Неточные совпадения
Самгину казалось, что воздух темнеет, сжимаемый мощным воем тысяч людей, — воем, который приближался, как невидимая глазу туча, стирая все звуки, поглотив звон колоколов и крики медных
труб военного оркестра на площади у Главного дома. Когда этот вой и
рев накатился на Клима, он оглушил его, приподнял вверх и тоже заставил орать во всю силу легких...
У Девичьего монастыря идет стадо, мычат коровы; из лагеря доносится военная музыка —
ревут и ухают медные
трубы.
Играла машина,
ревели и визжали полоротые медные
трубы, трескуче бил барабан, всё это орало нарочито сильно, и казалось, что приказчики, мастеровые, мелкие чиновники, торгаши все тоже, как машина, заведены на веселье, но испорчены внутри, во всех не хватает настоящего, простого человечьего веселья, люди знают это и пытаются скрыть друг от друга свой общий изъян.
Импровизированные оркестры с кастрюлями, тазами и бумажными
трубами, издававшими дикий
рев, шатались по перекресткам.
Среди
рева металлов, отстукивая и частя, выбрасывали гнилой пар сотни всяческих
труб.
В помещении воздуходувных машин они слышали, бледные от волнения, как воздух, нагнетаемый четырьмя вертикальными двухсаженными поршнями в
трубы, устремлялся по ним с
ревом, заставляющим трястись каменные стены здания.
Толпа приветствует людей будущего оглушительным криком, пред ними склоняются знамена,
ревет медь
труб, оглушая и ослепляя детей, — они несколько ошеломлены этим приемом, на секунду подаются назад и вдруг — как-то сразу вытянулись, выросли, сгрудились в одно тело и сотнями голосов, но звуком одной груди, крикнули...
Бил барабан: тра-та! та-та-та! Играли
трубы: тру-ру! ру-ру-ру! Звенели тарелочки Клоуна, серебряным голоском смеялась Ложечка, жужжал Волчок, а развеселившийся Зайчик кричал: бо-бо-бо!.. Фарфоровая Собачка громко лаяла, резиновая Кошечка ласково мяукала, а Медведь так притопывал ногой, что дрожал пол. Веселее всех оказался серенький бабушкин Козлик. Он, во-первых, танцевал лучше всех, а потом так смешно потряхивал своей бородой и скрипучим голосом
ревел: мее-ке-ке!..
За городом, против ворот бойни, стояла какая-то странная телега, накрытая чёрным сукном, запряжённая парой пёстрых лошадей, гроб поставили на телегу и начали служить панихиду, а из улицы, точно из
трубы, доносился торжественный
рёв меди, музыка играла «Боже даря храни», звонили колокола трёх церквей и притекал пыльный, дымный рык...
(Бросает шляпу в воздух.)В зале начинается что-то невообразимое.
Рев: «Да здравствует король!» Пламя свечей ложится. Бутон и Шарлатан машут шляпами, кричат, но слов их не слышно. В
реве прорываются ломаные сигналы гвардейских
труб. Лагранж стоит неподвижно у своего огня, сняв шляпу. Овация кончается, и настает тишина.
Если бы слугою моим было не жалкое слово, а сильный оркестр, я заставил бы выть и
реветь все мои медные
трубы.
О, это не всегда гневный и мощный
рев медных
труб — часто, очень часто это жалобный визг перегорелого и ржавого железа, скользящий и одинокий, как зима, свист согнутых прутьев, от которого холодеют мысли и сердце заволакивается ржавчиной тоски и бездомья.
Под конец обеда, бывало, станут заздравную пить. Пили ее в столовой шампанским, в галерее — вишневым медом… Начнут князя с ангелом поздравлять, «ура» ему закричат, певчие «многие лета» запоют, музыка грянет,
трубы затрубят, на угоре из пушек палить зачнут, шуты вкруг князя кувыркаются, карлики пищат, немые мычат по-своему, большие господа за столом пойдут на счастье имениннику посуду бить, а медведь
ревет, на задние лапы поднявшись.
Он совершенно спокойно мог переносить бой барабана, гром литавр, звуки
труб, визг скрипок, завывание виолончели, свист флейт, вой валторн и
рев контрабасов, хотя бы все это в сочетании Скавронского производило невозможную какофонию.
Хлопая дверями, стуча в окна и по крыше, царапая стены, оно то грозило, то умоляло, а то утихало ненадолго и потом с радостным, предательским воем врывалось в печную
трубу, но тут поленья вспыхивали и огонь, как цепной пес, со злобой несся навстречу врагу, начиналась борьба, а после нее рыдания, визг, сердитый
рев.
У некоторых
труб от громкого
рева даже расползлись и развернулись медные концы: интересно было бы сделать военную каску из
трубы.
С утра до вечера цельный день
трубы курлычут, флейты попискивают. Потому команда, помимо своей порции, еще и в городском саду по вольной цене по праздникам играла. А тут еще и особливый случай привалил: капельмейстер, прибалтийский судак, хочь человек вольнонаемный, однако по службе тянулся, — вальс собственного сочинения ко дню именин полковой командирши разучивал, «Лебединая прохлада» — на одних тихих нотах, потому в закрытом помещении у командира нельзя ж во все
трубы реветь…