Неточные совпадения
— Вот-то
пса несытого нелегкая принесла! — чуть-чуть было не
сказали глуповцы, но бригадир словно понял их мысль и не своим голосом закричал...
— Только не говорит, —
сказала Агафья Михайловна. А
пес… Ведь понимает же, что хозяин приехал и ему скучно.
В заключение
скажу несколько слов еще о Петре Антоныче Грабкове, которого все единогласно называли
Псом Антонычем.
— Ах,
пес! — обругался неожиданно Вахрушка, вскакивая с порога. — Вот он к чему про картошку-то меня спрашивал, старый черт… Ну, и задался человечек, нечего
сказать!
— Цыц,
пес, —
сказала бабушка, толкнув его к двери так, что он едва не упал.
— Таки видно, что недаром в школе учились, — говаривал он, самодовольно поглядывая на слушателей. — А все же, я вам
скажу, мой Хведько вас обоих и введет, и выведет, как телят на веревочке, вот что!.. Ну а я и сам его, шельму, в свой кисет уложу и в карман спрячу. Вот и значит, что вы передо мною все равно, что щенята перед старым
псом.
— Вот я и хотел рассказать все по порядку, Степан Романыч, потому как Кишкин меня в свидетели хочет выставить… Забегал он ко мне как-то на Фотьянку и все выпытывал про старое, а я догадался, что он неспроста, и ничего ему не
сказал. Увертлив
пес.
— Да не
пес ли? — изумилась Рачителиха. — А ведь ты правильно
сказал: быть ему в целовальниках… Теперь все обнюхал, все осмотрел, ну, и за стойку. А только как же я-то?
— А у нас-то теперь, — говорила бахаревская птичница, — у нас скука престрашенная… Прямо
сказать, настоящая Сибирь, как есть Сибирь. Мы словно как в гробу живем. Окна в доме заперты, сугробов нанесло, что и не вылезешь: живем старые да кволые. Все-то наши в городе, и таково-то нам часом бывает скучно-скучно, а тут как еще псы-то ночью завоют, так инда даже будто как и жутко станет.
— Видел я, судырь, то: иду я раз, так, примерно
сказать, мимо колодца нашего, а он ее и бьет тут… отнял от бадьи веревку-то, да с железом-то веревкою-то этою и бьет ее; я даже скрикнул на него: «Что, я говорю, ты,
пес эдакий, делаешь!», а он и меня лаять начал… Вздорный мальчишка, скверный, не потаю, батюшка.
— Это цербер [Цербер — в древнегреческой мифологии
пес, охранявший вход в подземное царство Аида.] какой-то, вас стерегущий! Он и меня никак не хотел пустить, —
сказал Павел.
— Собаками, барыня, не торгую-с, —
сказал он холодно и с достоинством. — А этот
пес, сударыня, можно
сказать, нас двоих, — он показал большим пальцем через плечо на Сергея, — нас двоих кормит, поит и одевает. И никак этого невозможно, что, например, продать.
Княжна мгновенно, так
сказать гальванически, была посвящена во
псе мелочи губернской закулисной жизни.
— Ваше благородие! —
сказала она, вставая со стула и вся дрожа от злости, — прикажите этому
псу молчать!
— Благодари же царя,
пес! —
сказал Малюта Коршуну, толкая его, — доведется тебе, должно быть, пожить еще. Мы сею ночью тебе только суставы повывернем!
— Сдавайся,
пес, —
сказал он, замахнувшись, — сознайся в своем окаянстве!
— Спасибо тебе, государь, —
сказал он, — спасибо за твою хлеб-соль! Спасибо, что выгоняешь слугу своего, как негодного
пса! Буду, — прибавил он неосторожно, — буду хвалиться на Руси твоею лаской! Пусть же другие послужат тебе, как служила Федора! Много грехов взял я на душу на службе твоей, одного греха не взял, колдовства не взял на душу!
— Ты чего на меня смотришь? —
сказала Онуфревна. — Ты только безвинных губишь, а лихого человека распознать, видно, не твое дело. Чутья-то у тебя на это не хватит, рыжий
пес!
— Морозов? —
сказал Иоанн, — да разве он не сгорел на пожаре? Живуч старый
пес! Что ж? Я снял с него опалу, пусть войдет!
— Лжешь ты, окаянный
пес! —
сказал он, окидывая его презрительно с ног до головы, — каждое твое слово есть негодная ложь; а я в своей правде готов крест целовать! Государь! вели ему, окаянному, выдать мне жену мою, с которою повенчан я по закону христианскому!
Поставлены они, аки добрые
псы, боронить от пыхающих волков овцы моя, дабы мог
сказать я на Страшном суде божием по пророческому словеси: се аз и дети, яже дал ми бог!
— А не то пожили бы, маменька, в Дубровине… посмотрите-ка, как здесь хорошо! —
сказал он, глядя матери в глаза с ласковостью провинившегося
пса.
— Да, —
сказала она сердито. —
Пес неумный… Года еще нет, а сгнила Варя-то! Это все от песку, — он воду пропускает. Кабы глина была, лучше бы…
— Ну-ка тебя ко
псам смердящим, —
сказал Петр Васильев, вставая. — Я было думал, что ты с прошлого году-то умнее стал, а ты — хуже того…
— Ну, какая там душа! — грубо
сказала Грушина, — что у
пса, то у человека, один пар, а души нет. Пока жил, пота и был.
Бухнул выстрел, отец, окутавшись синим дымом, покачнулся и сел, — пегий лохматый
пёс встал на задние лапы, натянув цепь, зарычал, судорожно отирая передними овлажённую кровью морду, потом свернулся набок, громко щёлкнув зубами. Толкнув собаку сапогом в морду, отец
сказал Созонту...
— Что-о, Муругой, —
сказал отец, приседая на корточки перед конурой собаки, — что,
пёс, скушно, а? Скушно?
«А ведь это, пожалуй, верно попадья
сказала, — горбун добрый, — думал Кожемякин, медленно шагая. — И верно, что лучше мне уехать. Ведь ничего не нужно мне, — не пошёл я к ней. Из зависти к Максимке,
псу, это у меня. А жениться — надо. Подобную бы найти, — без разговоров… Разговоры мне тяжеленьки стали».
Я
сказала им: «Идите!» Они,
псы, спросили меня.
— Что-то, Алеша, ты заливаешь. Как это, песня — и
пес? —
сказал Костыга.
— Видал? — заключил он свой рассказ. — Так что — хорошей породы щенок, с первой же охоты — добрый
пес… А ведь с виду он — так себе… человечишко мутного ума… Ну, ничего, пускай балуется, — дурного тут, видать, не будет… при таком его характере… Нет, как он заорал на меня! Труба, я тебе
скажу!.. Сразу определился, будто власти и строгости ковшом хлебнул…
— Эх ты… Ты вот что знай — любит тот, кто учит… Твердо это знай… И насчет смерти не думай… Безумно живому человеку о смерти думать. «Екклезиаст» лучше всех о ней подумал, подумал и
сказал, что даже
псу живому лучше, чем мертвому льву…
—
Пес с ними, со всеми! —
сказал Фома, равнодушно махнув рукой. — Что мне до них? Ты как — пьешь все?
Как-то за ужином мы вместе с инженером съели целого омара. Возвращаясь потом домой, я вспомнил, что инженер за ужином два раза
сказал мне «любезнейший», и я рассудил, что в этом доме ласкают меня, как большого несчастного
пса, отбившегося от своего хозяина, что мною забавляются и, когда я надоем, меня прогонят, как
пса. Мне стало стыдно и больно, больно до слез, точно меня оскорбили, и я, глядя на небо, дал клятву положить всему этому конец.
Когда она совсем уже свыклась с новой жизнью и из тощей, костлявой дворняжки обратилась в сытого, выхоленного
пса, однажды перед ученьем хозяин погладил ее и
сказал...
— Эй ты,
пес, поди сюда! —
сказал он, кладя матрасик в углу около дивана. — Ложись здесь. Спи!
Никита зашёл на кладбище, проститься с могилой отца, встал на колени пред нею и задумался, не молясь, — вот как повернулась жизнь! Когда за спиною его взошло солнце и на омытый росою дёрн могилы легла широкая, угловатая тень, похожая формой своей на конуру злого
пса Тулуна, Никита, поклонясь в землю,
сказал...
И с царевной на крыльцо
Пес бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце песье ноет,
Словно хочет ей
сказать:
Брось!
Акулина Ивановна. Нет… зовут Перчихина… Палагея говорит,
скажите, говорит, отцу… а губы у нее дрожат. Нил всё равно как
пес, — рычит… что такое?..
— А
пес велит нам идти по ней?.. —
сказал дядя Сысой.
— Я тебе,
пес дикой, говорил: ее — бей, а его не тронь! — укоризненно
сказал Четыхер.
— Ну-ка, не бесись, не ори, дурак! — спокойно и как будто даже весело
сказал Кузьма Петрович. — Ты погоди-ка. Я пущу тебя,
пес с тобой! Ну — только уговор: там у нее Девушкин…
Ну, и то
сказать, где ж мне, дыне этакой, его,
пса подчегарого, догнать!
Матрена. Не знаю, мать; господин, вестимо, волен все
сказать, а что, кажись бы, экому барину хорошему и заниматься этим не дляче было; себя только беспокоить, бабу баламутить и мужичка ни за что под гнев свой подводить… а
псам дворовым, или злодею бурмистру, с пола-горя на чужой-то беде разводы разводить…
— Барыня, голубушка, богатому и на том свете ладно. Богатый свечи ставит, молебны служит, богатый нищим подает, а мужик что? Лба перекрестить некогда, сам нищий-разнищий, уж где там спасаться. И грехов много от бедности, да с горя всё, как
псы, лаемся, хорошего слова не
скажем, и чего не бывает, барыня-голубушка, — не дай бог! Должно, нет нам счастья ни на том, ни на этом свете. Всё счастье богатым досталось.
— Без тебя знаю, нечего учить-то меня! — подхватил Патап Максимыч. — А ты вот что
скажи: когда вы пустяшных каких-нибудь грехов целым собором замолить не сумеете, за что же вам деньги-то давать? Значит, все едино, что
псу их под хвост, что вам на каноны…
— Э! Нечего тут! Гуляй, пока молода, состаришься — и
пес на тебя не взлает, — во все горло хохоча,
сказала Фленушка и опять заплясала, припевая...
— А, нет, не говорите!.. Не говорите этого!.. —
сказал отец Родион. — В добром деле не должно раскаиваться… Нет, уж вы их привозите… Уж сделайте такое ваше одолжение!.. Параскевой, кажись, невесту-то звать. Старшая-то Анастасия была, да померла у
пса смердящего!..
Пытался было Василий Борисыч отговориться недосугами, но Патап Максимыч так решительно
сказал ему, чтоб тотчас же шел к нему, что смущенный московский посланник ослушаться не посмел. Как провинившийся перед хозяином
пес, поджав хвост и понурив морду, робко и послушно идет на повелительный зов, так Василий Борисыч пошел в домик Марьи Гавриловны на зов Патапа Максимыча.
И тут я, господа, взвыл как теленок и, не стыдясь,
скажу: припал я к моему двукратному, так
сказать, избавителю и долго лобзал его в голову. И пробыл я в этом положении до тех пор, пока в чувство меня не привела моя старая ключница Прасковья (она тоже прибежала на гвалт). «Что это вы, Порфирий Капитоныч, — промолвила она, — так обо
псе убиваетесь? Да и простудитесь еще, боже сохрани! (Очень уж я был налегке.) А коли
пес этот, вас спасаючи, жизни решился, так для него это за великую милость почесть можно!»