Неточные совпадения
В течение пяти недель
доктор Любомудров не мог с достаточной ясностью определить болезнь пациента, а пациент не мог понять, физически болен он или его свалило с ног отвращение к жизни, к людям? Он не был мнительным, но иногда ему казалось, что в теле его
работает острая кислота, нагревая мускулы, испаряя из них жизненную силу. Тяжелый туман наполнял голову, хотелось глубокого сна, но мучила бессонница и тихое, злое кипение нервов. В памяти бессвязно возникали воспоминания о прожитом, знакомые лица, фразы.
— Ничего,
работает недурно, принимая во внимание условия, в которых она была, — сказал
доктор. — Впрочем, вот и она.
— Вы заживо меня хороните,
доктор! — горячился Ляховский. — У меня все готово, и завещание написано на имя Зоси. Все ей оставляю, а Давиду — триста рублей ежегодной пенсии. Пусть сам учится
зарабатывать себе кусок хлеба… Для таких шалопаев труд — самое лучшее лекарство… Вы, пожалуйста, не беспокойтесь: у меня давно все готово.
В этом цветочном вихре мелькнула козлиная бородка «Моисея», который
работал ногами с особенным ожесточением; затем пролетел Давид с белокурой Аней Поярковой; за ним молодой
доктор с румяным лицом и развевавшимися волнистыми волосами.
Они должны были в том году кончить курс и объявили, что будут держать (или, как говорится в Академии: сдавать) экзамен прямо на степень
доктора медицины; теперь они оба
работали для докторских диссертаций и уничтожали громадное количество лягушек; оба они выбрали своею специальностью нервную систему и, собственно говоря,
работали вместе; но для диссертационной формы работа была разделена: один вписывал в материалы для своей диссертации факты, замечаемые обоими по одному вопросу, другой по другому.
— И еще… — сказала Лиза тихо и не смотря на
доктора, — еще… не пейте, Розанов.
Работайте над собой, и вы об этом не пожалеете: все будет, все придет, и новая жизнь, и чистые заботы, и новое счастье. Я меньше вас живу, но удивляюсь, как это вы можете не видеть ничего впереди.
Отбыв второй срок в остроге, Прокофий, этот бойкий, самолюбивый щеголь-малый, вышел оттуда совсем конченным человеком. Трезвый он сидел, ничего не делал и, сколько ни ругал его отец, ел хлеб, не
работал и, мало того, норовил стащить что-нибудь в кабак, чтобы выпить. Сидел, кашлял, харкал и плевал.
Доктор, к которому он ходил, послушал его грудь и покачал головой.
Эмиль, который продолжал стоять лицом к окну, даже после приглашения Санина «присесть», сделал налево кругом, как только будущий его родственник вышел, и, ужимаясь по-ребячески и краснея, спросил Санина, может ли он еще немного у него остаться. «Мне сегодня гораздо лучше, — прибавил он, — но
доктор запретил мне
работать».
Много тогда
поработал по холере
доктор и писатель С.Я. Елпатьевский, который своей неутомимостью, знанием местных условий и народа спас тысячи людей.
— Деньги я
заработаю на практике, которая, вероятно, будет у меня там! — фантазировал
доктор.
— Болит… Я, паничек, на спичечной фабрике
работал…
Доктор сказывал, что от этого самого у меня и черлюсть пухнет. Там воздух нездоровый. А кроме меня, еще у троих ребят черлюсть раздуло, а у одного так совсем сгнила.
Третий звонок. Входит молодой
доктор в новой черной паре, в золотых очках и, конечно, в белом галстуке. Рекомендуется. Прошу садиться и спрашиваю, что угодно. Не без волнения молодой жрец науки начинает говорить мне, что в этом году он выдержал экзамен на докторанта и что ему остается теперь только написать диссертацию. Ему хотелось бы
поработать у меня, под моим руководством, и я бы премного обязал его, если бы дал ему тему для диссертации.
Опять наступило лето, и
доктор приказал ехать в деревню. Коврин уже выздоровел, перестал видеть черного монаха, и ему оставалось только подкрепить свои физические силы. Живя у тестя в деревне, он пил много молока,
работал только два часа в сутки, не пил вина и не курил.
— Много,
доктор. Ведь масленица теперь, так каждый день приходится с тяжестями
работать. А иногда, с утренними представлениями, и по два раза в день. Да еще через день, кроме обыкновенного номера, приходится бороться… Конечно, устанешь немного…
—
Доктора врут, — сказал бухгалтер; все засмеялись. — Ты не верь им, — продолжал он, польщенный этим смехом. — В прошлом году, в посту, из барабана зуб выскочил и угораздил прямо в старика Калмыкова, в голову, так что мозг видать было, и
доктор сказал, что помрет; одначе, до сих пор жив и
работает, только после этой штуки заикаться стал.
— Врут-то, врут
доктора, да не очень, — вздохнула тетушка. — Петр Андреич покойничек потерял глаза. Так же вот, как ты, день-деньской
работал на заводе около горячей печки и ослеп. Глаза не любят жара. Ну, да что толковать? — встрепенулась она. — Пойдем выпьем! С праздничком вас поздравляю, голубчики мои. Ни с кем не пью, а с вами выпью, грешница. Дай бог!
Потому — вижу я людей:
доктор Ващенко, студент Хохряков —
работают они, даже удивление!
Анна Ивановна. Полное отсутствие интересов. Я целое лето
работала фельдшерицей на одном пункте… Так это же ужас!
Доктор, еще молодой совсем, а такой пьяница, картежник…
Это были"Солидные добродетели". Я написал всего еще одну главу, но много говорил об этой работе с
доктором Б. Он желал мне сосредоточиться и
поработать не спеша над такой вещью, которая бы выдвинула меня как романиста перед возвращением на родину.
Работая над книгой моей"Европейский роман", куда я ввел и польскую беллетристику, я еще усиленнее продолжал эти чтения, даже и за границей, и моим последним чтецом в Ницце, с которым я специально изучал"Пана Тадеуша", был поляк,
доктор, учившийся в России.
Мы с Юлею, — брат и сестра, — рабы, заключены в мрачном подземелье и
работаем на какого-то «
доктора».
Инна, после высылки из Богородицкого уезда, где
работала на голоде, жила пока дома, но вскоре собиралась ехать за границу. История на Рождественских курсах с последовавшим исключением курсисток вызвала в Петербурге всеобщее возмущение
доктором Бертенсоном. Один либеральный промышленник предложил наиболее пострадавшим курсисткам, Инне в том числе, ехать на его счет в Швейцарию оканчивать врачебное образование и обязался высылать им до окончания курса по двадцать пять рублей в месяц.
Водолечебница
доктора Б. О. Мозельвейзера
работала и на Новый год так же, как в обыкновенные дни, и только на швейцаре Андрее Хрисанфыче был мундир с новыми галунами, блестели как-то особенно сапоги; и всех приходивших он поздравлял с Новым годом, с новым счастьем.
Доктор Пуссеп и Беньпеш
работали под неприятельским огнём и не оставили поле битвы, пока не перевязали всех раненых.
Доктор и санитар
работают над перевязкой их.
Работа по службе была несложна, но вскоре молодой
доктор с отзывчивой душой и с искренним желанием
работать нашел себе практику среди крестьян, с большим доверием, спустя короткое время, начавшим относиться к «военному дохтуру», нежели к изредка посещавшему врачебный пункт, находившийся в селе, земскому врачу.
— Завтра непременно будет. За сутки я ручаюсь насчет вторжения сюда гражданки Дюпарк… То-то, небось! Повеселел? Все за тебя
работаем. И Вера Ивановна приказала тебе сказать, что желает тебе полного успокоения… Как только
доктор позволит тебе выехать, приезжай поблагодарить ее. А теперь прощай!