Неточные совпадения
Итак, она звалась Татьяной.
Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью ее румяной
Не привлекла б она очей.
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная, боязлива,
Она
в семье своей родной
Казалась девочкой чужой.
Она ласкаться не умела
К отцу, ни к матери своей;
Дитя сама,
в толпе детей
Играть и
прыгать не хотела
И часто целый день одна
Сидела молча у окна.
Не устояв на ногах, Самгин спрыгнул
в узкий коридор между вагонами и попал
в толпу рабочих, — они тоже,
прыгая с паровоза и тендера, толкали Самгина, а на той стороне паровоза кричал жандарм, кричали молодые голоса...
Ночь была прозрачно светлая, — очень высоко, почти
в зените бедного звездами неба, холодно и ярко блестела необыкновенно маленькая луна, и все вокруг было невиданно: плотная стена деревьев, вылепленных из снега,
толпа мелких, черных людей у паровоза, люди покрупнее тяжело
прыгали из вагона
в снег, а вдали — мохнатые огоньки станции, похожие на золотых пауков.
— Необходимо различать жертвенность и героизм. Римлянин Курций
прыгнул в пропасть, которая разверзлась среди Рима, — это наиболее прославленный акт героизма и совершенно оправданный акт самоубийства. Ничто не мешает мне думать, что Курция толкнул
в пропасть страх, вызванный ощущением неизбежной гибели. Его могло бросить
в пропасть и тщеславное желание погибнуть первому из римлян и брезгливое нежелание погибать вместе с
толпой рабов.
Слышен собачий визг. Очумелов глядит
в сторону и видит: из дровяного склада купца Пичугина,
прыгая на трех ногах и оглядываясь, бежит собака. За ней гонится человек
в ситцевой крахмальной рубахе и расстегнутой жилетке. Он бежит за ней и, подавшись туловищем вперед, падает на землю и хватает собаку за задние лапы. Слышен вторично собачий визг и крик: «Не пущай!» Из лавок высовываются сонные физиономии, и скоро около дровяного склада, словно из земли выросши, собирается
толпа.
Бабушка принесла на руках белый гробик, Дрянной Мужик
прыгнул в яму, принял гроб, поставил его рядом с черными досками и, выскочив из могилы, стал толкать туда песок и ногами, и лопатой. Трубка его дымилась, точно кадило. Дед и бабушка тоже молча помогали ему. Не было ни попов, ни нищих, только мы четверо
в густой
толпе крестов.
Она светилась, огни танцевали, гасли и вспыхивали. На Театральной площади вертелись белые фонари автобусов, зеленые огни трамваев; над бывшим Мюр и Мерилизом, над десятым надстроенным на него этажом,
прыгала электрическая разноцветная женщина, выбрасывая по буквам разноцветные слова: «Рабочий кредит».
В сквере против Большого театра, где бил ночью разноцветный фонтан, толклась и гудела
толпа. А над Большим театром гигантский рупор завывал...
Неизвестно, о чем происходил у них разговор, но спустя некоторое время целая
толпа людей подвигалась через двор
в направлении каморки Герасима: впереди выступал Гаврило, придерживая рукой картуз, хотя ветру не было; около него шли лакеи и повара; из окна глядел Дядя Хвост и распоряжался, то есть только так руками разводил; позади всех
прыгали и кривлялись мальчишки, из которых половина набежала чужих.
Уходит. Порыв ветра взметает его широкую одежду. Облако желтой пыли застилает площадь, дворец и Короля. Видно, как из клубов пыли выскакивают маленькие красные Слухи. Они
прыгают и рассыпаются во все стороны. Кажется, что ветер свистит, когда они заливаются смехом. Сию же минуту
в толпе гуляющих раздаются тревожные голоса.
В саду на Минеральных водах плакса прогуливается, как бы замышляя самоубийство: «Чему беснуется вся эта
толпа? говорит он, распуская нюни: — взгляните, стеклась она сюда со всех концов Петербурга; суетится, скачет,
прыгает…
Елизавета Алексеевна все время танцевала, и Андрею Ивановичу было смешно смотреть, как
в толпе прыгало и мелькало ее бледное лицо, по-всегдашнему серьезное и строгое, с сдвинутыми бровями.
А тот
в оркестре, что играл на трубе, уже носил, видимо,
в себе,
в своем мозгу,
в своих ушах, эту огромную молчаливую тень. Отрывистый и ломаный звук метался, и
прыгал, и бежал куда-то
в сторону от других — одинокий, дрожащий от ужаса, безумный. И остальные звуки точно оглядывались на него; так неловко, спотыкаясь, падая и поднимаясь, бежали они разорванной
толпою, слишком громкие, слишком веселые, слишком близкие к черным ущельям, где еще умирали, быть может, забытые и потерянные среди камней люди.