Неточные совпадения
Они мечтали и о шитом мундире для него, воображали его советником в палате, а мать даже и губернатором; но всего этого хотелось бы им достигнуть как-нибудь подешевле, с разными хитростями, обойти тайком разбросанные
по пути просвещения и честей
камни и преграды, не трудясь перескакивать через них, то есть, например, учиться слегка, не до изнурения души и тела, не до утраты благословенной, в детстве приобретенной полноты, а так, чтоб только соблюсти предписанную форму и добыть как-нибудь аттестат, в котором бы сказано было, что Илюша
прошел все науки и искусства.
Горький, по-видимому,
прошел мимо огромной философской работы, которая происходила на Западе за последние десятилетия и которая не оставила
камня на
камне от наивно-натуралистического и наивно-материалистического мировоззрения.
Немного выше устья последней, на левом берегу Такемы,
по словам Чан Лина, есть скалистая сопка, куда удэгейцы боятся
ходить: там с гор всегда сыплются
камни, там — обиталище злого духа Какзаму.
Путь
по реке Мутухе до перевала чрезвычайно каменист, и движение
по нему затруднительно. Расщелины в
камнях и решетины между корнями представляют собою настоящие ловушки. Опасения поломать ногу коням делают эту дорогу труднопроходимой. Надо удивляться, как местные некованые китайские лошади ухитряются
ходить здесь да еще нести на себе значительные тяжести.
Река Сыдагоу длиною 60 км. В верхней половине она течет параллельно Вай-Фудзину, затем поворачивает к востоку и впадает в него против села Пермского. Мы вышли как раз к тому месту, где Сыдагоу делает поворот. Река эта очень каменистая и порожистая. Пермцы пробовали было
по ней сплавлять лес, но он так сильно обивался о
камни, что пришлось бросить это дело. Нижняя часть долины, где
проходит почтовый тракт, открытая и удобная для земледелия, средняя — лесистая, а верхняя — голая и каменистая.
День выпал хороший и теплый.
По небу громоздились массы кучевых облаков. Сквозь них прорывались солнечные лучи и светлыми полосами
ходили по воздуху. Они отражались в лужах воды, играли на
камнях, в листве ольшаников и освещали то один склон горы, то другой. Издали доносились удары грома.
Стал очень усердно заниматься гимнастикою; это хорошо, но ведь гимнастика только совершенствует материал, надо запасаться материалом, и вот на время, вдвое большее занятий гимнастикою, на несколько часов в день, он становится чернорабочим
по работам, требующим силы: возил воду, таскал дрова, рубил дрова, пилил лес, тесал
камни, копал землю, ковал железо; много работ он
проходил и часто менял их, потому что от каждой новой работы, с каждой переменой получают новое развитие какие-нибудь мускулы.
…В Москву я из деревни приехал в Великий пост; снег почти
сошел, полозья режут
по камням, фонари тускло отсвечиваются в темных лужах, и пристяжная бросает прямо в лицо мороженую грязь огромными кусками. А ведь престранное дело: в Москве только что весна установится, дней пять
пройдут сухих, и вместо грязи какие-то облака пыли летят в глаза, першит, и полицмейстер, стоя озабоченно на дрожках, показывает с неудовольствием на пыль — а полицейские суетятся и посыпают каким-то толченым кирпичом от пыли!»
Прошло со времени этой записи больше двадцати лет. Уже в начале этого столетия возвращаюсь я
по Мясницкой с Курского вокзала домой из продолжительной поездки — и вдруг вижу: дома нет, лишь груда
камня и мусора. Работают каменщики, разрушают фундамент. Я соскочил с извозчика и прямо к ним. Оказывается, новый дом строить хотят.
Муж попрежнему не давал ей прохода, и так как не мог
ходить по-здоровому, то подзывал жену к себе и тыкал ее кулаком в зубы или просто швырял в нее палкой или
камнем.
Потом мы
сошли вниз, и я увидел вертящийся жернов и над ним дрожащий ковшик, из которого сыпались зерна, попадавшие под
камень; вертясь и раздавливая зерна, жернов, окруженный лубочной обечайкой, превращал их в муку, которая сыпалась вниз
по деревянной лопаточке.
С отъездом Годневых у Калиновича как
камень спал с души, и когда Полина с княжной, взявшись под руки, стали
ходить по зале, он присоединился к ним.
Проходя дальше
по улице и спустившись под маленький изволок, вы замечаете вокруг себя уже не дома, а какие-то странные груды развалин-камней, досок, глины, бревен; впереди себя на крутой горе видите какое-то черное, грязное пространство, изрытое канавами, и это-то впереди и есть 4-й бастион…
Лицо Савелия по-прежнему имело зеленовато-желтый цвет, но наряд его был несколько иной: вместо позолоченного перстня, на пальце красовался настоящий золотой и даже с каким-то розовым
камнем;
по атласному жилету
проходил бисерный шнурок, и в кармане имелись часы; жидкие волосы на голове были сильно напомажены; брюки уже не спускались в сапоги, а лежали сверху сапог.
Одним словом, я
прошел всю аллею и вел в воображении интереснейший разговор, как вдруг уже у самой академии услышал нервный стук шагов
по камню и над балюстрадой, отделявшей академическую площадку от парка, увидел голову «американки».
Пройдя таким образом немного более двух верст, слышится что-то похожее на шум падающих вод, хотя человек, не привыкший к степной жизни, воспитанный на булеварах, не различил бы этот дальний ропот от говора листьев; — тогда, кинув глаза в ту сторону, откуда ветер принес сии новые звуки, можно заметить крутой и глубокий овраг; его берег обсажен наклонившимися березами, коих белые нагие корни, обмытые дождями весенними, висят над бездной длинными хвостами; глинистый скат оврага покрыт
камнями и обвалившимися глыбами земли, увлекшими за собою различные кусты, которые беспечно принялись на новой почве; на дне оврага, если подойти к самому краю и наклониться придерживаясь за надёжные дерева, можно различить небольшой родник, но чрезвычайно быстро катящийся, покрывающийся
по временам пеною, которая белее пуха лебяжьего останавливается клубами у берегов, держится несколько минут и вновь увлечена стремлением исчезает в
камнях и рассыпается об них радужными брызгами.
— Тебе нельзя спать где попало!
Пройдет по горе человек, оступится — спустит на тебя
камень. А то и нарочно спустит. У нас — не шутят. Народ, братец ты мой, зло помнит. Окроме зла, ему и помнить нечего.
Акакий Акакиевич думал, думал и решил, что нужно будет уменьшить обыкновенные издержки, хотя
по крайней мере в продолжение одного года: изгнать употребление чаю
по вечерам, не зажигать
по вечерам свечи, а если что понадобится делать, идти в комнату к хозяйке и работать при ее свечке;
ходя по улицам, ступать как можно легче и осторожнее
по камням и плитам, почти на цыпочках, чтобы таким образом не истереть скоровременно подметок; как можно реже отдавать прачке мыть белье, а чтобы не занашивалось, то всякий раз, приходя домой, скидать его и оставаться в одном только демикотоновом халате, очень давнем и щадимом даже самим временем.
А услыхавшие про это сразу догадались, что Голован это сделал неспроста, а что он таким образом, изболясь за людей, бросил язве шмат своего тела на тот конец, чтобы он
прошел жертвицей
по всем русским рекам из малого Орлика в Оку, из Оки в Волгу,
по всей Руси великой до широкого Каспия, и тем Голован за всех отстрадал, а сам он от этого не умрет, потому что у него в руках аптекарев живой
камень и он человек «несмертельный».
Они могли входить в
камни, в стены, в деревья, и случилось однажды: он
проходил по лесу, а дерево — осина быстро наклонилась и протянула скользкие ветви, чтобы удушить его.
Он обыкновенно
ходил задами села, когда же ему случалось идти улицей, одни собаки обходились с ним по-человечески; они, издали завидя его, виляли хвостом и бежали к нему навстречу, прыгали на шею, лизали в лицо и ласкались до того, что Левка, тронутый до слез, садился середь дороги и целые часы занимал из благодарности своих приятелей, занимал их до тех пор, пока какой-нибудь крестьянский мальчик пускал
камень наудачу, в собак ли попадет или в бедного мальчика; тогда он вставал и убегал в лес.
«Она вся теперь в его власти, —
ходя по венцу горы, думал Чапурин. — Вдруг он не захочет?.. Вдруг ко взысканью представит?.. Разве мало видел от меня милостей?.. Не
камень же в самом деле!..»
Была раз гроза сильная, и дождь час целый как из ведра лил. И помутились все речки, где брод был, там на три аршина вода пошла,
камни ворочает. Повсюду ручьи текут, гул стоит
по горам. Вот как
прошла гроза, везде
по деревне ручьи бегут. Жилин выпросил у хозяина ножик, вырезал валик, дощечки, колесо оперил, а к колесу на двух концах кукол приделал.
Прожил так Жилин месяц. Днем
ходит по аулу или рукодельничает, а как ночь придет, затихнет в ауле, так он у себя в сарае копает. Трудно было копать от
камней, да он подпилком
камни тер, и прокопал он под стеной дыру, что спору пролезть. «Только бы, — думает, — мне место хорошенько узнать, в какую сторону идти. Да не сказывают никто татары».
Отдохнул, лепешку съел. Нашел
камень, принялся опять колодку сбивать. Все руки избил, а не сбил. Поднялся, пошел
по дороге.
Прошел с версту, выбился из сил, — ноги ломит. Ступит шагов десять и остановится. «Нечего делать, — думает, — буду тащиться, пока сила есть. А если сесть, так и не встану. До крепости мне не дойти, а как рассветет, — лягу в лесу, переднюю, а ночью опять пойду».
Пошел раз Жилин под гору — посмотреть, где живет старик.
Сошел по дорожке, видит садик, ограда каменная; из-за ограды — черешни, шепталы и избушка с плоской крышкой. Подошел он ближе; видит — ульи стоят, плетенные из соломы, и пчелы летают, гудят. И старик стоит на коленочках, что-то хлопочет у улья. Поднялся Жилин повыше, посмотреть, и загремел колодкой. Старик оглянулся — как визгнет; выхватил из-за пояса пистолет, в Жилина выпалил. Чуть успел он за
камень притулиться.
А меньшой сказал: «А я слыхал — волков бояться, в лес не
ходить; да еще: под лежачий
камень вода не потечет.
По мне, надо идти».
Обыкновенная и прямая дорога, ведущая из города в монастырь, вьется белой лентой между дачами и садами. Она вымощена гладким
камнем, и
по ней все
ходят или ездят в церковь. Та же дорога через горы,
по которой приехали моряки, специально назначена для иностранцев — охотников до видов и до сильных ощущений. Для туриста, бывшего на Мадере, эта прогулка так же обязательна, как посещение лондонского туннеля или собора св. Петра в Риме.
Хоша и ковры везде, и серебряной посуды вдосталь, и дорогих халатов, и шуб, и
камней самоцветных довольно, а
по будням
ходит, так срам поглядеть — халатишко старенький, измасленный, ичеги в дырах — а ему нипочем.
Медленно и покойно рисует воображение, как ранним утром, когда с неба еще не
сошел румянец зари,
по безлюдному, крутому берегу маленьким пятном пробирается человек; вековые мачтовые сосны, громоздящиеся террасами
по обе стороны потока, сурово глядят на вольного человека и угрюмо ворчат; корни, громадные
камни и колючий кустарник заграждают ему путь, но он силен плотью и бодр духом, не боится ни сосен, ни
камней, ни своего одиночества, ни раскатистого эхо, повторяющего каждый его шаг.
Он не знал, что уже коса, в виде княжны, нашла на
камень, который изображал на ее дороге «беглый Никита», и легко сбросила его с этой дороги. Граф нервными шагами стал
ходить по мягкому, пушистому ковру, которым был устлан пол гостиной, отделанной в восточном вкусе. Проходившие минуты казались ему вечностью.
В эту самую минуту среди замка вспыхнул огненный язык, который, казалось, хотел слизать ходившие над ним тучи; дробный, сухой треск разорвал воздух, повторился в окрестности тысячными перекатами и наконец превратился в глухой, продолжительный стон, подобный тому, когда ураган гулит океан, качая его в своих объятиях; остров обхватило облако густого дыма, испещренного черными пятнами, представлявшими неясные образы людей, оружий,
камней; земля задрожала; воды, закипев, отхлынули от берегов острова и, показав на миг дно свое, обрисовали около него вспененную окрайницу;
по озеру начали
ходить белые косы; мост разлетелся — и вскоре, когда этот ад закрылся, на месте, где стояли замок, кирка, дом коменданта и прочие здания, курились только груды щебня, разорванные стены и надломанные башни.
— То-то и есть, — говорит. — Ты у меня, чертова борода, гляди в оба да
ходи по струнке, не то в бараний рог согну. Сколько, распротоканалья ты этакая,
камню поставить взялся?