Неточные совпадения
Читая эти письма, Грустилов приходил
в необычайное волнение. С одной стороны, природная склонность к апатии, с другой,
страх чертей — все это производило
в его голове какой-то неслыханный сумбур, среди которого
он путался
в самых противоречивых предположениях и мероприятиях. Одно казалось ясным: что
он тогда только будет благополучен, когда глуповцы поголовно станут ходить ко всенощной и когда инспектором-наблюдателем всех глуповских училищ будет назначен Парамоша.
Я знаю: дам хотят заставить
Читать по-русски. Право,
страх!
Могу ли
их себе представить
С «Благонамеренным»
в руках!
Я шлюсь на вас, мои поэты;
Не правда ль: милые предметы,
Которым, за свои грехи,
Писали втайне вы стихи,
Которым сердце посвящали,
Не все ли, русским языком
Владея слабо и с трудом,
Его так мило искажали,
И
в их устах язык чужой
Не обратился ли
в родной?
Бывало, стоишь, стоишь
в углу, так что колени и спина заболят, и думаешь: «Забыл про меня Карл Иваныч:
ему, должно быть, покойно сидеть на мягком кресле и
читать свою гидростатику, — а каково мне?» — и начнешь, чтобы напомнить о себе, потихоньку отворять и затворять заслонку или ковырять штукатурку со стены; но если вдруг упадет с шумом слишком большой кусок на землю — право, один
страх хуже всякого наказания.
Этот атлет по росту и силе, по-видимому не ведающий никаких
страхов и опасностей здоровяк, робел перед красивой, слабой девочкой, жался от ее взглядов
в угол, взвешивал свои слова при ней, очевидно сдерживал движения, караулил ее взгляд, не
прочтет ли
в нем какого-нибудь желания, боялся, не сказать бы чего-нибудь неловко, не промахнуться, не показаться неуклюжим.
Страх смерти, около которой Павел был весьма недалеко, развил снова
в нем религиозное чувство.
Он беспрестанно, лежа на постели, молился и
читал евангелие. Полковника это радовало.
Анна Андреевна рассказывала мне, что
он воротился домой
в таком волнении и расстройстве, что даже слег. С ней был очень нежен, но на расспросы ее отвечал мало, и видно было, что
он чего-то ждал с лихорадочным нетерпением. На другое утро пришло по городской почте письмо;
прочтя его,
он вскрикнул и схватил себя за голову. Анна Андреевна обмерла от
страха. Но
он тотчас же схватил шляпу, палку и выбежал вон.
Не знаю, может быть, я думала, что, научившись всему, что
он знал, буду достойнее
его дружбы, Я бросилась к первой полке; не думая, не останавливаясь, схватила
в руки первый попавшийся запыленный, старый том и, краснея, бледнея, дрожа от волнения и
страха, утащила к себе краденую книгу, решившись
прочесть ее ночью, у ночника, когда заснет матушка.
Прочитав эти довольно темные изречения, Егор Егорыч затрепетал, так как изречения совпадали с
его собственным необъяснимым
страхом, и забормотал про себя: «Что же это такое, болтовня обезумевшей старухи или пророчество и должный удар
в мою совесть?
Он прочел в лице Елены
страх и беспокойство.
— Оборони бог, родимые! Коней можно привязать, чтоб не ели травы; одну ночку не беда, и так простоят! А вас, государи, прошу покорно, уважьте мою камору; нет
в ней ни сена, ни соломы, земля голая. Здесь не то, что постоялый двор. Вот только, как будете спать ложиться, так не забудьте перед сном
прочитать молитву от ночного
страха…
оно здесь нечисто!
За Вяземским подошли поочередно несколько опричников.
Они все кланялись, большим обычаем,
в землю и потом целовали Елену; но Дружина Андреевич ничего не мог
прочесть на лице жены своей, кроме беспокойства. Несколько раз длинные ресницы ее подымались, и взор, казалось, со
страхом искал кого-то между гостями.
Канон угодника святого
Спешит
он в страхе прочитать,
Чтоб наважденье духа злого
От грешной мысли отогнать...
— Я тогда к
нему иду, — начала она через минуту, переводя дух. — Иной раз
он просто своими словами меня заговаривает, другой раз берет свою книгу, самую большую, и
читает надо мной.
Он все грозное, суровое такое
читает! Я не знаю, что, и понимаю не всякое слово; но меня берет
страх, и когда я вслушиваюсь
в его голос, то словно это не
он говорит, а кто-то другой, недобрый, кого ничем не умягчишь, ничем не замолишь, и тяжело-тяжело станет на сердце, горит
оно… Тяжелей, чем когда начиналась тоска!
Она идет прямо к
нему.
В страхе очертил
он около себя круг. С усилием начал
читать молитвы и произносить заклинания, которым научил
его один монах, видевший всю жизнь свою ведьм и нечистых духов.
Но верный родине моей
Не отверну теперь очей,
Хоть ты б желал, изменник-лях,
Прочесть в них близкой смерти
страх,
И сожаленье и печаль…
Н. И. Миллер всегда был страстный читатель, и потому
он не скучал, а
читал и не замечал, как уплывала ночь; но вдруг,
в исходе второго часа ночи,
его встревожило ужасное беспокойство: пред
ним является разводный унтер-офицер и, весь бледный, объятый
страхом, лепечет скороговоркой...
Она
его всем своим холодным корпусом замещала, и я с особой усладой тайного узнавания прижималась к ней стриженым, горячим от лета, затылком,
читая Валерии вслух запрещенные матерью и поэтому Валерией разрешенные —
в руки данные — «Мертвые Души», до которых — мертвецов и душ — так никогда и не дочиталась, ибо
в последнюю секунду, когда вот-вот должны были появиться — и мертвецы и души — как нарочно слышался шаг матери (кстати, она так никогда и не вошла, а всегда только,
в нужную минуту — как по заводу — проходила) — и я, обмирая от совсем уже другого — живого
страха, пихала огромную книгу под кровать (ту!).
— От сряща беса полуденного, — строго сказал Пантелей. —
Его, окаянного, дело, по всему видно. От
него и
страхи нощные бывают, и вещь, во тьме преходящая, и стрела, летящая во дни… Ты, Алексеюшка, вражьему искушению не поддавайся.
Читай двенадцату кафизму, а нет, хоть один псалом «Живый
в помощи вышнего», да молись преподобному Нифонту о прогнании лукавых духов… И отступится от тебя бес полуденный… Это
он шептал, и теперь
он же смущает тебя… Гони
его прочь — молись…
— Mais oui, mais comment donc, mais sans doute, maman… [Ну, конечно, ну как же можно, ну без сомнения, мама… (франц.)] то есть нет, maman… я никому не обещал, — пролепетал я, краснея и тупя
в стол глаза, со
страхом, что моя мать
прочтет в них беспощадный мой позор и бесчестие.
Я со
страхом остановилась у двери, трижды торопливо
прочла: «Господи, помяни царя Давида и всю кротость
его!» — как меня учила няня делать
в трудные минуты жизни — и постучала
в дверь с вопросом: «Puis-je entrer» (могу войти)?
Саня слушала все еще под впечатлением того, чт/о было под столом между нею и землемером. Она понимала, про какого рода вещи рассказывал Николай Никанорыч. Разумеется, для нее это не
в диковинку… И
читать приводилось… французские книжки, и даже слышать от подруг. Нынче у всех метрески… Кокоток развелось —
страх сколько. На
них разоряются. Говорили ей даже
в институте про мужей, которые пользуются от этого.
К ночи началась суета, поднимающаяся
в доме богатой покойницы… Но Евлампий Григорьевич с суеверным
страхом заперся у себя
в кабинете.
Он чувствовал еще обиду напутственных слов своей жены. Вот снесут ее на кладбище, и тогда
он будет сам себе господин и покажет всему городу, на что
он способен и без всяких помочей… Еще несколько дней — и
его брошюра готова,
прочтут ее и увидят,"каков
он есть человек"!
— И зачем понес
его черт
в этот чиновничий город — там нашего брата как раз подтянут! — выразил вслух свое мнение Андрей Матвеевич Вурцель, продолжавший уже на свой
страх и счет содержать
в Москве «Кабинет совещаний и справок» и причислявший себя тоже к адвокатскому миру,
прочитав известие об аресте Гиршфельда.
— Эх, владыко, да ведь и впрямь бы
их, может, прежде поучить лучше было. А то сам, чай,
в летописи
читал — все больно скоро варом вскипело, «понеже благочестие
его со
страхом бе сопряжено». Платон митрополит мудро сказал: «Владимир поспешил, а греки слукавили, — невежд ненаученных окрестили». Что нам
их спешке с лукавством следовать? ведь
они, знаешь, «льстивы даже до сего дня». Итак, во Христа-то мы крестимся, да во Христа не облекаемся. Тщетно это так крестить, владыко!
Читая эти письма, Николай испытывал
страх, что хотят вывести
его из той среды,
в которой
он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно.
Прочтя это письмо, как она
читала все письма мужа, Наташа, несмотря на всю тяжесть для нее отсутствия мужа, сама предложила
ему ехать
в Петербург. Всему, чтò было умственным, отвлеченным делом мужа, она приписывала, не понимая
его, огромную важность и постоянно находилась
в страхе быть помехой
в этой деятельности мужа. На робкий вопросительный взгляд Пьера после прочтения письма, она отвечала просьбой, чтоб
он ехал, но только определил бы ей верно время возвращения. И отпуск был дан на четыре недели.
— А вот
в чем вам надо оправдываться! — воскликнул ротмистр и, вынув из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, стал
читать обязательно сообщенную
ему городничим копию с извета судовых панычей, где писано, как господа офицеры повреждали портрет метанием вилок, несмотря на то, что
они, случившиеся на месте преступления судовые панычи, «имея
в сердцах своих
страх Божий и любовь ко Всевышнему», во все это время стояли на коленях, и до того даже, что растерзали на тех местах об пол имевшиеся на
них в ту пору единственные шаровары и по той причине теперь лишены возможности ходить на исправление обязанностей службы.
На
него нашел
страх;
он боялся, не случилось ли чего с ребенком
в то время, как
он читал письмо.