Неточные совпадения
Старый, запущенный палаццо с высокими лепными плафонами и фресками на стенах, с мозаичными полами, с тяжелыми желтыми штофными гардинами на высоких окнах, вазами на консолях и каминах, с резными дверями и с мрачными залами, увешанными картинами, — палаццо этот, после того как они переехали в него, самою своею внешностью поддерживал во Вронском приятное заблуждение, что он не столько
русский помещик, егермейстер без
службы, сколько просвещенный любитель и покровитель искусств, и сам — скромный художник, отрекшийся от света, связей, честолюбия для любимой женщины.
Наконец толстый, послуживши Богу и государю, заслуживши всеобщее уважение, оставляет
службу, перебирается и делается помещиком, славным
русским барином, хлебосолом, и живет, и хорошо живет.
Это был один из тех баронов Р., которых очень много в
русской военной
службе, все людей с сильнейшим баронским гонором, совершенно без состояния, живущих одним жалованьем и чрезвычайных служак и фрунтовиков.
Не величавый образ Колумба и Васко де Гама гадательно смотрит с палубы вдаль, в неизвестное будущее: английский лоцман, в синей куртке, в кожаных панталонах, с красным лицом, да
русский штурман, с знаком отличия беспорочной
службы, указывают пальцем путь кораблю и безошибочно назначают день и час его прибытия.
Огромная, превратившаяся в самодовлеющую силу
русская государственность боялась самодеятельности и активности
русского человека, она слагала с
русского человека бремя ответственности за судьбу России и возлагала на него
службу, требовала от него смирения.
Вся внешняя деятельность
русского человека шла на
службу государству.
Он был поляк и католик, но служил сначала в
русской военной
службе, а затем по лесному ведомству, откуда и вышел в отставку «корпуса лесничих штабс — капитаном, с мундиром и пенсией».
Впоследствии узнал я об его женитьбе и камер-юнкерстве; и то и другое как-то худо укладывалось во мне: я не умел представить себе Пушкина семьянином и царедворцем; жена красавица и придворная
служба пугали меня за него. Все это вместе, по моим понятиям об нем, не обещало упрочить его счастия. [Весь дальнейший текст Записок Пущина опубликован впервые В. Е. Якушкиным («
Русские ведомости», 1899, № 143).]
Менделеев уже в Симферополе на
службе. [Великий
русский ученый Д. И. Менделеев был тогда сильно болен. По совету Н. И. Пирогова перевелся на
службу в Крым.]
Смотритель говорит, что это поэт Александр Сергеевич, едет, кажется, на
службу, на перекладной, в красной
русской рубашке, в опояске, в поярковой шляпе (время было ужасно жаркое).
— Угадайте, чем можете заплатить? Ха-ха… Как это наивно, чтобы не сказать больше! Вы можете сослужить большую
службу русскому горному делу своим пером… Догадались?
— И я отлично вас понимаю, Нина Леонтьевна! — воскликнул Перекрестов. — Мне было достаточно увидать вас… И уж никогда я не сравню вас с другими женщинами! Знаете, Нина Леонтьевна, Раиса Павловна считает себя самой умной женщиной и не подозревает, как вы ей салазки смажете… Ха-ха! Вы сослужите
русскому горному делу золотую
службу, Нина Леонтьевна!
Потом пили за здоровье Николаева и за успех его на будущей
службе в генеральном штабе, пили в таком духе, точно никогда и никто не сомневался, что ему действительно удастся наконец поступить в академию. Потом, по предложению Шурочки, выпили довольно вяло за именинника Ромашова; пили за присутствующих дам и за всех присутствующих, и за всех вообще дам, и за славу знамен родного полка, и за непобедимую
русскую армию…
Этот Зегржт был, вероятно, самым старым поручиком во всей
русской армии, несмотря на безукоризненную
службу и на участие в турецкой кампании.
— Собственно говоря, я никому напрасной смерти не желаю, и если сейчас высказался не в пользу немца, то лишь потому, что полагал, что таковы требования современной внутренней политики. Но если вашим превосходительствам, по обстоятельствам
службы, представляется более удобным, чтоб подох
русский, а немец торжествовал, то я противодействовать предначертаниям начальства даже в сем крайнем случае не считаю себя вправе.
Может быть, для пользы
службы необходимо, чтоб
русский подох или, по малой мере, обмер?
Хотя поток времени унес далеко счастливые дни моей юности, когда имел я счастие быть вашим однокашником, и фортуна поставила вас, достойно возвыся, на слишком высокую, сравнительно со мной, ступень мирских почестей, но, питая полную уверенность в неизменность вашу во всех благородных чувствованиях и зная вашу полезную, доказанную многими опытами любовь к успехам
русской литературы, беру на себя смелость представить на ваш образованный суд сочинение в повествовательном роде одного молодого человека, воспитанника Московского университета и моего преемника по
службе, который желал бы поместить свой труд в одном из петербургских периодических изданий.
Попробуй я завещать мою кожу на барабан, примерно в Акмолинский пехотный полк, в котором имел честь начать
службу, с тем чтобы каждый день выбивать на нем пред полком
русский национальный гимн, сочтут за либерализм, запретят мою кожу… и потому ограничился одними студентами.
Показал он свою
службу в ратном деле лучше, чем в думном, и прошла про него великая хвала от
русских и литовских людей.
— Бьем тебе челом ото всего православного мира, — сказал Годунов с низким поклоном, — а в твоем лице и Ермаку Тимофеевичу, ото всех князей и бояр, ото всех торговых людей, ото всего люда
русского! Приими ото всей земли великое челобитие, что сослужили вы ей
службу великую!
Он стучал ногами и кулаками в двери, оторвал от них массивную медную ручку в
русском вкусе и так ругался и орал на всю улицу, что перед квартирой Головинского собралась целая толпа любопытного городского люда: кухарки, мальчишки, кучера, чиновник, возвращавшийся со
службы, какие-то «молодцы» из лавки и т. д.
— Нет, — отвечал зять, нахмурясь. — Я человек старого покроя, нынче
служба наша не нужна, хоть, может быть, православный
русской дворянин стоит нынешних новичков, блинников да басурманов, — но эта статья особая.
Старший адъютант дивизионного штаба, объясняя мне, что я записан на
службе вольноопределяющимся действительным студентом из иностранцев, сказал, что мне нужно, в видах производства в офицеры, принять присягу на
русское подданство и исполнить это в ближайшем комендантском управлении, т. е. в Киеве.
Считая, вероятно, для сына, предназначаемого в военную
службу, мое товарищество полезным, хотя бы в видах практики в
русском языке, полковник сперва упросил Крюммера отпускать меня в гостиницу в дни, когда сам приезжал и брал к себе сына, а затем, узнавши, что изо всей школы на время двухмесячных каникул я один останусь в ней по отдаленности моих родителей, он упросил Крюммера отпустить меня к ним вместе с сыном.
Шатр воспитался в доме Михаила Афанасьевича Матюшкина, командовавшего
русскими войсками в персидском походе; у него же в доме вырос и воспитался Н. М. Шатров, которого потом определили в
службу в Москве, где он успел познакомиться и сблизиться со многими знатными людьми и особенно с другом Новикова и покровителем знаний и талантов, богатым барином П. А. Татищевым, у которого в доме и жил.
Так отошли от жизни три страстно стремившиеся к праведности воспитанника
русской инженерной школы. На
службе, к которой все они трое готовились, не годился из них ни один. Двое первые, которые держались правила «отыди от зла и сотвори благо», ушли в монастырь, где один из них опочил в архиерейской митре, а другой — в схиме. Тот же третий, который желал переведаться со злом и побороть его в жизни, сам похоронил себя в бездне моря.
В этих разговорах и самой беззаботной болтовне мы незаметно подъехали к Половинке, которая представляла из себя такую картину: на берегу небольшой речки, наполовину в лесу, стояла довольно просторная
русская изба, и только, никакого другого жилья, даже не было
служб, которые были заменены просто широким навесом, устроенным между четырьмя массивными елями; под навесом издали виднелась рыжая лошадь, лежавшая корова и коза, которые спасались в тени от наступавшего жара и овода.
Если, остепенившись потом, образованный по-тогдашнему
русский принимался за дело, за
службу, то выходило еще хуже.
Сатира была в восторге от учреждения прокуроров и надеялась от них великого блага для земли
русской, да и вообще находила, что «теперь уж десятой доли нет, против прежнего, выгод для подьячих, хотя еще можно и теперь нажить на
службе деревеньку» («Трутень», 1769, стр. 12).
Но не могли жиды задарить только одного графа Мордвинова, который был хоть и не богат, да честен, и держался насчет жидов таких мыслей, что если они живут на
русской земле, то должны одинаково с
русскими нести все тягости и служить в военной
службе.
Говорить здесь любили о материях важных, и один раз тут при мне шла замечательная речь о министрах и царедворцах, причем все тогдашние вельможи были подвергаемы очень строгой критике; но вдруг усилием одного из иереев был выдвинут и высокопревознесен Николай Семенович Мордвинов, который «один из всех» не взял денег жидов и настоял на призыве евреев к военной
службе, наравне со всеми прочими податными людьми в
русском государстве.
Перед унтер-офицером в понурой, печальной и покорной позе большой обезьяны стоит рядовой его взвода Шангирей Камафутдинов — бледный, грязный, глуповатый татарин, не выучивший за три года своей
службы почти ни одного
русского слова, — посмешище всей роты, ужас и позор инспекторских смотров.
В 1818 году Загоскин оставил
службу при театре и был перемещен на штатную ваканцию помощника библиотекаря с жалованьем. Он принимал деятельное участие в приведении библиотеки в порядок и в составлении каталога
русских книг, за что через два года был награжден орденом Анны 3-й степени. В непродолжительном времени, и именно 5 июля 1820 года, он оставил
службу и должность штатного помощника и был переименован в прежнее звание почетного библиотекаря.
Давно стоит земля, а не бывало
Такого дела на святой Руси.
И небывалую ты служишь
службу.
Прими ж такое звание от нас,
Какого деды наши не слыхали
И внуки не услышат, и зовись
Ты Выборным всей
Русскою Землею!
А тот, смотрю, глядит на меня и бледнеет, потому, знаете: наша полицейская
служба к нам вольнолюбивых людей не располагает. Особенно в тогдашнее время, для француза я мог быть очень неприятен, так как, напоминаю вам, тогда наши
русские отношения с Франциею сильно уже портились и у, нас по полиции часто секретные распоряжения были за разными людьми их нации построже присматривать.
И ведь мы еще говорим не о тех холодных служителях долга, которые поступают таким образом просто по обязанности
службы, мы имеем в виду
русских людей, действительно искренно сочувствующих угнетенным и готовых даже на борьбу для их защиты.
Паскевич уехал, а мы в это время в своей канцелярии все возились с эмеритурою и вообще уравнением
русских чиновников в выгодах
службы с чиновниками из поляков, которые имели многие преимущества.
Несколько мгновений спустя Кузьма Васильевич уже знал, что ее звали Эмилией Карловной, что она была родом из Риги, а в Николаев приехала погостить к своей тетеньке, которая тоже была из Риги, что ее папенька также служил в военной
службе, но умер «от груди»; что у тетеньки была кухарка из
русских, очень хорошая и дешевая, только без паспорта, и что самая та кухарка в самый тот день их обокрала и сбежала неизвестно куда.
Остальная часть дня проходит в обеде, чтении «
Русского инвалида», разговорах с товарищами о
службе, производстве, содержании; вечером Александр Михайлович отправляется в клуб и мчится «в вихре вальса» с майорской дочерью.
Наконец в 1856 году снова появился он в «
Русском вестнике», с робостью новичка печатая свои стихотворения под неполной фамилией А. П — ва [В 1849 г. как участник кружка петрашевцев Плещеев был приговорен к четырем годам каторги, замененной
службой рядовым в Оренбургском линейном батальоне.
— Нет, батюшка, извините меня, старика, а скажу я вам по-солдатски! — решительным тоном завершил Петр Петрович. — Дело это я почитаю, ровно царскую
службу мою, святым делом, и взялся я за него, на старости лет, с молитвой да с Божьим благословением, так уж дьявола-то тешить этим делом мне не приходится. Я, сударь мой, хочу обучать ребят, чтоб они были добрыми христианами да честными
русскими людьми. Мне за них отчет Богу давать придется; так уж не смущайте вы нашего дела!
Федор Иванович. Будем рассуждать мирно. Слушай, Юлечка. Я прошел сквозь огонь, воду и медные трубы… Мне уж тридцать пять лет, а у меня никакого звания, кроме как поручик сербской
службы и унтер-офицер
русского запаса. Болтаюсь между небом и землей… Нужно мне образ жизни переменить, и знаешь… понимаешь, у меня теперь в голове такая фантазия, что если я женюсь, то в моей жизни произойдет круговорот… Выходи за меня, а? Лучшей мне не надо…
Хотя отец мой много лет состоял на
службе русского царя и в нашем доме все было на
русскую ногу, но по торжественным семейным праздникам у нас невольно возвращались к старым грузинским обычаям.
А в Дерпте кутежей, то сеть попросту пьянства — и у немцев, и у
русских — было слишком достаточно. Кроме попоек и"шкандалов", не имелось почти никаких диверсий для молодых сил. Театр мог бы сослужить и общепросветительную и эстетическую
службу.
— Оратор указал на то, что я служу родине пером. Господа! Трудная это
служба! Я не знаю, есть ли на свете
служба тяжелее
службы русского писателя, потому что ничего нет тяжелее, как хотеть сказать, считать себя обязанным сказать, — и не мочь сказать. Когда я думаю о работе
русского писателя, я всегда вспоминаю слова Некрасова о
русской музе — бледной, окровавленной, иссеченной кнутом. И вот, господа, я предлагаю всем вам выпить не за государя-императора, а
«После него в доме водворился мир» — только не для всех это уже было благовременно. Золотая пора для воспитания юноши прошла в пустой и глупой суете; кое-как с детства нареченного «дипломата в истинно
русском духе» выпустили в свет просто подпоручиком, да при том и тут из него вышло что-то такое, что даже трудно понять: по фигуральному выражению Исмайлова: «он вышел офицер не в
службе».
И он тотчас же приятельски сообщил мне, что всегда имел такое намерение выучиться по-русски, потому что хотя он и замечал, что в России живут некоторые его земляки, не зная, как должно,
русского языка, но что это можно только на
службе, а что он, как человек частной профессии, должен поступать иначе.
Произведенный в офицеры, я сделан был репетитором и позднее помощником профессора
русской словесности, но, не поладив со своим премьером в методе преподавания, перешел на
службу сначала в гвардейскую, а потом в армейскую батарею.
— Вот в первый раз приход хочет быть умнее своего пастора! Я не глупее других; знаю, что делаю, — сказал он с сердцем и, сидя на своем коньке, решил: быть брачному торжеству непременно через двадцать дней. Никакие обстоятельства не должны были этому помешать. — Только с тем уговором, — прибавил он, — чтобы цейгмейстер вступил в
службу к Великому Алексеевичу, в случае осады
русскими мариенбургского замка и, паче чаяния, сдачи оного неприятелю. — Обещано…
— Обещался ли б ты тогда оставить шведскую
службу н вступить в
русскую?