Неточные совпадения
— Этого быть не может! — бормотала Дунечка бледными, помертвевшими губами; она задыхалась, — быть не может, нет никакой, ни малейшей
причины, никакого повода… Это
ложь!
Ложь!
Все слышали, что Вера Васильевна больна, и пришли наведаться. Татьяна Марковна объявила, что Вера накануне прозябла и на два дня осталась в комнате, а сама внутренне страдала от этой
лжи, не зная, какая правда кроется под этой подложной болезнью, и даже не смела пригласить доктора, который тотчас узнал бы, что болезни нет, а есть моральное расстройство, которому должна быть
причина.
— А сознайтесь, ведь вы никогда даже не подозревали, что я могу задумываться над чем-нибудь серьезно… Да? Вы видели только, как я дурачилась, а не замечали тех
причин, которые заставляли меня дурачиться… Так узнайте же, что мне все это надоело, все!.. Вся эта мишура,
ложь, пустота давят меня…
— Я ничего не делаю, Лизавета Егоровна, без
причины. Дело это, как вы его называете, выходит вовсе не дело. По милости всякого шутовства и
лжи оно сделалось общим посмешищем.
Мне кажется, что тщеславное желание выказать себя совсем другим человеком, чем есть, соединенное с несбыточною в жизни надеждой лгать, не быв уличенным в
лжи, было главной
причиной этой странной наклонности.
Ни в детстве, ни в отрочестве, ни потом в более зрелом возрасте я не замечал за собой порока
лжи; напротив, я скорее был слишком правдив и откровенен; но в эту первую эпоху юности на меня часто находило странное желание, без всякой видимой
причины, лгать самым отчаянным образом.
— Это другой оборот дела. Мне кажется, у вас тут две разные
причины смешались; а это очень неблагонадежно. Но позвольте, ну, а если вы бог? Если кончилась
ложь и вы догадались, что вся
ложь оттого, что был прежний бог?
Вот каковы бывают зачастую
причины исторической
лжи.
Князь Василий все это прочел в красноречивом, открытом взгляде своего любимца, простил ему его первую невольную
ложь, оценил уважение к себе, воспрепятствовавшее Якову Потаповичу высказать прямо
причину своего нежелания присутствовать на пиру, и не стал настаивать.
Один Потемкин знал тайну смерти несчастного Костогорова. Все остальные, знавшие покойного, как на
причину его самоубийства, указывали на странности, обнаруживаемые при его жизни, и посмертная записка умершего — эта последняя, как это ни странно, чисто христианская
ложь являлась в их глазах неопровержимым документом.