— Про лошадь узнать было труднее. Калека так же, как и ты, из двадцати лошадей сейчас же указал на лошадь. Да я не для того приводил вас обоих в конюшню, чтобы видеть, узнаете ли вы лошадь, а для того, чтобы видеть — кого из вас двоих узнает лошадь. Когда ты подошел к ней, она обернула голову, потянулась к тебе; а когда калека тронул ее, она
прижала уши и подняла ногу. По этому я узнал, что ты настоящий хозяин лошади.
Неточные совпадения
Она звучно втянула и выпустила воздух из напряженных ноздрей, вздрогнув,
прижала острое
ухо и вытянула крепкую черную губу ко Вронскому, как бы желая поймать его за рукав.
Это было глупо, смешно и унизительно. Этого он не мог ожидать, даже не мог бы вообразить, что Дуняша или какая-то другая женщина заговорит с ним в таком тоне. Оглушенный, точно его ударили по голове чем-то мягким, но тяжелым, он попытался освободиться из ее крепких рук, но она, сопротивляясь,
прижала его еще сильней и горячо шептала в
ухо ему...
— Так тебя, брат, опять жандармы
прижимали? Эх ты… А впрочем, черт ее знает, может быть, нужна и революция! Потому что — действительно: необходимо представительное правление, то есть — три-четыре сотни деловых людей, которые драли бы
уши губернаторам и прочим администраторам, в сущности — ар-рестантам, — с треском закончил он, и лицо его вспухло, налилось кровью.
Заяц метнулся, заверещал и,
прижав к спине
уши, притаился.
Когда стали погружать в серую окуровскую супесь тяжёлый гроб и чернобородый пожарный, открыв глубочайшую красную пасть, заревел, точно выстрелил: «Ве-еч…» — Ммтвей свалился на землю, рыдая и биясь головою о чью-то жёсткую, плешивую могилу, скупо одетую дёрном. Его обняли цепкие руки Пушкаря,
прижали щекой к медным пуговицам. Горячо всхлипывая, солдат вдувал ему в
ухо отрывистые слова...
Я молча прыгнул из-за кулис, схватил его за горло,
прижал к стене, дал пощечину и стал драть за
уши. На шум прибежали со сцены все репетировавшие, в том числе и Большаков.
Филипп Филиппович, не умолкая, царапал агентов охраны своим тонким голосом, раздражающим
уши, осыпал всех упрёками в бездеятельности, Ясногурский печально чмокал губами и просил,
прижимая руки к своей груди...
Вадим удивился, как удивился бы другой, если б среди зимней ночи ударил гром… он крепко
прижал руку к груди своей и прошептал: «спи, безумное! спи… твоя пора прошла или еще не настала! — но к чему теперь! — разве есть близко тебя существо, которое ты ненавидишь?.. говори?..» — и он, задержав дыхание, снова приложил
ухо к окну — и услышал...
Раздуваемое Алексеем дело всё шире расползалось по песчаным холмам над рекою; они потеряли свою золотистую окраску, исчезал серебряный блеск слюды, угасали острые искорки кварца, песок утаптывался; с каждым годом, вёснами, на нём всё обильнее разрастались, ярче зеленели сорные травы, на тропах уже подорожник
прижимал свой лист; лопух развешивал большие
уши; вокруг фабрики деревья сада сеяли цветень; осенний лист, изгнивая, удобрял жиреющий песок.
Живого волка в капкане берут двое и даже трое охотников: утомив предварительно и потом нагнав волка близко, один из охотников просунет длинный рычаг под дугу капкана,
прижмет к земле и таким образом совершенно остановит зверя; другой бросает ему на шею мертвую петлю и затягивает, а третий сзади хватает волка за
уши; тогда первый охотник, бросив рычаг, связывает волку рот крепкой веревочкой или надевает намордник и завязывает позади головы на шее.
А кровь все льет и льет;
прижимает рану к боку, хочет зажать ее, но не унимается кровь; видно, глубоко поранил он руку. Закружилось у него в голове, в глазах черные мухи залетали; потом и совсем потемнело; в
ушах звон колокольный. Не видит он поезда и не слышит шума: одна мысль в голове: «Не устою, упаду, уроню флаг; пройдет поезд через меня… помоги, Господи, пошли смену…»
Лицо Искариота побелело и вдруг как-то быстро надвинулось на Фому — словно белое облако нашло и закрыло дорогу и Иисуса. Мягким движением Иуда так же быстро
прижал его к себе,
прижал сильно, парализуя движения, и зашептал в
ухо...
Один раз его пускали на медведя, и он вцепился медведю в
ухо и повис, как пиявка. Медведь бил его лапами,
прижимал к себе, кидал из стороны в сторону, но не мог оторвать и повалился на голову, чтобы раздавить Бульку; но Булька до тех пор на нем держался, пока его не отлили холодной водой.
Подняв меня другой рукой легко, как перышко, Мариам
прижала меня к своей могучей груди и потащила в дом, негромко мыча что-то над моим
ухом.
Пробраться сквозь крикливую толпу было почти невозможно. А там подальше новая толпа, новый содом, новые крики и толкотня… Подгулявший серый люд с песнями, с криками, с хохотом, с руганью проходил куда-то мимо, должно быть, еще маленько пображничать. Впереди, покачиваясь со стороны на сторону и
прижав правую ладонь к
уху, что есть мочи заливался молодой малый в растерзанном кафтане...