(58) Видно, однако ж, что в свое время княгиня Дашкова всего более известна была своими стихотворениями. В словаре Новикова читаем: «Княгиня Дашкова… писала стихи; из них некоторые, весьма изрядные, напечатаны в ежемесячном сочинении «Невинное упражнение» 1763 года, в Москве. Впрочем, она почитается за одну из ученых российских дам и любительницу свободных наук» («Опыт исторического словаря о
российских писателях» Новикова, 1772, стр. 55).
Неточные совпадения
Трудно было возбудить сочувствие, говоря о прелестях духовных
писателей восточной церкви и подхваливая греко-российскую церковь.
Свиньин воспет Пушкиным: «Вот и Свиньин,
Российский Жук». Свиньин был человек известный:
писатель, коллекционер и владелец музея. Впоследствии город переименовал Певческий переулок в Свиньинский. [Теперь Астаховский.]
Беседуя с Горацием, Виргилием и другими древними
писателями, он давно уже удостоверился, что стихотворение
российское весьма было несродно благогласию и важности языка нашего.
Вследствие болезни глаз бросил свою любимую науку и весь отдался литературе: переводил Шекспира, Кальдерона, Лопе де Вега, читал лекции и в 1878 году был избран председателем Общества любителей
российской словесности, а после смерти А.Н. Островского — председателем Общества драматических
писателей.
Потому, когда я пожаловался на него, государь чрезвычайно разгневался; но тут на помощь к Фотию не замедлили явиться разные друзья мои: Аракчеев [Аракчеев Алексей Андреевич (1769—1834) — временщик, обладавший в конце царствования Александра I почти неограниченной властью.], Уваров [Уваров Сергей Семенович (1786—1855) — министр народного просвещения с 1833 года.], Шишков [Шишков Александр Семенович (1754—1841) — адмирал,
писатель, президент
Российской академии, министр народного просвещения с 1824 по 1828 год.], вкупе с девой Анной, и стали всевозможными путями доводить до сведения государя, будто бы ходящие по городу толки о том, что нельзя же оставлять министром духовных дел человека, который проклят анафемой.
Хорошему всегда веришь охотнее, а
писатели екатерининского времени так увлечены были мечтою о златом веке, так доверяли мудрости
российской Минервы, так привыкли ждать всего прекрасного от царствующей над ними Астреи, что готовы были не только поверить первому слуху об освобождении ею крестьян, но даже и сочинить на этот слух восторженную оду.
Теперь по возможности стараются удерживаться от такой смешной игры в имена, но сущность современных эстетических рассуждений о «вечных, общечеловеческих, мировых» достоинствах наших
писателей постоянно напоминает нам наивность старинных восклицаний о
российских Гомерах и наших родных Байронах…