Неточные совпадения
Как ни приманчива свобода,
Но для
народаНе меньше гибельна она,
Когда
разумная ей мера не дана.
Народ — сила душевная,
разумная, практическая, — жесточайшая сила, и вся — от интересов земли.
Веселое гулянье! Сердцу радость
Глядеть на вас. Играйте, веселитесь,
Заботы прочь гоните: для заботы
Своя пора.
Народ великодушный
Во всем велик, — мешать с бездельем дело
Не станет он; трудиться, так трудиться,
Плясать и петь, так вдоволь, до упаду.
Взглянув на вас
разумным оком, скажешь,
Что вы
народ честной и добрый; ибо
Лишь добрые и честные способны
Так громко петь и так плясать отважно.
Спасибо вам на песнях и на пляске!
Уж тешиться, так тешиться!
Разрешить земельный вопрос упразднением земельной собственности и указать другим
народам путь
разумной, свободной и счастливой жизни — вне промышленного, фабричного, капиталистического насилия и рабства — вот историческое призвание русского
народа».
Патриархальные религии обоготворяли семьи, роды,
народы; государственные религии обоготворяли царей и государства. Даже и теперь большая часть малообразованных людей, как наши крестьяне, называющие царя земным богом, подчиняются законам общественным не по
разумному сознанию их необходимости, не потому, что они имеют понятие об идее государства, а по религиозному чувству.
«К несчастью, несомненно то, что при теперешнем устройстве большинства европейских государств, удаленных друг от друга и руководимых различными интересами, совершенное прекращение войны есть мечта, которой было бы опасно утешаться. Однако некоторые принятые всеми более
разумные законы и постановления при этих дуэлях между
народами могли бы значительно уменьшить ужасы войны.
«Но, — скажут на это, — всегда во всех обществах большинство людей: все дети, все поглощаемые трудом детоношения, рождения и кормления женщины, все огромные массы рабочего
народа, поставленные в необходимость напряженной и неустанной физической работы, все от природы слабые духом, все люди ненормальные, с ослабленной духовной деятельностью вследствие отравления никотином, алкоголем и опиумом или других причин, — все эти люди всегда находятся в том положении, что, не имея возможности мыслить самостоятельно, подчиняются или тем людям, которые стоят на более высокой степени
разумного сознания, или преданиям семейным или государственным, тому, что называется общественным мнением, и в этом подчинении нет ничего неестественного и противоречивого».
— То же самое, везде — одно! В каждой губернии — свой бог, своя божья матерь, в каждом уезде — свой угодник! Вот, будто возникло общее у всех, но сейчас же мужики кричат: нам всю землю, рабочие спорят: нет, нам — фабрики. А образованный
народ, вместо того, чтобы поддерживать общее и укреплять
разумное, тоже насыкается — нам бы всю власть, а уж мы вас наградим! Тут общее дело, примерно, как баран среди голодных волков. Вот!
Конь иногда сбивает седока,
Сын у отца не вечно в полной воле.
Лишь строгостью мы можем неусыпной
Сдержать
народ. Так думал Иоанн,
Смиритель бурь,
разумный самодержец,
Так думал и его свирепый внук.
Нет, милости не чувствует
народ:
Твори добро — не скажет он спасибо;
Грабь и казни — тебе не будет хуже.
Народу грустно было расставаться с стародавним обычаем; но сожаление о нем не могло иметь серьезного характера, потому что в самом обычае не заключалось никакой
разумной, жизненной потребности.
Какое
разумное объяснение! Как оно вытекает из характера первых князей русских! И какая честь для мудрого и храброго Олега, что он бежал от своего
народа, опасаясь его либеральных наклонностей!..
Но, с другой стороны, те же обстоятельства, возвысивши Кольцова некоторым образованием, сделали то, что все, бывшее в
народе грубым, бессознательным, неопределенным, явилось в Кольцове обработанным,
разумным, определенным.
Бог милует. За здравие его
Все молимся. Он твердо, неослабно
За веру православную стоит;
Разумными речами утверждает
В
народе крепость!
Здесь провел юность свою Владимир, здесь, среди примеров
народа великодушного, образовался великий дух его, здесь мудрая беседа старцев наших возбудила в нем желание вопросить все
народы земные о таинствах веры их, да откроется истина ко благу людей; и когда, убежденный в святости христианства, он принял его от греков, новогородцы,
разумнее других племен славянских, изъявили и более ревности к новой истинной вере.
В их деревне, думают они,
народ хороший, смирный,
разумный, бога боится, и Елена Ивановна тоже смирная, добрая, кроткая, было так жалко глядеть на нее, но почему же они не ужились и разошлись, как враги? Что это был за туман, который застилал от глаз самое важное, и видны были только потравы, уздечки, клещи и все эти мелочи, которые теперь при воспоминании кажутся таким вздором? Почему с новым владельцем живут в мире, а с инженером не ладили?
— Пускай до чего до худого дела не дойдет, — сказал на то Пантелей, — потому девицы они у нас
разумные, до пустяков себя не доведут… Да ведь люди, матушка, кругом,
народ же все непостоянный, зубоскал, только бы посудачить им да всякого пересудить… А к богатым завистливы. На глазах лебезят хозяину, а чуть за угол, и пошли его ругать да цыганить… Чего доброго, таких сплеток наплетут, таку славу распустят, что не приведи Господи. Сама знаешь, каковы нынешние люди.
— Да вы не бойтесь, сударыня Марья Гавриловна, — отвечала ей Таня. — Она ведь предобрая и все с молитвой делает. Шагу без молитвы не ступит. Корни роет — «Богородицу» читает, травы сбирает — «Помилуй мя, Боже». И все, все по-Божественному, вражьего нет тут нисколько… Со злобы плетут на нее келейницы; обойдите деревни, любого спросите, всяк скажет, что за елфимовскую Наталью денно и нощно все Бога молят. Много пользы
народу она делает. А уж какая
разумная, какая добрая, и рассказать того невозможно.
Ребенок встречает другого ребенка, какого бы он ни был сословия, веры и народности, одинаково доброжелательной, выражающей радость, улыбкой. Взрослый же человек, который должен бы быть
разумнее ребенка, прежде чем сойтись с человеком, уже соображает, какого сословия, веры,
народа тот человек, и, смотря по сословию, вере, народности, так или иначе обходится с ним. Недаром говорил Христос: будьте как дети.
Кто хотел бы составлять себе представление о деревенском голоде, бывшем в сороковом году, по тем явлениям, какие можно было наблюдать прошлой зимой, 1892 года, когда народные страдания были облегчаемы дружными усилиями
разумных и добрых людей, тот получил бы очень неверное понятие о том, как страдал
народ при тех порядках беспомощия, о которых вспомянул генерал Мальцев.
Вам уже известно происшествие в Высоких Снежках, пока еще не оправдавшее надежд насчет здешнего варварски-тупого
народа, в сравнении с которым волк, огрызающийся на разящую его руку, является существом более свободолюбивым и более
разумным.
Сейте
разумное, доброе, вечное,
Сейте! Спасибо вам скажет сердечное
Русский
народ!
— Да он и сожнет наши головы, как снопья снимет! Кланяться ему все равно, что вкладывать в волчью пасть пальцы! Лучше же с него шубку скинуть! — кричал
народ, подстрекаемый клевретами Марфы, и перекричать
разумных.
— Да он и сожнет ваши головы, как снопья снимет! Кланяться ему все равно, что вкладывать в волчью пасть пальцы! Лучше же с него шапки скинуть! — кричал
народ, подстрекаемый клеветами Марфы, и перекричал
разумных.
Понятие о законе, несомненно
разумном и по внутреннему сознанию обязательном для всех, до такой степени утрачено в нашем обществе, что существование у еврейского
народа закона, определявшего всю их жизнь, такого закона, который был обязателен не по принуждению, а по внутреннему сознанию каждого, считается исключительным свойством одного еврейского
народа.