Неточные совпадения
Одну минуту можно было подумать, что он не находит в
своей душе того,
к чему
прислушивается с таким жадным вниманием. Но потом, хотя все с тем же удивленным видом и все как будто не дождавшись чего-то, он дрогнул, тронул клавиши и, подхваченный новой волной нахлынувшего чувства, отдался весь плавным, звонким и певучим аккордам…
Стоя среди комнаты полуодетая, она на минуту задумалась. Ей показалось, что нет ее, той, которая жила тревогами и страхом за сына, мыслями об охране его тела, нет ее теперь — такой, она отделилась, отошла далеко куда-то, а может быть, совсем сгорела на огне волнения, и это облегчило, очистило
душу, обновило сердце новой силой. Она
прислушивалась к себе, желая заглянуть в
свое сердце и боясь снова разбудить там что-либо старое, тревожное.
Иногда хозяин заставлял его читать вслух, но чтение не интересовало его: он
прислушивался к тишине и покою и
своей душе.
Он вопросительно
прислушивался к своим словам и недоумевал: бывало, говоря и думая о свободе, он ощущал в груди что-то особенное, какие-то неясные, но сладкие надежды будило это слово, а теперь оно отдавалось в
душе бесцветным, слабым эхом, и, ничего не задевая в ней, исчезало.
Мария была спокойна, но Магнус заметно нервничал, часто потирал
свои большие белые руки и осторожно
прислушивался к талантливым имитациям ветра:
к его разбойничьему свисту, крику и воплям, смеху и стонам… расторопный артист ухитрялся одновременно быть убийцей и жертвой,
душить и страстно молить о помощи!
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он
прислушивался к ее говору, почему-то ожидая и боясь, что она скажет что-нибудь про него. — «И опять она! И как нарочно!» — думал он. В
душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противуречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе
свое состояние, тотчас же заснул.
Наружи слышались где-то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на
своем месте,
прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новою красотой, на каких-то новых и незыблемых основах, двигался в его
душе.