечами; некто, сделав полуоборот, сказал: «что ты за
свинья, скотина», готовясь продолжать назидание, а Лопухов сделал полный оборот к некоему, взял некоего в охапку и положил в канаву, очень осторожно, и стоит над ним, и говорит: ты не шевелись, а то дальше протащу, где
грязь глубже.
Я понимал, что они делают это не со зла, а со скуки, но мне от этого было не легче. Сотворив
грязь, они рылись в ней, как
свиньи, и хрюкали от наслаждения марать и пачкать красивое — чужое, непонятное и смешное им.
Из переулка, озабоченно и недовольно похрюкивая, вышла
свинья, остановилась, поводя носом и встряхивая ушами, пятеро поросят окружили её и, подпрыгивая, толкаясь, вопросительно подвизгивая, тыкали мордами в бока ей, покрытые комьями высохшей
грязи, а она сердито мигала маленькими глазами, точно не зная, куда идти по этой жаре, фыркала в пыль под ногами и встряхивала щетиной. Две жёлтых бабочки, играя, мелькали над нею, гудел шмель.
Вдруг стало стыдно до озлобления, захотелось схватить себя за волосы, выпрыгнуть в окно и лечь в
грязь лицом, как
свинья, или кричать, ругаться…
Василиса. Я тебя не спрашиваю — с кем!
Грязь везде… грязища! Эх, вы…
свиньи! Чтобы было чисто… слышите! (Быстро уходит.)
Давыдкина изба криво и одиноко стояла на краю деревни. Около нее не было ни двора, ни овина, ни амбара; только какие-то грязные хлевушки для скотины лепились с одной стороны; с другой стороны кучею навалены были приготовленные для двора хворост и бревна. Высокий зеленый бурьян рос на том месте, где когда-то был двор. Никого, кроме
свиньи, которая, лежа в
грязи, визжала у порога, не было около избы.
— Жалко, что у меня в комнате эта
свинья спит. Разве идти в кофейную Печкина и оттуда послать с человеком? Там у меня есть приятель-мальчик, чудный малый! Славно так одет и собой прехорошенький. Велю назваться моим крепостным камердинером. Оно будет очень кстати, даже может произвести выгодный эффект: явится, знаете, франтоватый камердинер; может быть, станут его расспрашивать, а он уж себя не ударит в
грязь лицом: мастерски говорит.
Кормление
свиней считалось обидным и тяжелым наказанием: йоркширы помещались в темном, тесном хлеве, и когда человек вносил к ним ведра корма, они подкатывались под ноги ему, толкали его тупыми мордами, редко кто выдерживал эти тяжелые любезности, не падая в
грязь хлева.
На одной изображен некий оборванный мужчина, скажем, вроде меня; спит в
грязи под забором, и тут же рядом хрюкает
свинья.
Так и живет городишко в сонном безмолвии, в мирной неизвестности без ввоза и вывоза, без добывающей и обрабатывающей промышленности, без памятников знаменитым согражданам, со своими шестнадцатью церквами на пять тысяч населения, с дощатыми тротуарами, со
свиньями, коровами и курами на улице, с неизбежным пыльным бульваром на берегу извилистой несудоходной и безрыбной речонки Ворожи, — живет зимою заваленный снежными сугробами, летом утопающий в
грязи, весь окруженный болотистым, корявым и низкорослым лесом.
Постоялый двор превратился в трактир; верхний этаж обгорел, крыша стала желтой от ржавчины, навес мало-помалу обвалился, но на дворе в
грязи всё еще валялись громадные, жирные
свиньи, розовые, отвратительные.
Во дворе было грязно даже летом; здесь в
грязи лежали громадные, жирные
свиньи и бродили без привязи лошади, которыми барышничали Тереховы, и случалось часто, что лошади, соскучившись, выбегали со двора и, как бешеные, носились по дороге, пугая странниц.
— Легко ли! — говорит он, словно задыхаясь. — Горько и стыдно — чем поможешь? Болен человек, лишён ума. Судите сами, каково это видеть, когда родимая твоя под окном милостыню клянчит, а то, пьяная, в
грязи лежит середь улицы, как
свинья. Иной раз думаешь — умерла бы скорей, замёрзла бы или разбилась насмерть, чем так-то, на позор людям жить! Бывает тоже, что совсем лишаюсь терпенья, тогда уж бегу прочь от неё — боязно, что пришибу или задушу всердцах.
— Наглостью, цинизмом… Как это чистоплотно! Уж если так тебе захотелось наглости и цинизма, то взял бы
свинью из
грязи и съел бы ее живьем! По крайней мере дешевле, а то — две тысячи триста!
Работник. Видел? Теперь заговорила
свиная кровь. Из волков
свиньями поделались. (Показывает на хозяина.) Лежит, как боров в
грязи, хрюкает.
О домашних животных нечего и говорить: скот крупный и мелкий прятался под навес; собака, вырыв себе под амбаром яму, улеглась туда и, полузакрыв глаза, прерывисто дышала, высунув розовый язык чуть не на пол-аршина; иногда она, очевидно от тоски, происходящей от смертельной жары, так зевала, что при этом даже раздавался тоненький визг;
свиньи, маменька с тринадцатью детками, отправились на берег и улеглись в черную жирную
грязь, причем из
грязи видны были только сопевшие и храпевшие
свиные пятачки с двумя дырочками, продолговатые, облитые
грязью спины да огромные повислые уши.
Не дай Бог
свинье рога, а мужику барство. Нелегко крестьянам начальство бритое, не в пример тяжелей — бородатое. То больше обидно стало песоченскому обществу, что не наезжий писарь аль не чиновник какой над ними властвует, а свое отродье, тот самый Карпушка, что недавно в Поромовой с поросятами в
грязи валялся.
— Смотри, какой жирный и большой! И знаешь, что я заметила? Что
свиньи — очень чистоплотные животные. В
грязь они лезут потому же, почему мы умываемся.
Грязь засохнет и задушит на ней всех вшей, блох. А потом отскребет
грязь об угол или ствол, — и чистенькая, как вымытая. И только нежная розовая кожа просвечивает сквозь щетину… Как все интересно, куда ни посмотришь!
А
свинья только что роется в своей поганой луже, да спит в ней, зарывшись в
грязи; за то
свиньей и прозвали».