Неточные совпадения
— Конституция, доложу я вам, почтеннейшая моя Марфа Терентьевна, — говорил он купчихе Распоповой, — вовсе не такое уж
пугало, как люди несмысленные о сем полагают. Смысл каждой конституции таков: всякий в дому
своем благополучно да почивает! Что же тут, спрашиваю я вас, сударыня моя, страшного или презорного? [Презорный — презирающий правила или законы.]
Николай выразил удовольствие, но сказал, что боится
испугать ее
своим положением.
Несмотря на эти слова и улыбку, которые так
испугали Варю, когда прошло воспаление и он стал оправляться, он почувствовал, что совершенно освободился от одной части
своего горя.
Мы пришли к провалу; дамы оставили
своих кавалеров, но она не покидала руки моей. Остроты здешних денди ее не смешили; крутизна обрыва, у которого она стояла, ее не
пугала, тогда как другие барышни пищали и закрывали глаза.
Приходит муж. Он прерывает
Сей неприятный tête-а-tête;
С Онегиным он вспоминает
Проказы, шутки прежних лет.
Они смеются. Входят гости.
Вот крупной солью светской злости
Стал оживляться разговор;
Перед хозяйкой легкий вздор
Сверкал без глупого жеманства,
И прерывал его меж тем
Разумный толк без пошлых тем,
Без вечных истин, без педантства,
И не
пугал ничьих ушей
Свободной живостью
своей.
Сестра ее тотчас после чаю позвала ее к себе в кабинет и, предварительно приласкав ее, что всегда немного
пугало Катю, посоветовала ей быть осторожней в
своем поведении с Аркадием, а особенно избегать уединенных бесед с ним, будто бы замеченных и теткой, и всем домом.
Он стал читать, все больше по-английски; он вообще всю жизнь
свою устроил на английский вкус, редко видался с соседями и выезжал только на выборы, где он большею частию помалчивал, лишь изредка дразня и
пугая помещиков старого покроя либеральными выходками и не сближаясь с представителями нового поколения.
— Струве, в предисловии к записке Витте о земстве, пытается
испугать департамент полиции
своим предвидением ужасных жертв. Но мне кажется, что за этим предвидением скрыто предупреждение: глядите в оба, дураки! И хотя он там же советует «смириться пред историей и смирить самодержавца», но ведь это надобно понимать так: скорее поделитесь с нами властью, и мы вам поможем в драке…
Мальчики засмеялись. Они уважали Инокова, он был на два класса старше их, но дружился с ними и носил индейское имя Огненный Глаз. А может быть, он
пугал их
своей угрюмостью, острым и пристальным взглядом.
Клим ощущал, что мысли эти даже
пугают его
своей грубой обнаженностью, которую можно было понять как бесстрашие и как бесстыдство.
Его особенно занимали споры на тему: вожди владеют волей масс или масса, создав вождя, делает его орудием
своим,
своей жертвой? Мысль, что он, Самгин, может быть орудием чужой воли,
пугала и возмущала его. Вспоминалось толкование отцом библейской легенды о жертвоприношении Авраама и раздраженные слова Нехаевой...
Этот ловкий, азартный мальчик
пугал и даже отталкивал Клима
своим властным характером.
Зачем же ты
пугаешь меня
своей нерешительностью, доводишь до сомнений?
— Тебе понравились однажды мои слезы, теперь, может быть, ты захотел бы видеть меня у ног
своих и так, мало-помалу, сделать
своей рабой, капризничать, читать мораль, потом плакать, пугаться,
пугать меня, а после спрашивать, что нам делать?
Его не
пугала, например, трещина потолка в его спальне: он к ней привык; не приходило ему тоже в голову, что вечно спертый воздух в комнате и постоянное сиденье взаперти чуть ли не губительнее для здоровья, нежели ночная сырость; что переполнять ежедневно желудок есть
своего рода постепенное самоубийство; но он к этому привык и не пугался.
Обломов мучился, но молчал. Ольге поверять
своих сомнений он не решался, боясь встревожить ее,
испугать, и, надо правду сказать, боялся также и за себя, боялся возмутить этот невозмутимый, безоблачный мир вопросом такой строгой важности.
Уважать человека сорок лет, называть его «серьезным», «почтенным», побаиваться его суда,
пугать им других — и вдруг в одну минуту выгнать его вон! Она не раскаивалась в
своем поступке, находя его справедливым, но задумывалась прежде всего о том, что сорок лет она добровольно терпела ложь и что внук ее… был… прав.
И другие, прежние его подчиненные, еще недавно облизывавшиеся от его похвалы, вдруг будто прозрели и поняли «правду» в поступке Райского, краснея за напрасность
своего долговременного поклонения фальшивому пугале-авторитету. Они все перебывали с визитом у Райского.
Всего пуще
пугало его и томило обидное сострадание сторожа Сидорыча, и вместе трогало
своей простотой. Однажды он не выучил два урока сряду и завтра должен был остаться без обеда, если не выучит их к утру, а выучить было некогда, все легли спать.
— Да, читал и аккомпанировал мне на скрипке: он был странен, иногда задумается и молчит полчаса, так что вздрогнет, когда я назову его по имени, смотрит на меня очень странно… как иногда вы смотрите, или сядет так близко, что
испугает меня. Но мне не было… досадно на него… Я привыкла к этим странностям; он раз положил
свою руку на мою: мне было очень неловко. Но он не замечал сам, что делает, — и я не отняла руки. Даже однажды… когда он не пришел на музыку, на другой день я встретила его очень холодно…
Но отца эта мысль
испугала; он, по мере отвращения от Катерины Николавны, которую прежде очень любил, стал чуть не боготворить
свою дочь, особенно после удара.
Казалось бы, дело весьма простое: Андрей Петрович весьма мог поручить
своему сыну эту комиссию вместо отсылки через почту; но известие это меня как-то неестественно придавило и
испугало.
Мы вошли в палисадник; он отодвинул одну стену или раму домика, и нам представились миньятюрные комнаты, совершенно как клетки
попугая, с
своей чистотой, лакированными вещами и белыми циновками.
Я был внизу в каюте и располагался там с
своими вещами, как вдруг бывший наверху командир ее, покойный В. А. Римский-Корсаков, крикнул мне сверху: «Адмирал едет к нам: не за вами ли?» Я на минуту остолбенел, потом побежал наверх, думая, что Корсаков шутит,
пугает нарочно.
Это
пугает наших милых хозяев: они уж раз приезжали за какими-то пустяками, а собственно затем, чтоб увериться, не затеваем ли мы что-нибудь, не проговоримся ли о
своих намерениях.
Это
пугает ученых, которые не чувствуют себя свободными в
своих лабораториях.
Про старца Зосиму говорили многие, что он, допуская к себе столь многие годы всех приходивших к нему исповедовать сердце
свое и жаждавших от него совета и врачебного слова, до того много принял в душу
свою откровений, сокрушений, сознаний, что под конец приобрел прозорливость уже столь тонкую, что с первого взгляда на лицо незнакомого, приходившего к нему, мог угадывать: с чем тот пришел, чего тому нужно и даже какого рода мучение терзает его совесть, и удивлял, смущал и почти
пугал иногда пришедшего таким знанием тайны его, прежде чем тот молвил слово.
Мало того, в этом смысле он до того дошел, что его никто не мог ни удивить, ни
испугать, и это даже в самой ранней
своей молодости.
Рассказывалось, что наш прокурор трепетал встречи с Фетюковичем, что это были старинные враги еще с Петербурга, еще с начала их карьеры, что самолюбивый наш Ипполит Кириллович, считавший себя постоянно кем-то обиженным еще с Петербурга, за то что не были надлежаще оценены его таланты, воскрес было духом над делом Карамазовых и мечтал даже воскресить этим делом
свое увядшее поприще, но что
пугал его лишь Фетюкович.
Если я не смею теперь убить Смердякова, то не стоит и жить!..» Иван Федорович, не заходя домой, прошел тогда прямо к Катерине Ивановне и
испугал ее
своим появлением: он был как безумный.
Сойдя вниз, он объявил, что нарочно лежал как без чувств, чтоб их
испугать, но правда была в том, что он и в самом деле лишился чувств, как и признался потом сам, уже долго спустя,
своей маме.
Главное же, обиделся тем, что слишком скоро меня за
своего друга принял и скоро мне сдался; то бросался на меня,
пугал, а тут вдруг, только что увидел деньги, и стал меня обнимать.
— Мне, мне
пугать? — вскричал вдруг Митя, вскинув вверх
свои руки. — О, идите мимо, проходите, не помешаю!.. — И вдруг он совсем неожиданно для всех и, уж конечно, для себя самого бросился на стул и залился слезами, отвернув к противоположной стене
свою голову, а руками крепко обхватив спинку стула, точно обнимая ее.
— Примеч. авт.] исчезнут лет через пять, а болот и в помине нет; в Калужской, напротив, засеки тянутся на сотни, болота на десятки верст, и не перевелась еще благородная птица тетерев, водится добродушный дупель, и хлопотунья куропатка
своим порывистым взлетом веселит и
пугает стрелка и собаку.
Чем дальше, тем лес становился глуше. В этой девственной тайге было что-то такое, что манило в глубину ее и в то же время
пугало своей неизвестностью. В спокойном проявлении сил природы здесь произрастали представители всех лиственных и хвойных пород маньчжурской флоры. Эти молчаливые великаны могли бы многое рассказать из того, чему они были свидетелями за 200 и 300 с лишним лет
своей жизни на земле.
Я взглянул на Дерсу. Он спокойно курил трубку и равнодушно посматривал на огонь. Начавшаяся пурга его не
пугала. Он так много их видел на
своем веку, что эта не была для него новинкой.
Говоря это, он прицелился и выстрелил в одну из свиней. С ревом подпрыгнуло раненное насмерть животное, кинулось было к лесу; но тут же ткнулось мордой в землю и начало барахтаться. Испуганные выстрелом птицы с криком поднялись на воздух и, в
свою очередь,
испугали рыбу, которая, как сумасшедшая, взад и вперед начала носиться по протоке.
Синий чулок с бессмысленною аффектациею самодовольно толкует о литературных или ученых вещах, в которых ни бельмеса не смыслит, и толкует не потому, что в самом деле заинтересован ими, а для того, чтобы пощеголять
своим умом (которого ему не случилось получить от природы),
своими возвышенными стремлениями (которых в нем столько же, как в стуле, на котором он сидит) и
своею образованностью (которой в нем столько же, как в
попугае).
Она побежала в
свою комнату, заперлась и дала волю
своим слезам, воображая себя женою старого князя; он вдруг показался ей отвратительным и ненавистным… брак
пугал ее как плаха, как могила…
— Вы предлагаете мне
свое покровительство, — отвечала Маша, — но не сердитесь: оно
пугает меня. Каким образом окажете вы мне помочь?
Оттого он и остается одиноким между
своими, более
пугая, чем убеждая
своей силой.
Узнав в Тамбовской губернии, в деревне у
своей матери, что нас схватили, он сам поехал в Москву, чтоб приезд жандармов не
испугал мать, простудился на дороге и приехал домой в горячке.
Я, улыбаясь, заметил ему, что меня трудно
испугать отставкой, что отставка — единственная цель моей службы, и прибавил, что пока горькая необходимость заставляет меня служить в Новгороде, я, вероятно, не буду иметь случая подавать
своих мнений.
Я прервал с ним тогда все сношения. Бакунин хотя и спорил горячо, но стал призадумываться, его революционный такт толкал его в другую сторону. Белинский упрекал его в слабости, в уступках и доходил до таких преувеличенных крайностей, что
пугал своих собственных приятелей и почитателей. Хор был за Белинского и смотрел на нас свысока, гордо пожимая плечами и находя нас людьми отсталыми.
— Молчи, баба! — с сердцем сказал Данило. — С вами кто свяжется, сам станет бабой. Хлопец, дай мне огня в люльку! — Тут оборотился он к одному из гребцов, который, выколотивши из
своей люльки горячую золу, стал перекладывать ее в люльку
своего пана. —
Пугает меня колдуном! — продолжал пан Данило. — Козак, слава богу, ни чертей, ни ксендзов не боится. Много было бы проку, если бы мы стали слушаться жен. Не так ли, хлопцы? наша жена — люлька да острая сабля!
Отец дал нам
свое объяснение таинственного события. По его словам, глупых людей
пугал какой-то местный «гультяй» — поповский племянник, который становился на ходули, драпировался простынями, а на голову надевал горшок с углями, в котором были проделаны отверстия в виде глаз и рта. Солдат будто бы схватил его снизу за ходули, отчего горшок упал, и из него посыпались угли. Шалун заплатил солдату за молчание…
Должен сказать при этом, что собственно чорт играл в наших представлениях наименьшую роль. После
своего появления старшему брату он нам уже почти не являлся, а если являлся, то не очень
пугал. Может быть, отчасти это оттого, что в представлениях малорусского и польского народа он неизменно является кургузым немцем. Но еще более действовала тут старинная большая книга в кожаном переплете («Печерский патерик»), которую отец привез из Киева.
За стеклянной дверью порой мелькали в коридоре изумленные лица надзирателей или инспектора, привлеченных странными выкрикиваниями желто — красного
попугая… Но, когда Лотоцкий проходил из класса в учительскую, — сдержанный, холодный, неприступный и сознающий
свою образцовость, — никто не решался заговорить с ним о том, что его класс напоминает порой дом сумасшедших.
Недоволен был только сам поп Макар, которому уже досталось на орехи от некоторых властодержцев. Его корили, зачем погубил такого человека, и
пугали судом, когда потребуют свидетелем. Даже такие друзья, как писарь Замараев и мельник Ермилыч, заметно косились на попа и прямо высказывали
свое неудовольствие.
Потом начнешь встречать их изредка, также вместе с другой дичью, по грязным берегам прудов, весенних луж и разлившихся рек, но подъехать к ним в меру ружейного выстрела бывает очень трудно; во-первых, потому, что они сторожки, а во-вторых, потому, что другая мелкая дичь взлетывая беспрестанно от вашего приближенья,
пугает и увлекает
своим примером кроншнепов; подкрасться же из-за чего-нибудь или даже подползти — невозможно потому, что места почти всегда бывают открытые и гладкие.