Неточные совпадения
Самгин, прихлебывая вино, ожидал, когда инженер начнет извиняться за поведение Бердникова. Конечно, он пришел по поручению
толстяка с этой целью. Попов начал говорить так же возбужденно, как при первой встрече. Держа в одной
руке сигару, в другой стакан вина, он говорил, глядя на Самгина укоризненно...
Впереди толпы шагали, подняв в небо счастливо сияющие лица, знакомые фигуры депутатов Думы, люди в мундирах, расшитых золотом, красноногие генералы, длинноволосые попы, студенты в белых кителях с золочеными пуговицами, студенты в мундирах, нарядные женщины, подпрыгивали, точно резиновые, какие-то
толстяки и, рядом с ними, бедно одетые, качались старые люди с палочками в
руках, женщины в пестрых платочках, многие из них крестились и большинство шагало открыв рты, глядя куда-то через головы передних, наполняя воздух воплями и воем.
В двух шагах от Клима, спиною к нему, стоял тонкий, стройный человек во фраке и, сам себе дирижируя
рукою в широком обшлаге, звучно говорил двум
толстякам...
Смешно раскачиваясь, Дуняша взмахивала
руками, кивала медно-красной головой; пестренькое лицо ее светилось радостью; сжав пальцы обеих
рук, она потрясла кулачком пред лицом своим и, поцеловав кулачок, развела
руки, разбросила поцелуй в публику. Этот жест вызвал еще более неистовые крики, веселый смех в зале и на хорах. Самгин тоже усмехался, посматривая на людей рядом с ним, особенно на
толстяка в мундире министерства путей, — он смотрел на Дуняшу в бинокль и громко говорил, причмокивая...
В приемный покой вошли доктор с фельдшером и частный. Доктор был плотный коренастый человек в чесунчевом пиджаке и таких же узких, обтягивавших ему мускулистые ляжки панталонах. Частный был маленький
толстяк с шарообразным красным лицом, которое делалось еще круглее от его привычки набирать в щеки воздух и медленно выпускать его. Доктор подсел на койку к мертвецу, так же как и фельдшер, потрогал
руки, послушал сердце и встал, обдергивая панталоны.
Толстяк подошел к столу, сел, раскрыл книгу, достал счеты и начал откидывать и прикидывать костяшки, действуя не указательным, но третьим пальцем правой
руки: оно приличнее.
Толстяк с досадой махнул
рукой и указал на мою комнату.
Толстяк поправил у себя на голове волосы, кашлянул в
руку, почти совершенно закрытую рукавом сюртука, застегнулся и отправился к барыне, широко расставляя на ходу ноги.
— Вот они где тут! — воскликнул
толстяк и, потом, пошел со всеми здороваться: у каждого крепко стискивал
руку, тряс ее; потом, с каждым целовался, не исключая даже и Вихрова, которого он и не знал совсем.
Предводитель сделал насмешливую гримасу, но и сам пошел навстречу
толстяку. Княгиня, видевшая в окно, кто приехал, тоже как будто бы обеспокоилась. Княжна уставила глаза на дверь. Из залы послышались восклицания: «Mais comment… Voila c'est un…» [Как… Вот какой… (франц.).]. Наконец, гость, в сопровождении князя и предводителя, ввалился в гостиную. Княгиня, сидя встречавшая всех дам, при его появлении привстала и протянула ему
руку. Даже генеральша как бы вышла из раздумья и кивнула ему головой несколько раз.
Струсивший
толстяк развел только
руками.
— Bonjour, mesdames [Здравствуйте, сударыни (франц.).], — произнес шепелявя
толстяк и, пожав
руку княгини, довольно нецеремонно и тяжело опустился около нее на диван, так что стоявшие по бокам мраморные амурчики задрожали и закачались.
Тут был граф Х., наш несравненный дилетант, глубокая музыкальная натура, который так божественно"сказывает"романсы, а в сущности, двух нот разобрать не может, не тыкая вкось и вкривь указательным пальцем по клавишам, и поет не то как плохой цыган, не то как парижский коафер; тут был и наш восхитительный барон Z., этот мастер на все
руки: и литератор, и администратор, и оратор, и шулер; тут был и князь Т., друг религии и народа, составивший себе во время оно, в блаженную эпоху откупа, громадное состояние продажей сивухи, подмешанной дурманом; и блестящий генерал О. О… который что-то покорил, кого-то усмирил и вот, однако, не знает, куда деться и чем себя зарекомендовать и Р. Р., забавный
толстяк, который считает себя очень больным и очень умным человеком, а здоров как бык и глуп как пень…
Пароход качнуло, полная дама испуганно схватилась за стол, задребезжала посуда, дама постарше, положив
руку на плечо
толстяка, строго спросила...
— Как они машут
руками, — говорит молодая;
толстяк, отдуваясь, поясняет...
Вдруг вскакивает Гриша, схватывает через стол одной
рукой банкомета, а другой
руку его помощника и поднимает кверху; у каждого по колоде карт в
руке, не успели перемениться: «Шулера, колоды меняют!» На момент все замерло, а он схватил одной
рукой за горло
толстяка и кулачищем начал его тыкать в морду и лупить по чем попело…
Один из них, с смуглым лицом, без
руки, казался очень печальным; другой, краснощекой
толстяк, прихлебывал с расстановкою свой кофей, как человек, отдыхающий после сытного обеда; а третий, молодой кавалерист, с веселой и открытой физиономиею, обмакивая свой хлеб в чашку, напевал сквозь зубы какие-то куплеты.
В круге расхохотавшихся мужчин стоял плотный, краснощекий
толстяк, помахивающий
рукой в кольцах; он что-то рассказывал.
— Господи Иисусе, — сказал
толстяк, трясущейся
рукой перекрестился и превратился из розового в желтого.
— Не бей, дяденька, — сказал
толстяк, съежившись и закрыв голову
руками, — к самому Дыркину.
С площадки
толстяк скакнул в кабину, забросился сетками и ухнул вниз, а по огромной, изгрызенной лестнице побежали в таком порядке: первым — черный цилиндр
толстяка, за ним — белый исходящий петух, за петухом — канделябр, пролетевший в вершке над острой белой головкой, затем Коротков, шестнадцатилетний с револьвером в
руке и еще какие-то люди, топочущие подкованными сапогами. Лестница застонала бронзовым звоном, и тревожно захлопали двери на площадках.
Артист из драматического театра, большой, давно признанный талант, изящный, умный и скромный человек и отличный чтец, учивший Ольгу Ивановну читать; певец из оперы, добродушный
толстяк, со вздохом уверявший Ольгу Ивановну, что она губит себя: если бы она не ленилась и взяла себя в
руки, то из нее вышла бы замечательная певица; затем несколько художников и во главе их жанрист, анималист и пейзажист Рябовский, очень красивый белокурый молодой человек, лет двадцати пяти, имевший успех на выставках и продавший свою последнюю картину за пятьсот рублей; он поправлял Ольге Ивановне ее этюды и говорил, что из нее, быть может, выйдет толк; затем виолончелист, у которого инструмент плакал и который откровенно сознавался, что из всех знакомых ему женщин умеет аккомпанировать одна только Ольга Ивановна; затем литератор, молодой, но уже известный, писавший повести, пьесы и рассказы.
Пока судьи совещаются, Толпенников выкуривает с генералом папиросу, о чем-то смеется, кому-то пожимает
руку и уходит в глубину залы, к окну, чтобы еще раз пережить свою речь. Она звучит еще в его ушах, когда его настигает толстяк-околоточный.
Чернобровый
толстяк слегка приподнялся и подал мне свою жирную, ужасно потную
руку.
В первую минуту
толстяк так смутился, что не мог сообразить, в чем дело. Он силился подняться, встать на ноги и не мог. Только беспомощно махал в воздухе короткими толстыми
руками. Доктор бросился к нему на помощь, подхватил под мышки смущенного Жилинского и поставил его на ноги.
Толстяк махнул
рукой, схватил шляпу и, не простившись, выбежал из комнаты. Секретарь вздохнул и, нагнувшись к уху товарища прокурора, продолжал вполголоса...
— Вот и прекрасно, — говорил фон Тауниц,
толстяк с невероятно широкой шеей и с бакенами, пожимая следователю
руку.