Неточные совпадения
В тишине
прошли через три комнаты, одна —
большая и пустая, как
зал для танцев, две другие — поменьше, тесно заставлены мебелью и комнатными растениями, вышли
в коридор, он переломился под прямым углом и уперся
в дверь, Бердников открыл ее пинком ноги.
Войдя
в совещательную комнату, присяжные, как и прежде, первым делом достали папиросы и стали курить. Неестественность и фальшь их положения, которые они
в большей или меньшей степени испытывали, сидя
в зале на своих местах,
прошла, как только они вошли
в совещательную комнату и закурили папиросы, и они с чувством облегчения разместились
в совещательной комнате, и тотчас же начался оживленный разговор.
— Это еще что! погодите, что
в Раисин день будет! Стол-то тогда
в большой зале накроют, да и там не все господа разместятся,
в гостиную многие перейдут. Двух поваров из города позовем, да кухарка наша будет помогать. Барыня-то и не садятся за стол, а все
ходят, гостей угощают. Так разве чего-нибудь промеж разговоров покушают.
Затем стало
сходить на нет проевшееся барство. Первыми появились
в большой зале московские иностранцы-коммерсанты — Клопы, Вогау, Гопперы, Марки. Они являлись прямо с биржи, чопорные и строгие, и занимали каждая компания свой стол.
Старые москвичи-гурманы перестали
ходить к Тестову. Приезжие купцы, не бывавшие несколько лет
в Москве, не узнавали трактира. Первым делом — декадентская картина на зеркальном окне вестибюля…
В большом зале — модернистская мебель, на которую десятипудовому купчине и сесть боязно.
Сам Красовский был тоже любитель этого спорта, дававшего ему
большой доход по трактиру. Но последнее время,
в конце столетия, Красовский сделался ненормальным,
больше проводил время на «Голубятне», а если являлся
в трактир, то
ходил по
залам с безумными глазами, распевал псалмы, и… его, конечно, растащили: трактир, когда-то «золотое дно», за долги перешел
в другие руки, а Красовский кончил жизнь почти что нищим.
Юлия же как бы
больше механически подала руку жениху, стала
ходить с ним по
зале — и при этом весьма нередко повертывала голову
в ту сторону, где сидел Вихров. У того между тем сейчас же начался довольно интересный разговор с m-lle Прыхиной.
В этой-то усадьбе,
в довольно
большом, поместительном барском доме, взад и вперед по
залу ходил m-r Клыков (брат m-me Пиколовой).
— Да. Так вот танцевал я
больше с нею и не видал, как
прошло время. Музыканты уж с каким-то отчаянием усталости, знаете, как бывает
в конце бала, подхватывали всё тот же мотив мазурки, из гостиных поднялись уже от карточных столов папаши и мамаши, ожидая ужина, лакеи чаще забегали, пронося что-то. Был третий час. Надо было пользоваться последними минутами. Я еще раз выбрал ее, и мы
в сотый раз
прошли вдоль
залы.
Проходя верхним рекреационным коридором, Александров заметил, что одна из дверей, с матовым стеклом и номером класса, полуоткрыта и за нею слышится какая-то веселая возня, шепот, легкие, звонкие восклицания, восторженный писк, радостный смех. Оркестр
в большом зале играет
в это время польку. Внимательное, розовое, плутовское детское личико выглядывает зорко из двери
в коридор.
Николай Всеволодович молча поглядел на него с рассеянным видом, как бы не понимая,
в чем дело, и
прошел не останавливаясь. Он
проходил чрез
большую залу клуба
в буфет.
Аггей Никитич, одолеваемый любезностями хозяйки, чтобы хоть на время спастись от них,
сошел вниз,
в бильярдную, покурить, где просидев около четверти часа, стал возвращаться назад
в залу; но, запутавшись
в переходах
большого дома, не попал
в нее и очутился около боскетной, переделанной ныне Екатериною Петровною
в будуар.
— Красоту он, — говорила старушка, — имел такую, что хотя наш женский пол, бывало, и всякий день его видел, но, однако, когда у княгини бывали
в залах для гостей
большие столы, то все с девичьей половины через коридорные двери глядеть
ходили, как он, стоя у особого стола за колоннами, будет разливать горячее.
Надежда Федоровна опять увидела людей
в белом, которые
ходили по набережной и разговаривали по-французски; и почему-то опять
в груди у нее заволновалась радость и смутно припомнилась ей какая-то
большая зала,
в которой она когда-то танцевала или которая, быть может, когда-то снилась ей. И что-то
в самой глубине души смутно и глухо шептало ей, что она мелкая, пошлая, дрянная, ничтожная женщина…
Мы
прошли сквозь ослепительные лучи
зал, по которым я следовал вчера за Попом
в библиотеку, и застали Ганувера
в картинной галерее. С ним был Дюрок, он
ходил наискось от стола к окну и обратно. Ганувер сидел, положив подбородок
в сложенные на столе руки, и задумчиво следил, как
ходит Дюрок. Две белые статуи
в конце галереи и яркий свет
больших окон из целых стекол, доходящих до самого паркета, придавали огромному помещению открытый и веселый характер.
Мы встали и пошли бродить по комнатам.
В конце анфилады их широкая дверь вела
в зал, назначенный для танцев. Желтые шелковые занавески на окнах и расписанный потолок, ряды венских стульев по стенам,
в углу
залы большая белая ниша
в форме раковины, где сидел оркестр из пятнадцати человек. Женщины, по
большей части обнявшись, парами
ходили по
зале; мужчины сидели по стенам и наблюдали их. Музыканты настраивали инструменты. Лицо первой скрипки показалось мне немного знакомым.
Я вдруг очнулся. Как? я выиграл
в этот вечер сто тысяч флоринов! Да к чему же мне
больше? Я бросился на билеты, скомкал их
в карман, не считая, загреб все мое золото, все свертки и побежал из воксала. Кругом все смеялись, когда я
проходил по
залам, глядя на мои оттопыренные карманы и на неровную походку от тяжести золота. Я думаю, его было гораздо более полупуда. Несколько рук протянулись ко мне; я раздавал горстями, сколько захватывалось. Два жида остановили меня у выхода.
Я думаю, с моего прибытия времени
прошло не более получаса. Вдруг крупёр уведомил меня, что я выиграл тридцать тысяч флоринов, а так как банк за один раз
больше не отвечает, то, стало быть, рулетку закроют до завтрашнего утра. Я схватил все мое золото, ссыпал его
в карманы, схватил все билеты и тотчас перешел на другой стол,
в другую
залу, где была другая рулетка; за мною хлынула вся толпа; там тотчас же очистили мне место, и я пустился ставить опять, зря и не считая. Не понимаю, что меня спасло!
Я заглянул
в директорскую ложу и был поражен необычайным и невиданным мною зрелищем; но чтоб лучше видеть полную картину, я
сошел в оркестр: при ярком освещении великолепной
залы Большого Петровского театра, вновь отделанной к коронации, при совершенной тишине ложи всех четырех ярусов (всего их находится пять) были наполнены гвардейскими солдатами разных полков;
в каждой ложе сидело по десяти или двенадцати человек; передние ряды кресел и бельэтаж, предоставленные генералам, штаб-и обер-офицерам, были еще пусты.
Наскучив бродить вдоль этих бесконечно-длинных
зал, Буланин вышел на плац —
большую квадратную лужайку, окруженную с двух сторон валом, а с двух других — сплошной стеной желтой акации. На плацу старички играли
в лапту, другие
ходили обнявшись, третьи с вала бросали камни
в зеленый от тины пруд, лежавший глаголем шагах
в пятидесяти за линией валов; к пруду гимназистам
ходить не позволялось, и чтобы следить за этим — на валу во время прогулки торчал дежурный дядька.
Музыканты, дворовые люди предводителя, стоя
в буфете, очищенном на случай бала, уже заворотив рукава сюртуков, по данному знаку заиграли старинный польский «Александр, Елисавета», и при ярком и мягком освещении восковых свеч по
большой паркетной
зале начинали плавно
проходить: екатерининский генерал-губернатор, со звездой, под руку с худощавой предводительшей, предводитель под руку с губернаторшей и т. д. — губернские власти
в различных сочетаниях и перемещениях, когда Завальшевский,
в синем фраке с огромным воротником и буфами на плечах,
в чулках и башмаках, распространяя вокруг себя запах жасминных духов, которыми были обильно спрыснуты его усы, лацкана и платок, вместе с красавцем-гусаром
в голубых обтянутых рейтузах и шитом золотом красном ментике, на котором висели владимирский крест и медаль двенадцатого года, вошли
в залу.
У Петра Михайлыча забилось сердце. Он встал и пошел за Власичем
в переднюю, а оттуда
в залу.
В этой громадной, угрюмой комнате был только фортепьян да длинный ряд старинных стульев с бронзой, на которые никто никогда не садился. На фортепьяне горела одна свеча. Из
залы молча
прошли в столовую. Тут тоже просторно и неуютно; посреди комнаты круглый стол из двух половинок на шести толстых ногах и только одна свеча. Часы
в большом красном футляре, похожем на киот, показывали половину третьего.
Он провел доктора через переднюю
в большую залу, где темнел черный рояль и висела люстра
в белом чехле; отсюда оба они
прошли в маленькую, очень уютную и красивую гостиную, полную приятного розового полумрака.
— По живой моей крови, среди всего живого шли и топтали, как по мертвому. Может быть, действительно я мертв? Я — тень? Но ведь я живу, — Тугай вопросительно посмотрел на Александра I, — я все ощущаю, чувствую. Ясно чувствую боль, но
больше всего ярость, — Тугаю показалось, что голый мелькнул
в темном
зале, холод ненависти
прошел у Тугая по суставам, — я жалею, что я не застрелил. Жалею. — Ярость начала накипать
в нем, и язык пересох.
Как-то она запоздала, возвращаясь с экзерсировки, и вдруг,
проходя по
залу, она остановилась, пораженная каким-то шорохом
в стороне
большого портрета.
Пришлось только
пройти прихожую, и затем русские офицеры вошли
в большую просторную и светлую комнату, одну из таких, какую можно увидать
в любом богатом доме и которую мистер Вейль слишком торжественно назвал тронной залой. Посредине этой
залы, на некотором возвышении впрочем, стояли троны:
большие кресла, обитые красной кожей, и у них стояли король и королева Сандвичевых островов.
А у самого сердце так и кипит, встал он и
ходит, как зверь
в узенькой клетке. Лицо горит, глаза полымем пышут, порывается он
пройти в общую
залу и там положить конец разговорам Лохматова, но сам ни с места.
Большого скандала боится.
Несколько раз водили нас гулять, показывали Зимний дворец и Эрмитаж. Мы
ходили, как маленькие дикарки, по роскошным громадным
залам дворца, поминутно испуская возгласы удивления и восторга. Особенно неизгладимое впечатление произвела на меня
большая,
в человеческий рост, фигура Петра I
в одной из обширных
зал Эрмитажа. Из окон открывался чудный вид на Неву, еще не освободившуюся от ледяной брони, но уже яростно боровшуюся за свою свободу.
Сергей вышел из столовой и медленно
прошел через
большую, темную
залу в гостиную.
В ней тоже было темно. Он постоял, подошел к столу и сел
в неудобное старинное кресло с выгнутою спинкою.
Он
прошел террасу,
большую залу, гостиную и остановился
в последней, чтобы перевести дух. Отсюда слышно было, как
в соседней столовой пили чай. M-me Шумихина, maman и Нюта о чем-то говорили и смеялись.
К Тэну я взял рекомендательною записку от Фр. Сарсе, его товарища по выпуску из Высшей нормальной школы. Но
в это время я уже
ходил на его курс истории искусств. Читал он
в большом"эмицикле"(полукруглом
зале) Ecole des beaux-arts. И туда надо было выправлять билет, что, однако, делалось без всякого затруднения. Аудитория состояла из учеников школы (то, что у нас академия) с прибавкою вот таких сторонних слушателей, как я. Дамы допускались только на хоры, и внизу их не было заметно.
Читал
больше французские романы, и одно время довольно усердно Жорж Занда, и доставлял их девицам, моим приятельницам, прибегая к такому невинному приему: входя
в гостиную, клал томик
в тулью своей треуголки и как только удалялся с барышней
в залу ходить (по тогдашней манере), то сейчас же и вручал запретную книжку.
Воротившись домой, пили чай.
В углу
залы был
большой круглый стол, на нем лампа с очень
большим абажуром, — тот уголок не раз был зарисован художниками. Перешли
в этот уголок. Софья Андреевна раскладывала пасьянс… Спутник наш, земец Г.,
сходил в прихожую и преподнес Толстому полный комплект вышедших номеров журнала «Освобождение»,
в то время начавшего издаваться за границей под редакцией П. Б. Струве.
У входа во вторую продольную
залу — направо — стол с продажей афиш. Билетов не продают.
В этой
зале, откуда ход на хоры, стояли группы мужчин, дамы только
проходили или останавливались перед зеркалом. Но
в следующей комнате, гостиной с арками, ведущей
в большую залу, уже разместились дамы по левой стене, на диванах и креслах,
в светлых туалетах,
в цветах и полуоткрытых лифах.
Прядильные машины всего
больше заняли Тасю.
В огромных
залах ходило взад и вперед, двигая длинные штуки на колесах, по пяти, по шести мальчиков. Хозяйка говорила с ними, почти каждого знала
в лицо. Рубцов шел позади дам, подробно объяснял все Тасе; отвечал и на вопросы Любаши, но гораздо кратче.
Он
сошел вниз. Дениза Яковлевна
ходила по
зале скорыми шагами
в большом волнении.
— Я все всегда узнаю с первого взгляда, — произносил генерал с солидной сладостью; — но вы исчезаете… порхнете по
зале — и вас
больше нет, и надо долго-долго
ходить, пока найдешь вас
в каком-нибудь tête-à-tête,
в амбразуре окна.
Савин
прошел в залу, или, скорее, гостиную, комнату довольно
больших размеров, но, несмотря на это, — она, заставленная и буковой, и мягкой мебелью, имела довольно уютный вид, и
в ней царил, видимо, тщательно соблюдаемый порядок.
Сопровождаемая всей высочайшей фамилией, государыня
прошла на приготовленную для нее,
в большой зале, эстраду и начался балет сочинения знаменитого балетмейстера того времени Пика.
После спектакля императрица,
в сопровождении великих князей и княжен,
прошла сперва
в большую залу, а потом
в зимний сад.
Вечеринка была грандиозная, — первый опыт
большой вечеринки для смычки комсомола с беспартийной рабочей молодежью. Повсюду двигались сплошные толпы девчат и парней.
В зрительном
зале должен был идти спектакль, а пока оратор из МГСПС [Московский городской совет профессиональных союзов.] скучно говорил о борьбе с пьянством, с жилищной нуждой и религией. Его мало слушали,
ходили по
залу, разговаривали. Председатель юнсекции то и дело вставал, стучал карандашиком по графину и безнадежно говорил...
Пройдя эту дверь, Николай Герасимович очутился
в большом круглом
зале, освещенном сверху стеклянным куполом.
Залы были полны.
В первой были дворяне
в мундирах, во второй купцы с медалями,
в бородах и синих кафтанах. По
зале дворянского собрания шел гул и движение. У одного
большого стола, под портретом государя, сидели, на стульях с высокими спинками, важнейшие вельможи; но большинство дворян
ходило по
зале.
Матросы сидели
в большой зале трактира. Каждый из них выбрал себе подругу и уж не расставался с ней весь вечер: такой был обычай
в трактире. Три стола были сдвинуты вместе, и матросы прежде всего выпили вместе с девками, потом они поднялись и пошли с ними наверх. Долго и громко стучали толстые башмаки двадцати ног по деревянным ступенькам, пока они все ввалились через узкие двери и разбрелись по спальным комнатам. Из спальных комнат они
сходили опять вниз пить, потом опять шли наверх.