Ирка Хортица и компания

Кирилл Кащеев, 2018

Эй, оглянись! Дракон идет по соседней улице! Эта компания знает, что в другой мир не обязательно ПОПАДАТЬ. Туда можно съездить в командировку или сбегать на свидание. Дракон не станет устраивать ОТБОР невест – зачем, когда можно жениться и на этой, и на той. Обучение настоящей ведьмы АКАДЕМИЯМ неподвластно – это дело семейное, интимное, особенно если ведьма еще и комсомолка. В этой компании людей и нелюдей вечно случаются истории. С чего началась история любви ведьмы и дракона? Сможет ли оборотень в погонах найти убийцу, если тот – вовсе не человек? И зачем ведьме – самолет? Затем, что коза – не железная, неужто непонятно!

По Слову моему

— Ищщщи-и-и-и…

Протяжный вздох волной покатился по неоглядному травяному морю. Воздух наполнился гудением — рои крохотных существ взвились над травами невесомой серебряной дымкой.

— Ищщщи-и-и-и…

Черный смерч вынырнул из-за горизонта и полетел над равниной, разрезая полотна лунного света. Смерч несся к Большой Воде, перемалывая парящее над степью невесомое серебро, и оставляя за собой черную полосу полегшей травы. И вдруг свернул, ринувшись к бредущему в траве стаду мамонтов.

— Аа-а-аргх! — смерч распался и вынырнувшее из него приземистое кривоногое существо с куцыми крыльями угрожающе зашипело, скаля клыкастую пасть.

— У-у-ургу-гуу! — старая мамонтиха вскинула хобот и яростное трубное гудение понеслось над равниной. Качнулись две громадные шерстяные горы — сыновья встали рядом с матерью и гудение их хоботов подхватило грозный напев. — У-у-у-у-гуууу! — задрали хоботы молодые мамонты и даже малыши, старательно раздувая пушистые бока, выдували свой вызов. Ноги, похожие на стволы деревьев, ударили в землю и стадо двинулось вперед.

Крылатая тварь угрожающе заверещала и плюнула — желто-зеленый плевок ляпнулся на густую шерсть, и медленно испарился, наполняя воздух запахом жженого волоса, перемешанного с вонью мертвячины и болота. Мамонты шли. Тварь попятилась перед надвигающимися на нее живыми горами, хрипло и зло каркнула и… шумно молотя крыльями, взвилась прямо из-под нависшей над ней гигантской тени. Закружилась, скандально вереща над ухом у невозмутимо бредущей мамонтихи. Удар хобота был стремителен, как бросок змеи. Тварь ухватили за крыло… и с размаху шмякнули об землю. Та пронзительно заверещала и канула в высокую траву как в воду. Стадо неспешно двинулось дальше.

Над качающейся травой, загребая одним крылом, медленно поднялась тварь. Долго, но молча плевалась мамонтам вслед — там, где падали ее плевки, возникали черные вонючие островки выжженной травы. Наконец плюнула в последний раз, зашипела, и снова окуталась черным вихрем. Вихрь покатился прочь, то и дело сплющиваясь, и выписывая замысловатые загогулины.

— Ищщщи-и-и-и…

Высокие стебли раздвинулись, из травы поднялись закутанных в шкуры мужчины. Молодой охотник тесно свел брови: если так сделать, старые-картинки-в-голове становились ярче и словно бы не такими старыми:

— Макуша! — он ткнул вслед мамонтам каменным наконечником копья.

Вождь качнул головой — запрыгали по плечам вплетенные во всклокоченные волосы камушки, пестрые перья, яркие травинки:

— Меховая гора… — обронил он, не отрывая настороженного взгляда от уносящегося прочь смерча.

— У-у-у! — замотал головой молодой охотник. — Макуша! — и снова потыкал мамонтам вслед.

— Макуша. — терпеливо пояснил вождь и для наглядности скруглил руки перед грудью. — Меховая гора. — пальцами показал подобие бивней и помахал рукой как хоботом. Жалостливо поглядел на молодого, неспособного отличить девку от мамонта. Какой из него охотник?

За спиной у молодого давились смехом остальные.

— Вввррх! — молодой аж подпрыгнул от злости. — Макуша не давать бить мохнатую гору! Давно! — махнул рукой за спину, будто указывая нечто, оставшееся позади.

Теперь уже вождь посмотрел вслед бредущим мамонтам и не только сдвинул брови, но еще и почесал в волосах, заставляя старые-картинки-в-голове разгореться. Картинки появлялись плохо: давний мамонт заходил в живот, выходил из живота, чего ему в голове делать? Живот забурчал, напоминая, что вот тот мамонт в живот так и не зашел, и картинка-в-голове сразу стала яснее. Было. Давно: Макуша выпрыгнула на тропу и замахала руками, не давая толстому мамонту подойти к выкопанной в земле яме. Ту яму все охотники рыли, пока глядящий сверху Горячий Глаз не сменился Холодным. Вождь Макушу побил. Потом отвел Макушу к Ведающей, и та ее тоже побила. А не оставляй племя без еды. Потом Макуша отвела племя к большой деревянной колоде, полной белого-вкусного, какое течет из мамонтих, и все пили. Макушу били еще, но нового белого-вкусного не появилось и бить Макушу перестали — зачем, раз съестного от того не пребывает? Только Ведающая с тех пор как глядела на Макушу, сдвигала брови.

— Та меховая гора убежала. Нету. — вождь покачал головой. Зачем мамонт, которого давно нет? Они ловят Макушу.

Молодой закрутился на месте, не зная, как передать вождю то, что долбилось в его голову как птенец изнутри в скорлупу:

— Гора — убежала! Макуша — убежала!

Ну что непонятно? Была Макуша — убежал мамонт. Теперь убежала Макуша — а вон они, мамонты!

Вождь снова нахмурился…

— Ищщщииии! — взвыло над равниной, заставляя травы колыхаться, как под самым сильным ветром.

Вождь с криком схватился за виски — на голову будто мамонт наступил, только изнутри. Хлюпнул носом, подбирая кровавую струйку, и призывно взмахнув копьем, побежал в сторону, противоположную умчавшемуся вихрю. Молодой охотник вместе с остальными бежал следом: Ведающая злиться, надо искать! Про мамонтов он уже забыл.

Стадо добрело до Большой Воды. Высокие стебли недовольно зашелестели, когда мамонты вломились в осоку и сгрудились, погрузив хоботы в воду. Между стеблями вдруг начало медленно всплывать что-то округлое, темное… Громадный полый пень от выломанного Очень Большой и Страшной Водой дерева закачался на прибрежных волнах. Шерсть на боку старой мамонтихи зашевелилась… и в хлюпающую на дне полого пня воду полетел сшитый из шкур мешок, а следом соскользнула юркая человеческая фигурка в обмотанной вокруг тела скобленой шкуре. Один из мамонтов сунул хобот в пень и принялся высасывать воду. Пень всплыл еще больше, а стоящая на дне фигурка потянулась к старой мамонтихе и обняла ту за хобот обеими руками.

— Фрррр! — ласково выдохнула мамонтиха. — Фрр-фрррр!

«Дитя, вскормленное моим молоком… — говорила мамонтиха — ее слова почтительно слушал и мотал на кончик хобота каждый в стаде. — Дитя, спасшее и меня, и моих сыновей, и все стадо — куда теперь идешь ты? Оставайся с нами, мы сумеем защитить тебя.»

Крепкий кулачок отер зареванное личико, покрытое разводами грязи, смешанной с кровью из многочисленными ссадин. Хотя даже под этой коркой можно было разглядеть пухлые губы, вздернутый нос и громадные зеленые глазищи с длинными ресницами — внутри полого пня стояла девчонка. Она еще раз обняла хобот и решительно помотала головой.

«Как знаешь». — шумно вздохнула мамонтиха и хоботом оттолкнула пень от берега. Скребя по дну корнями, пень неловко отплыл от берега. Еще толчок хобота, могучий мамонт размахнулся… Девчонка, сдавленно ойкнув, кувыркнулась на дно, а пень, вертясь и покачиваясь, медленно поплыл вдоль берега. Девчонка проводила уходящих мамонтов взглядом и уселась на мокрый мешок, то поглядывая на берег, то запрокидывая голову к Большому Черному Пологу с рассыпанным по его полотнищу сверкающими камнями.

Пень сильно качнуло, будто на полощущие в воде корни навалилось что-то тяжелое… Он завалился на бок, чуть не ложась на воду — едва не вывалившаяся наружу девчонка отчаянно уперлась ногами в стенки из коры… Бледные ладошки с силой ухватились за стенки пня, и в отверстие заглянуло мерцающее, как лунная дорожка, и полупрозрачное, как вода, девичье личико. Зеленые пряди вились вокруг него будто колышущиеся под водой водоросли.

— Вижу тебя! — невнятно прогундела зеленоволосая сквозь зажатую в острых клыках рыбешку. Неподвижные круглые глаза уставились на прячущуюся в пне девчонку, а измазанные чешуей и бледной рыбьей кровью губки растянулись в жуткой улыбке. — Тебя по всей земле ищут? А ты на воде! — она сплюнула рыбешку, остренькое личико стремительно вытянулось — и зубы громадной щуки щелкнули над рухнувшей на дно полого пня девчонкой. И замерли, зажав между челюстями… лохматую заячью безрукавку. Щучья морда медленно втянулась, снова сменившись девичьим личиком.

— Мне? — недоверчиво спросила зеленоволосая. — Дай! Дай! — черные когти схватили пушистый мех и зеленоволосая пропала. Пень снова накренился, бьющаяся на дне рыбка дернулась и вывалилась наружу.

Девчонка осторожно выпрямилась, выглядывая сквозь отверстие. Свернув в кольцо раздвоенный хвост, зеленоволосая сидела на полощущихся в воде корнях и самозабвенно крутила в перепончатых руках безрукавку: когти пощелкивали по нашитым у ворота костяным бусинам, теребили бахрому из беличьих хвостов. Наконец с восторженным писком она натянула безрукавку и сиганула в воду, только раздвоенный хвост плеснул. Вынырнула позади пня — мех безрукавки был мокрым насквозь и обвис, часть бусин оторвалась, но восторга хвостатой это не уменьшило: поверх безрукавки теперь красовались бесчисленные низки из ракушек. Гордо выгнув хвост и выпятив грудь, она закачалась на воде, предлагая на себя полюбоваться. Выглядывающая из пня девчонка судорожно закивала головой.

— Чего хочешь взамен? — хвост звучно хлестнул по воде.

Девчонка молча указала рукой. Там, вдалеке, посреди Большой Воды, громоздилось что-то мрачное, грозное, в темноте похожее на громаду облаков.

— Нельзя! Запрет! — хвостатая метнулась в сторону — ее полупрозрачное личико исказил ужас. Девчонка молчала. Хвостатая подплыла обратно, искоса поглядела на девчонку, потеребила бахрому безрукавки. — Хочешь рыбки? А ракушку? — зашипела сквозь оскаленные клыки, когда девчонка покачала головой. Метнулась туда-сюда и наконец неохотно процедила. — До берега не повезу, только до прибоя. — девчонка кивнула, хвостатая зашипела снова, уперлась обеими руками в стенки пня и стремительно заработала хвостом. Взбивая корнями пену, пень рванул поперек Большой Воды к далекой темной громаде. Девчонка снова свалилась на дно и на всякий случай уперлась ногами в стенки.

— Сестрица! Сестрица-водяница! — разнесся над водой голосок, похожий на журчание воды в ручейке. Девчонка чуть не взвыла в своем убежище.

— А что ты тащишь? А зачем? — прожурчало совсем рядом, за стенкой пня и послышался скрежет, будто толстый чешуйчатый хвост потерся об кору. Пень качнуло и тут же раздался пронзительный визг. — А это у тебя что-что-что? Где взяла? Дай! Дай!

— Не дам! Мое! — завизжала в ответ хвостатая. Пень закружило, девчонку внутри перевернуло, чуть не поставив на голову. Громадный рыбий хвост поднялся над отверстием и с грохотом обрушился на пень. Едва успев вцепится в мешок, девчонка вылетела в воду. Темная вода захлестнула с головой, залила глаза, нос, раззявленный рот, девчонка отчаянно забила руками и ногами. Ее вдруг схватили за ворот и выдернули из воды. Вторая хвостатая, не с зелеными, а ржаво-бурыми волосами, прошлась когтями по стянутым на плече шкурам.

— Дай! — взвизгнула эта вторая водяница. — Хочу-хочу-хочу! — вытянутые рыбьи челюсти щелкнули у самого лица девчонки.

Над водой разнесся клекочущий вопль… и черный смерч сорвался с далекого берега, втянул в себя воду, и понесся по лунной дорожке прямо к полуутопленной-полузадушенной девчонке. Из сплошного кружения воды и ветра высунулась оскаленная клыкастая рожа, протянулись когтистые лапы…

— Куда лезешь? — заверещала водяница. — Я нашла! Мое! Пошло вон! — водяница отшвырнула девчонку… гам! — прыгнула и щучьей пастью вцепилась твари в рожу. Смерч рухнул, точно затянутый под воду, а тварь заорала.

Девчонка замолотила руками по воде… Волна, похожая на холку мамонта, пронеслась навстречу бегу Большой Воды, приподняла и поволокла к берегу. Девчонка успела оглянуться — водяница и тварь из смерча сцепились в неразрывный клубок: летели во все стороны ржаво-багровые патлы, молотили куцые крылья твари и от пронзительного визга обеих бурлила вода. Уносящая девчонку волна взвилась, здоровенный рыбий хвост наподдал под спину и девчонку швырнуло в пенную кромку прибоя.

— Отдарилась! — выкрикнула водяница в мокрой меховой безрукавке, взмывая в прыжке. — Больше не попадайся — съем! — и рухнула в воду, только раздвоенный хвост мелькнул.

Девчонка поднялась на четвереньки, отчаянно отплевываясь от водной пены, вскочила и что есть духу помчалась к нависающим над водой черно-багровым камням. Прыжок! Белкой она взметнулась на скальную стену, и быстро и ловко полезла наверх, цепляясь за выступы и ставя ногу в зазоры между камнями.

За спиной раздался пронзительный жалобный крик, и тут же победно взвыла тварь из смерча. Оглядываться девчонка не стала — она и так знала, что черный вихрь уже кружит на поверхности воды, вот он становится плотнее, выше, несется все быстрее… Урррр-урррр! — вихрь ринулся к прибрежной скале, на которой, словно приклеившись тощим животом к камням, распласталась девчонка. Рррррр! — утробно рыча, вихрь поднялся над водой… Девчонка отчаянно рванулась вверх и в один миг перемахнула скальный карниз. Вихрь с воем впечатался в камни.

Девчонка изо всех сил понеслась к возвышающейся невдалеке плотной стене деревьев — мешок из шкур подпрыгивал у нее на спине, точно подгоняя.

— Аууууурррр! — черный смерч мчался следом, из его кружения потянулись шишковатые, похожие на сухие сучья лапы, и сомкнулись у девчонки на плече… Молча, без крика, та рванулась… кровь обильно хлестнула из располосованного плеча. Девчонка упала на колени, вскочила, нырнула, уворачиваясь от щелкнувшей у нее над головой лапы — когти полоснули по мешку — и с разбега вломилась в высокие кусты, усыпанные круглыми сиреневыми венчиками. Черный вихрь ринулся за ней… и вдруг завис перед сплетением колючек, то взлетая, то опадая до самой земли и пронзительно визжа. Наконец сдался, и понесся обратно, сиганув с высокого скального берега вниз, на Большую Воду.

Девчонка раздвинула ветки, поглядела вслед твари, потом перевела внимательный взгляд на колючие кусты, и наскоро перетянув отодранным клочком шкуры разорванное плечо, двинулась вглубь леса. Затрещало. Девчонка метнулась за широкий древесный ствол, морщась от боли, сунула руку в мешок и принялась растирать что-то по рукам и лицу. Запыхтело… мимо протопали громадные медвежьи лапы — судя по этим лапам медведь в холке доставал до нижних ветвей деревьев. Лапы остановились… Раздалось сопение — медведь принюхивался. Девчонка скорчилась за стволом — между пальцев у нее сыпалась мелкая травяная труха. Медведь громогласно чихнул — сухие иголки и старая листва шумно осыпались с деревьев — и потопал дальше. Девчонка выползла из-под кучи опавших иголок… и прижимая пропитанную кровью тряпку на плече, опрометью помчалась через лес. Нога скользнула на влажной листве… она кубарем покатилась вниз по невысокому лесному склону… и выкатилась из-под прикрытия деревьев прямо на открытую небу круглую поляну.

На поляне колыхались под ветром ровные ряды налитых зерном колосков. А вокруг, точно собрались на танец, выстроились невысокие крепкие яблоньки. На самых хрупких и молоденьких висели обычные лесные яблоки: твердые, как камешки, и мелкие, размером с мужской ноготь. Зато на остальных… может, то была обманка лунного света, но яблоки были… просто огромными! С целый детский кулак! И такие призывно-зеленые, что рот сам собой наполнялся слюной!

Вокруг деревца с самыми крупными яблоками, полностью закрывая его своими огромными тушами, сидели чудовища: два крылатых змея с радужной чешуей и еще одно, похожее на степного пса, только огромное и с торчащими из лопаток рябыми крыльями. Чудовища медленно повернули огромные головы. Одно, переливающееся, словно цветная галька в роднике, кинуло в пасть полную горсть крупных зеленых яблок и принялось жевать, задумчиво глядя на скорчившееся у его лап тельце. Девчонка тихо охнула… и провалилась во тьму.

— Хлююююп… Хлююююп… — что-то влажное и шершавое прошлось по коже.

— Ты ее сейчас как кусок соли слижешь. — насмешливо хмыкнул глубокий, очень красивый мужской голос.

— У нее кровь вкусная. — ответил второй, с раскатистой рычащей хрипотцой — и мокрое-шершавое снова прогулялось от пяток до кончика носа.

Кровь? Ее сейчас съедят! Девчонка замерла неподвижно — вдруг примут за дохлую? Вдруг они дохлятину не едят? Но предательская дрожь охватила тело, заставляя зубы мелко постукивать.

— Кажется, оно замерз-с-с-ло. — прошипел женский голос. — Разожги огонь, Кингу Велес.

— Воля Владычицы… — ответил глубокий мужской голос, что-то зашипело…

Огонь? Нет, только не огонь, не здесь! С хриплым криком девчонка взвилась на ноги и кинулась к покачивающимся под ночным ветерком колосьями, будто собираясь их обнять широко распахнутыми руками… Словно толстая змея обвилась вокруг ее щиколотки, ее дернуло и поволокло животом по траве, она повисла вниз головой… глядя в лицо черноволосой женщине. Или… и не женщине вовсе? Она совсем не походила на баб племени: разметавшиеся по узким плечам (как с такими-то коренья копать?) волосы смахивали на змей, лицо было резким и каким-то… острым, как каменный скребок, а глазищи огромные: в выгоревшей под Горячим Глазом степи сухой травой да пылью как дунет — не проморгаешься!

— Что это она? — с любопытством спросила женщина.

Девчонка покачивалась в воздухе, потом начала медленно вращаться… вокруг ее щиколоток и впрямь обвивался толстый змеиный хвост. Гибкий, сильный, покрытый радужной чешуей, он изгибался в траве… и заканчивался женскими бедрами.

— Эй, ты! — змеиный хвост встряхнул девчонку за ноги… а… второй змеиный хвост повернул ей голову так, чтоб женщине было лучше видно. — Тебя как зовут?

— Ты и впрямь надеешься услышать от зверька имя, Супруга моя и Владычица? — насмешки в глубоком красивом голосе прибавилось. — Я уже видел этих существ — обычные животные. У здешних водяниц хоть хвост есть, почти как у тебя, дорогая. И разговаривать с ними можно, хотя они изрядно приулитковаты… — за плечом у женщины появился… ОН! И уставился на раскачивающуюся в воздухе девчонку такими же громадными глазищами, прорезанными узким золотым зрачком.

В животе у девчонки стало тяжело и холодно, будто туда вошел наконечник каменного копья, а потом вдруг сразу горячо. Он был… он был… он был… Она и не знала, каким ОН был, она только хлопала глазами, как если бы глянула в Горячий Глаз! Это ночью-то!

— Выходит, смахивают на Мать нашу не только хвостом? — раскатисто расхохотался второй, появляясь за другим плечом женщины. Лохматый, всклокоченный, глаза раскосые, обычный, словом, хоть и с крыльями…

— Не дерзи! — второй хвост исчез и раздался сочный шлепок, как от подзатыльника, лохматый-крылатый покачнулся и снова рычаще расхохотался.

— Макуша! — вдруг выпалила девчонка, не отрывая глаз от того, первого (у него волосы черные, а на лице ничего, и на груди шерсти нет, и на руках!) — Не зверек. Имя знает.

— А-ай! — хвост судорожно дернулся и Макуша отлетела прочь. — Оно разговаривает! — и женщина как по дереву скользнул по НЕМУ, обхватив ЕГО руками за плечи, а хвостами обвившись вокруг пояса.

Макуша вскочила, сжимая и разжимая кулаки — куда эта змея ручонки свои слабосильные тянет? Когтистые такие ручонки… И отблескивают… странно. Макуша шумно выдохнула и с трудом оторвав взгляд от НЕГО, обвела глазами поляну. И тут же позабыла обо всем, даже… даже о НЕМ. Она медленно опустилась на корточки, уткнулась лицом в колени и заплакала, не слушая голосов над головой.

— Плачет, видишь? — прошептала женщина, разжимая пальцы на шее темноволосого красавца. — Она не зверек.

— Лани плачут, Владычица. — возразил лохматый.

— И разговаривают?

— Все звери разговаривают! — искренне обиделся лохматый. — Надо только понимать об чем с ними говорить. Волку, к примеру, об меде не интересно, ему бы об мясе. А о мирах, да судьбах богов…

— Об этом уже никому не интересно! — резко оборвала его та, которую называли Владычицей. — Сейчас я хочу знать, почему плачет вот оно… она… Нет, еще раньше я хочу знать оно это или она! Эй ты, отвечай! А то по тебе не очень-то видно!

Обида пробилась даже сквозь владеющее Макушей отчаяние. Она оторвала зареванное лицо от коленей, бросила завистливо-пренебрежительный взгляд на Владычицу.

— Все понятно, оно самочка. — хмыкнула Владычица и самодовольно выпятила грудь.

— Девка я. — процедила Макуша и принялась оглядываться. — Шкура-то моя где? — нечего тут всяким змеюкам — сравнивать!

— Это не твоя, это оленья… Аррр, тут еще и волчья! — лохматый вертел в руках ее промокшую и изодранную рубаху.

— Моя! — Макуша вырвала шкуру у него из рук. — Я их сама скоблила! — она замоталась в шкуры, помогая себе зубами, стянула разорванные завязки на плече.

— Зачем она это делает? — Прижимаясь плечом к НЕМУ, прошептала женщина-змея, с любопытством глядя на Макушу.

— Мерзнет, наверное… — неуверенно ответил ОН.

— И натягивает на себя… чужую шкуру? — изумление в голосе лохматого было глубоким как Большая Вода. — Ей своей мало?

— Она у нее… какая-то драная. — разглядывая царапины на Макушиных плечах, хмыкнула женщина-змея.

— Ничего не драная! В шкурах все ходят! А у тебя живот во… как земля ровный! — Макуша для наглядности топнула пяткой по земле. — У нас в племени бабы есть, у которых брюхо, знаешь, как висит! — и с гордостью помахала руками чуть не у самых колен. Зажмурилась в ожидании удара — за такое не сама змеюка, так мужики ее враз прибьют! Ну и хорошо.

— Все… ходят? — переспросил ОН. — Любопытно…

Макуша приоткрыла один глаз. Нанесенную ею смертную обиду как и не заметили? Может, они слабые — иначе чего не бьют? Макуша с сомнением поглядела на НЕГО и… Ух-ху! Рот у нее изумленно приоткрылся. От его живота, словно проступая сквозь кожу, расползалась чешуя: полоса синяя, как вода, желтая, как огонь, бурая, как земля, и почти прозрачная, как марево в жаркий день над Большой Водой. Чешуя покрыла грудь и захлестнулась на одном плече, точно как завязки Макушиной шкуры.

— На меня погляди! — подскочил лохматый — теперь его покрывал мех! Гладкий плотный собачий мех на человечьем теле — также сходящийся на одном плече! На одном — людская кожа, а на другом — мех… растет! Как на настоящем псе! Макуша попятилась.

— Совсем безголовые! Смотрите, как надо! — женщина изогнулась, так что черные, похожие на извивающихся змей, пряди мотнулись по земле, крутанулась на хвостах… Макуша ахнула и даже про страх позабыла, и что прибила бы змеюку, дай только способ. От хвостов и до подмышек, оставляя только человечьи плечи, змеюку закрыла чешуя… но какая! Многоцветные чешуйки складывались в узоры, от которых глаз не отведешь! По бедрам ровненькие завитки голубой волны, на спине дерево, по рукам волки бегут, а на пупке, на пупке-то — мамонт!

— Красота! — восхитился лохматый.

— Ты прекрасна, как всегда, дорогая, и в то же время — как никогда! Ты — извечная тайна! — склонил голову к плечу ОН — глаза его смеялись.

— Ты всегда знаешь, что сказать, Змей мой и Супруг! — растроганно вздохнула змея и Большая Вода на ее груди вскипела волной и рассыпалась серебряной пеной. — Эй-эй, а ты, зверушка, прими руки! Уберите ее от меня! — отгоняя Макушу, будто одно из тех мелких-кусачих, что кровь пьют, Владычица поджала хвосты.

Макуша только рыкнула и вцепилась ей в ладошку — вот уж где и вовсе непонятное, даже на когтях чего-то! — и тут с высоты донеслось протяжное, торжествующее гудение: у-у-у-у! Будто неслось оно над вершинами деревьев… Макуша застыла, только и успев подумать: Ведающая племени, она ведь всегда так… отвлечешься, тут она и появится, да палкой по дурной башке, чтоб не держала в той башке лишнего, а работу сполняла — шкуры скребла, али мясо рубила. Вот и сейчас… Макуша подняла полные отчаяния глаза — туда, где мрак был еще гуще, словно что-то черное закрыло блестящие камешки на Черном Пологе… и метнулась к НЕМУ.

— Беги! — закричала она, толкая ЕГО обеими руками в чешуйчатую грудь. — Быстро беги!

— Дикая совсем зверушка! — хватая ее за запястья, пробормотал ОН.

Макуша рванулась — остальных-то двоих пусть едят, что ей, а ЕГО, ЕГО она спасет!

Черный вихрь, торжествующе завывая — нашел, поймал, заглочу! — рухнул с крон деревьев на поляну.

— Беги, дурной! — извиваясь в ЕГО хватке, завизжала Макуша. Гигантская тень накрыла Макушу — стремительно, как поднимающаяся волна, над ней вырастал… громадный крылатый змей! Распахнулась зубастая пасть… и навстречу черному вихрю ударила струя воздуха, холодная, как Большая Вода на глубине, острая, как кремниевый нож, тяжелая, как дубина. Черный кокон смерча разметало клочьями… и наземь плюхнулась прячущаяся внутри куцекрылая кривоногая тварь. Захлопала голыми веками, пуча глазищи на змея. Из пасти змея вырвалась струя огня. Пламя охватило поляну, затрещали в огне ветки яблок, вспыхнули колоски… Из горла Макуши вырвался пронзительный вопль, огонь лизнул кожу, затрещали, скручиваясь от жара, ее волосы…

— Кхе! Кхе-кхе-кхе! — огонь опал мгновенно, точно его и не было. Посреди поляны стояла закопченная, как головешка, тварь. Она еще разок сухо кашлянула, выперхивая из пасти золу. Повернулась. И на подгибающихся кривых ножонках заковыляла прочь. Змей топнул лапищей. Полянку тряхнуло, как бабы шкуру трясут, когда блох вытряхивают, тварь пискнула… и шустро укатилась в лес.

Наступила тишина. Макуша снова плюхнулась наземь и в ужасе уставилась на возвышающегося над ней черноволосого мужчину.

— Это оно тебя подрало?

Макуша одновременно покивала… и тут же помотала головой.

— Ведающая послала… за мной… — не отрывая глаз от НЕГО Макуша отползала, оставляя за собой след на выгоревшей земле. — Она говорила: запрет… нельзя сюда ходить… страх большой… а я ходила… и никого… а теперь вы… вы и есть — страх! Ой большой страх! — она вскочила и кинулась бежать.

И снова вокруг ее ноги захлестнулась змея, ее уронили и поволокли обратно.

— Ты напугал ее, Кингу Велес! — укоризненно сказала женщина-змея. — А она, может, еще какие интересные штуки знает! — хвост подтянул Макушу поближе и усадил рядом с женщиной-змеей на единственном пятачке невыгоревшей травы.

— Не знаю! Ведающая знает, вождь звериные тропы, и Старый про камни! — недоставало, чтобы Ведающая решила, будто Макуша на ее место у костра метит, уж она тогда… А что — тогда? Разве сделает она Макуше хуже, чем и без того собиралась?

— Ведающая, вождь и старый… — задумчиво повторила женщина-змея. — И кто же они такие? Как вы себя называете, зверушка?

— Я не зверушка! — огрызнулась Макуша и попыталась выпрямится, совсем как Ведающая. — Мы — Великое Племя, что живет над Большой Водой, наши охотники самые сильные, а женщины — самые толстые, наши топоры остры, а копья летят дальше всех…

— Племя? Значит, они… племенники? Племяши? — задумалась женщина-змея.

— Кажется, их называют… человеками. Водяницы рассказывали… — неуверенно пробормотал ОН.

— Люди мы! — возмутилась Макуша. — Ведающая бы рассказала, а я столько слов не знаю.

— Чтобы правильно поведать о вашем величии? — хмыкнула змея и тут же остро глянула на Макушу. — От этой замечательной Ведающей ты и сбежала?

— Она сбежала от своей Владычицы? — крылатый пес опустился на поляну и принялся с чавканьем вылизывать слегка подпаленный хвост. Женщина-змея покосилась на него неодобрительно, он виновато прижал уши, но вылизываться не перестал.

— Она хочет тебя вернуть. — продолжила змея. — И на что ты ей? — окидывая Макушу не пренебрежительным, а скорее задумчивым взглядом, требовательно спросила она.

— Матери Сырой-Земле отдать. — просто ответила Макуша.

— Драконенка? — разом возмутились змея и ОН, потом переглянулись и он нерешительно предположил. — М-м… Человечёнка? Человечка? Как у вас маленьких называют?

— Я не маленькая! — возмутилась Макуша. Или они как Ведающая, считают, она мало работает? А она все делает! И все умеет! Даже больше других… Просто не про все рассказывает.

— Сколько же тебе лет? — усмехнулся ОН. И видя полное непонимание на лице Макуши, тяжко вздохнул. — Когда ты родилась? Появилась ты когда?

— А! — на лице Макуши отразился восторг, что она, наконец, поняла, и он перестанет на нее смотреть точно как Ведающая. — Ведающая говорит: когда Большая Вода рогача сперва проглотила, а потом у самого нашего стойбища выплюнула! А тут еще и я! Рогача всем племенем ели!

— Хорошо хоть не перепутали… кого есть. — безнадежно пробормотал ОН.

— Ей лет двенадцать-тринадцать. По здешнему счету. — вмешалась двухвостая змея.

Макуша поглядела на нее недоуменно.

— Молодых в жертву — оно и лучше. Что со старика Силы? — уверенно вмешался крылатый пес. — Ты ж тоже старую добычу не любишь, тебе молоденькое мясо подавай, верно, Кингу Велес, Первый из Змеев?

Какое у НЕГО длинное имя. ОН сам могучий, вот и имя такое же!

— А ты не желаешь, значит? — продолжал пес, теперь уже разглядывая девчонку с некоторым неодобрением.

— Она уже ту-что-меня-принесла отдала! Мою… мамку… — заторопилась объяснить Макуша. Она чувствовала себя виноватой: Ведающую не слушала, к Матери-Сырой-Земле не пошла, и теперь очень хотела, чтоб хоть кто-то ее понял, хоть вот чудища, даже если потом съедят! — Мамка зеленые-с-дерева приносить умела, во такие! — она показала свой кулак.

— Эти? — ОН сдернул плод с дерева и запустил в него зубы. Макуша дернулась… и вздохнула. ЕМУ — можно, да и что уж теперь…

— Ведающая сказала, мамку Матери-Сырой-Земле отдать, чтоб она много таких выпросила, а то как Ведающая с вождем, и Старым поедят, остальным мало остается. Мамку отдали, а зеленых-с-дерева совсем не стало. Они тут все остались. — загрустила Макуша. Тогда она и подумала, что Ведающая ведает не все. Хотя про чудищ вот знала… она снова покосилась на НЕГО. Он увлеченно жевал. Хорошие охотники всегда много едят.

— Понятно… — задумчиво протянула змея. — Ваша эта… Ведающая, принесла твою мать в жертву ради урожая, но на самом деле вы больше не получили ни единого яблока, и ты усомнилась, такая ли уж она ведающая. Ведь на самом деле твоя мать нашла эти яблоки здесь, а другие из вашего племени сюда не ходят, Ведающая запретила, ведь тут «страх большой». — змея усмехнулась. — Но ты, как истинная дочь своей матери, все равно полезла, тоже нашла яблоки, и усомнилась в вашей Ведающей еще больше, ведь «большого страха» — нас с вами, мальчики — тут не было.

Голова у Макуши вертелась, как если бы она со склона кувырком катилась: змея знала так много слов! И все слова такие… Слова! Зеленые-с-дерева — яблоки… будто даже засветились во тьме, и на ветвях повисли тяжелее и заметнее, после того как им имя дали!

— Владычицы, как всегда, зрит в суть вещей. — ОН… Кингу Велес… склонил голову, так что черные с багровым пряди закрыли лицо. — Мудрость Владычицы неизмерима.

Какая еще мудрость у змеюки этой? Слов она знает много, но она же не Ведающая! Ведающая — всего одна!

— Не нашла я! И мамка не нашла! — выпалила Макуша, возмущенно глядя в круглые глазищи поганой змеюки. — Сделала их мамка!

Она не поняла, почему после этих слов все трое застыли, будто камни над Большой Водой, но ей все равно понравилось!

— Сделала? — повторила змеюка. Вот же ж непонятливая! — Как… сделала? Так? Или вот так?

Сперва на одной разрисованной чешуей ладони, потом на другой появилось по… яблоку! Огромных, какими никогда не бывали мамкины создания, и даже не зеленых, а красных, как Горячий Глаз перед тьмой! Макуша рванулась, схватила оба яблока, прижала к носу… И тут же с визгом отбросила первое.

— Что, червяк? — хмыкнул Кингу Велес.

— Там не может быть червяка. — змея глядела на Макушу с интересом, с какими дети смотрят на проделки белок на деревьях. — Оно ненастоящее, им не наешься. И другим «сделанное» яблоко быть не может. А второе выросло в Ирие, я просто перенесла его сюда.

Это самое второе Макуша обхватила обеими руками и уткнулась к него носом, заворожено вдыхая аромат.

— Вы эти яблоки ели, значит, твоя мать переносила их из других мест? — напряженно подавшись вперед спросила змея.

— Мудрость Владычицы неизмерима… но предположить, что человечка могла каким-то образом таскать яблоки из Ирия… — Кингу Велес покачал головой. — Да и стала бы она развешивать их на деревьях? — он кивнул на уцелевшие плоды.

Вот так вот тебя, змеюка! Что ОН такое говорил, Мауша не поняла совсем, но что со змей ОН не согласился, совсем как Старый или вождь с Ведающей, она поняла.

— Сделала их мамка! Из вот этих! — Макуша указала на крайние деревья, с обычными мелкими лесными яблочками.

Все трое снова замерли, переводя взгляды с лесной мелочи на крепенькие крутобокие красавицы по соседству. Кингу Велес покрутил в руках огрызок уже съеденного яблока, сорвал дичку, куснул, скривился… У Макуши внутри аж тепло стало. Вот пусть теперь ОН и подумает, чья мудрость как это… незазм… неизм… мудренее!

— Это невозможно! — наконец твердо сказал он.

— Чего не можно? Вот Старый: берет камень, сыплет песок, льет воду, другим камнем трет — и выходит каменный топор!

— Зачем он все это делает? — искренне изумился Кингу Велес и подобрав на земле каменный обломок, сжал его в кулаке. Макуша хлопала глазами, как пойманная среди дня Ночная Птица. Обломок… менялся. Таял, словно белый холодный комок, сжатый в теплой людской ладони, только превращался не в воду, а… в маленький, как раз Макуше по руке, каменный топорик! Да ладный какой, такого Старому никогда не сделать. Макуша как зачарованная протянула пальцы, касаясь тонкого, будто кремневый скол, каменного лезвия.

— Аа-й! — и сунула пальцы в рот — из глубокого разреза капала кровь. Таких топоров не бывает!

— Наверное, потому, что этот Старый не может сделать топор как ты, Супруг мой Кингу Велес. — задумчиво сказала змея. Тот ответил ей недоуменным взглядом — и небрежно сунул топорик девчонке. Она замерла — яблоко в одной руке, топорик в другой.

— Так что с яблоками? — напомнила змея.

— Большие семечки посадить, а потом опять самые большие, и опять, и получится… — шевеля одними только губами, пробормотала Макуша. Шевелить чем еще она боялась, то и дело кидала на топорик испуганные взгляды — а как же его не бояться, если он сам режет!

— Не может быть! — повторил Кингу Велес.

— Я сама так делала! — забывая даже о страхе перед хищным топориком, возмутилась Макуша. — Только я колоски брала! — она махнула топориком на выгоревшую полянку, где еще недавно были колоски. — Не рви! — завопила она, когда Кингу Велес потянулся к последнему уцелевшему колосу. И вздохнула: чего уж теперь! — Они не готовые еще. Когда деревья желтеть начнут, тогда будут, а пока рано.

— Что скажешь, Симаргл?

Снова принявший людской облик пес уставился на колос, склонив голову к плечу, совсем как любопытный щен у входа в пещеру.

— Зерна почти как ирийские в эту пору… А здесь таких крупных не бывает! — уверенно объявил он.

— В Ирие и так все большое… Нужды нет… Они переделывают! — жутким свистящим шепотом выдохнула двухвостая змея. — Эти существа… человеки… берут, что есть и… переделывают в то, что нужно им!

— Но я же пролетал над ними! Они охотились как все звери, а их самки… женщины… просто собирали, что растет! Семена, коренья, травы… — Кингу Велес глядел на Макушу уже не пренебрежительно, а скорее растерянно.

— Так отобрали же! Пришли: топоры — во! Копья — у-у-у! Сами чисто псы дикие — страшные! — Макуша замахала руками возле ушей, вывалила язык, скорчила рожу… — Охотников наших побили, и отобрали все, что насобирали!

Вот и ОН всего не знает, не только Ведающая или змеюка… Может, их и вовсе нет, таких Ведающих, чтоб все-все ведали?

— Кто — чисто псы? — Кингу Велес покосился на насупившегося лохматого. — Другие человеки… или как вы там говорите — люди?

— Разве ж люди на людей нападают? — надо бы обидеться, но Макуша посмотрела на него снисходительно: и вовсе ничего-то он не ведает! — Стал бы ты на своих нападать?

Кингу Велес помотал головой.

— Кажется, эти существа похожи на нас больше, чем я думал… А кто тогда?

— Так другие!

— Она имеет в виду другое племя. — едва сдерживая усмешку, пояснила змея.

А чего смеяться-то?

— Другие — они ж разве люди? Только наше племя — люди, а остальные-прочие, они даже не зверье какое! Зверя хоть съесть можно, а эти только сами жрут все, до чего дотянутся!

Кингу Велес глядел как-то странно, а Змея вдруг звонко захохотала.

— Да! Вот и пожрали, а чего не пожрали — потоптали, ничего не осталось, а холода скоро! — гневно стискивая кулаки, выпалила Макуша. — Вождь решил на мохнатые горы охотиться, а на мохнатые горы нам охотиться нельзя, мы их молоко пили, мы теперь их дети, и не получится охотиться, мохнатых гор мало, они не могут нам на прокорм даже самого маленького отдать. Старая мохнатая гора сказала — потопчут охотников.

— Верно, верно. — закивал головой, как его… Симаргл. — Когда много — старых или слабых можно на прокорм отдать. От того стадо только сильнее. А когда мало… — он помотал лохматой башкой.

— Мохнатые горы — это мамонты? — нервно переспросил Кингу Велес. — Они разговаривают с мамонтами?

— А что такого? Ты ж со мной разговариваешь, Первый Дракон?

— Охотников мало осталось, этих потопчут — все племя пропадет. Я больше всех съедобного приношу. — в голосе Макуши прозвучала гордость. — Меня Мать-Сыра-Земля любит, Ведающая велела меня ей отдать, чтоб я уговорила Мать-Сыру-Землю родить снова все, что у нас забрали.

Симаргл удивился — его косматые брови поднялись как трава после бури.

— Вот и я думаю, дурость Ведающая затеяла, как с мамкой моей. — согласно кивнула Макуша. — У Матери-Сырой-Земли все в свой срок, проси-не проси, не станет она заново ростки проклевывать, завязь пускать, плоды вызревать, да чтоб до холодов.

— Разумная самочка. — весело поглядел на нее Симаргл. — Поумнее этой их Ведающей.

— Девка я. — проворчала Макуша, но в животе стало приятно. Она и не знала, что и от слов бывает вот так, будто съела чего. Она покосилась на Кингу Велеса — слышал ли? — и торопливо прибавила. — Я еще и виноватая потом выйду, что не упросила!

— Не все ли тебе равно, если ты уже будешь… — Кингу Велес замешкался. — У Матери-Сырой-Земли?

— Наша Ведающая и там достанет! — вскинулась Макуша. — Сама никого не слушает, а потом сама же… — она вздохнула, не закончив. — Вот я и решила, что надо тут все забрать — и яблоки, и зерно! — и племени отнести. Каменными жерновами перетереть, с водой смешать… — голос ее опадал, будто угасающее пламя костра.

— От незрелого зерна животы заболят. — пробурчал Симаргл и все они снова огляделись по сторонам. На черное горелое пятно, оставшееся вместо колосков. И на яблони, где яблоки висели только на двух «дичках». На «сделанных» яблонях оставалось по несколько плодов, все остальные превратились в измочаленные клыками огрызки или вовсе исчезли в драконьих желудках.

— Здесь бы не хватило для целого племени на всю зиму! — вскричал Кингу Велес.

— Вряд ли девочка способна просчитывать так далеко. — с легкой насмешкой хмыкнула змея. Виноватой она себя не чувствовала — тут же сорвала еще одно яблоко и вгрызлась в него. — Не требуй слишком много от той, кого сам считал зверушкой.

— Я не зверушка. — Макуша подобрала свою котомку из шкур.

— Ты куда это? — глазищи змеи вдруг сузились, став похожими на щелочки.

— К Матери Сырой-Земле пойду. Уговаривать. Делать-то больше нечего. — кивнула Макуша, хотя в голосе ее звучало отчетливое сомнение. Еще и вернуться надо так, чтоб послушная Ведающей тварь по пути не перехватила да не приволокла обратно, будто это Ведающая Макушу поймала, а не Макуша сама пришла. Макуша подумала… и положила необыкновенный топорик на землю: куда ей такой острый, он же и котомку прорежет. — Я возьму? — стараясь не глядеть на змею, Макуша показала огромное яблоко, что пахло так сладко. Должна ж та понимать, что отдариваться надо.

— Возьми. Я твои яблоки ела. — кивнула змея. — Только что делать с ним станешь?

— Посажу… — обрадовалась Макуша и тут же сникла. — Может, расскажу кому, чтоб приберег, да как снега сойдут… — и замолкла, качая головой. Кому расскажет: Ведающей? Или вождю? Станут они слушать, они все лучше всех знают! А остальные позабудут, вот и пропадет змейское чудо-яблоко.

— Сажай здесь. — вдруг велела змея.

Макуша посмотрела на змею так, как та и заслуживала. Как на водяницу дурную.

— Не приживется. — обронила она. Понимающий лохматый согласно закивал.

— Конечно. — невозмутимо согласилась змея. — И Мать-Сыра-Земля не изменит свой порядок: ни ради твоей Ведающей, ни ради тебя, ни ради всего твоего племени…

Лохматый теперь согласно кивал уже на каждое ее слово…

— А вот ради Великого Крылатого Пса Симаргла…

Лохматый кивнул еще несколько раз… и вдруг замер, выпучив глаза, разинув рот и совершенно по собачьи вывалив язык.

— Владычица, ты… чего это? — он попятился.

— Сделаешь всего лишь то, что делаешь для растений Ирия. — в голосе змеи прозвучал непререкаемый приказ.

— Не положено… — растерянно проскулил лохматый и вдруг уселся перед Макушей, склонив голову к плечу, и заворчал под нос, как ворчат большие псы, когда их детвора за хвосты дергает. — Разве ж можно земле не в свой черед родить? Придумают же такое — чтоб земля родила, когда их племени надо! Эдак они и до чего похлеще додумаются: чтоб вода к ним сама текла али огонь по их воле горел.

— Не преувеличивай. Они все же не драконы. — едва заметно усмехнулся Кингу Велес.

Макуша настороженно покосилась сперва на него, потом на лохматого: кремневое кресало лежало у нее в котомке и разжечь огонь она могла хоть сейчас.

Змея кончиком хвоста почесала Симаргла за ухом. Тот блаженно прижмурился.

— Уже додумались: яблоки переделывать и ячмень. Неужели тебе самому неинтересно, что она или дети ее придумать смогут? Иначе тебе новых растений или зверей не видать, я-то уже не сделаю, нет больше у меня такой Силы.

— Владычица всесильна. — пробурчал лохматый. Змея лишь улыбнулась ему и была в этой улыбке тоска обреченная, от которой у Макуши перехватило сердце: вот ведь, гадина какая, а тоже беды свои имеет!

— Чтоб они потом не решили, что так и надо — чуть что, весь мир под себя приспосабливать. — все еще с сомнением буркнул Симаргл, продолжая разглядывать Макушу. — А, ладно, чего уж… — лохматый уже совсем другим взглядом, словно примериваясь, оглядел полянку. — Вода нужна!

Кингу Велес повел ресницами — а ресницы-то у НЕГО какие, у девок таких не бывает! — и Макуша с визгом подпрыгнула: у самых ее ног бил ключ.

— Не такой! — лохматый прикрикнул властно, будто хозяин. — Здешний порядок поломать хотите — Ирийская вода нужна!

Макуша увидела как жилы на лбу Кингу Велеса вздулись. Белые зубы впились в губу, брызнула кровь… Макуша схватилась за лоб, ощутив на нем что-то теплое… и ошеломленно уставилась на размазанную по пальцам кровь, темно-темно багровую, почти черную, как Большая Вода безлунной ночью и… украдкой оглядевшись, попробовала ее на язык. Вкус у той крови был не человечий и не зверячий, а непонятно какой, но ей было все равно, ведь то — ЕГО кровь! И в этот миг ОН с длинным протяжным криком вскинул руки — и вместо малого родничка вверх ударил столб воды, синей-синей, и звенящей, будто птичья трель поутру! Девчонка взвизгнула — ее окатило с ног до головы, напрочь вымочив и толстую шкуру на плечах. И замерла… почти с ужасом разглядывая свои пальцы, с которых стекали ярко-синие капли. Глубокий свежий разрез на них стремительно затягивался. Исчезали, сменяясь свежей розовой кожицей пятна старых ожогов и… нарастал давным-давно сорванный ноготь! И у нее не болело — совсем ничего! Ни горевшее, будто огнем, плечо, ни набухшее колено, ни бок, в котором боль поселилась давно, словно там прятались неспешно перемалывающие нутро невидимые зубы… Чтоб у живого — и не болело!

— Сажай! — Шепнули ей прямо в ухо. — Яблоки сажай, колосок свой… И поливай! И сама пей, тебе понадобятся Силы, девочка!

И в этом голосе уже была Сила — такая необоримая, что Макуша рванула последний колосок и швырнула вылущенные зерна прямо на середину горелого пятна. А следом полетели яблоки: подаренное, выращенные и лесная дичка вперемешку. Макуша набрала чудесной воды в горсть, и полный рот набрала, и кинулась поливать все без разбору, разбрызгивая вокруг ярко-синие капли и сама глотая ледяную, до ломоты в зубах воду…

— Пшшш! — костер полыхнул перед ней, взмывая к темным небесам и стреляя искрами — и яркие искры мешались с синими брызгами воды. — Пшшш! Пшшшш! — костры вспыхивали один за другим, жар потек по полянке, изгоняя из костей застарелый холод и наполняя их сухой звонкой легкостью, будто взмахни руками — и полетишь!

— Туки-тук! — громадные когти вкрадчиво пристукнули по яблоневому стволу, Кингу Велес поморщился, пошел дальше и снова — туки-тук! Тук… тук-тук… постукивания участились… тук-тук-тук… Макоша вдруг поняла, что это не просто мерный стук, как дятел в дерево долбиться. Стук стал чаще, звонче, отчетливей: словно сердца стук… словно вода каплет… словно копыта диких коней бьются об пыльную степь… словно… словно…

Словно кровь взбесилась внутри и вся хлынула в голову, застучала в висках бешенным, яростным, ни на что не похожим ритмом!

Энума элиш ла набу шамаму,

Шаплиш амматум шума ла закрат,

Абзу-ма решту зарушун,

Мумму Тиамат муваллидат гимришун

Мешуну истенис ихигума¹… —

запел неведомое мужской, сильный — сильнее чем у всех охотников разом — самый прекрасный голос!

— Шкряб-шкряб, шкряб-шкряб… — раздался громкий скрежет когтей… и громадный крылатый пес вступил в круг костров… и закружил, взрывая землю лапами и поднимая вихрь взмахами крыл. Когти взрезали землю, оставляя длинные широкие борозды, и земля заколыхалась, вздохнула, точно отвечая на прикосновения месящих ее лап. Черное пятно золы распахнулось как огромный жадный рот: и зерно, и яблоки посыпались в него, исчезая, будто их кто-то заглатывал. Земля принимала отданное… но ничего не собиралась возвращать до поры-до времени, до положенного срока!

Рванулся и поник ритм безумного напева, безнадежно взмахнул крыльями громадный пес…

— Тиамат! — вдруг пронзительно, точно боевой клич, выкрикнула женщина-змея — и ринулась на середину поляны, и завертелась в неистовой пляске! И жутким гулом ответило ей пламя костров, взмывая вверх и кажется, облизывая своими языками полог Черного Шатра! Покачивался ее тонкий стан, как колос на ветру, и гнулась она до земли, метя волосами пыль, как яблоня под ветром. И изгибалось вместе с ней пламя! Ее змеиные хвосты извивались, лупя землю, и точно также вертелась струя синей воды.

— Таимат! — взревел Кингу Велес. — Тиамат! — зарычал пес.

На пальцах змееногой сверкнули когти — и она полоснула себя по тонким человеческим запястьям. Брызнула черная кровь… и она погрузила окровавленные когти в прорытые когтями пса борозды. Земля вскипела! Долгий протяжный то ли стон, то ли вздох прокатился над поляной, над лесом, над скалами и затих над Большой Водой. Земля под ногами качалась, как пень на волнах, то опускалась, то поднималась, будто шумно дышала. Женщина-змея потянула, разрывая грудь Земли когтями. Злой вопль вырвался из глубин, земля вокруг змеи закружилась в черном, хлюпающем водовороте и оттуда, выставив золотистые усики, будто кабаньи щетинки, стали подниматься жесткие колоски… и тут же канули вниз, словно их кто оттуда дернул!

По колено увязшая в раскисшей земле Макуша заорала… и задергалась, отчаянно пытаясь повторить извивы змеиной пляски. Земля словно захохотала в ответ: бух! бух! бух! От этого тяжелого, как камнепад, хохота, увязший по самую ручку каменный топорик с чвяканьем вылетел из раскисшей грязи… Макуша поймала его на лету и уже сама полоснула себя по запястью! И ее кровь, кровь человеческая, хлынула в вздувающуюся пузырями землю!

И новый вопль ударил ввысь, и земля вывернулась наизнанку!

С грохотом крыльев два радужных змея и летучий пес прянули в небеса… кончик чешуйчатого хвоста обвился Макуше вокруг плеч и ее выдернуло из раскисшей земли как колосок! С пронзительным визгом взмывая в воздух Макуша увидела как разверзается земля и из нее словно разбегаются золотые ручейки, струясь между деревьями, раскатываясь по скалам над берегом.

Черный Полог светлел, раскрашенный розовыми полосами от поднимающегося Горячего Глаза. Раскинувшись в золоте колосьев, Макуша лежала на полянке, а над ней мерно шелестели листьями яблони. В пальцах она крутила хвостик проглоченного вместе с семечками яблока, животик круглился от непривычной сытости и странно бурчал, будто ему что не нравилось.

Невдалеке доносились голоса.

— Ты покидаешь меня, Змей и Супруг мой? — спросила змея.

— Разве я могу покинуть Владычицу мою и Супругу? Просто я, кажется, многое упустил и еще больше понял неверно в этом странном мире — и теперь хочу разобраться подробнее.

Макуша аж зажмурилась, боясь спугнуть разбухающее в груди счастье. ОН остается! Остается!

— Как я буду править Ирием без тебя?

— Есть наши дети…

— Нашим детям досталось лишь по одной стихии, ни один не владеет всеми четырьмя разом как Истинный Первый Дракон!

— Выбери сильнейшего в каждой и создай совет четырех.

— Что могут посоветовать мне драконы, проигравшие великую битву с богами? — с тоской простонала она.

— А что советовал тебе драконоводец, проигравший ту же самую битву? — легко и насмешливо ответил ОН.

Макуша услышала, как колоски захрустели под его ногами, и распахнула глаза. Кингу Велес смотрел на нее и он был такой, такой… у нее все еще было слишком мало слов, чтоб сказать, какой!

— Ты… так пел! Лучше любого охотника! — простонала она.

— Признайся, Кингу Велес! — прошипело сзади. — Ты остаешься в этом мире, чтоб найти новых слушателей для своей великой песни! В Ирие ее уже все слышали!

— Скорее, чтоб найти новые песни, Владычица. — задумчиво ответил он, продолжая разглядывать Макушу. — Мы должны взять это все с собой? — взмахом руки охватывая и колосья, и яблони, спросил ОН. — Или твои человеки сами придут?

— А нам можно сюда ходить? — почтительно спросила Макуша. ОН тут хозяин, вот пусть и решает. Она бы не пустила никого… кроме себя.

— Я бы, на твоем месте, никого не пускала. — издалека откликнулась Владычица.

Эта-то чего лезет? Она тут больше не при чем, ведь ОН остается.

— Все равно проберутся. Где одна, там и остальные. — поморщился он. — Если я захочу уединения, причем здесь… — он взмахнул рукой.

Макуша приподнялась на локтях, чувствуя как снова содрогается под ней земля. Невдалеке от берега из Большой Воды, точно как колосья из Матери-Земли, лезли похожие на клыки утесы! Сами лезли! Вода кипела. Слышно было как визжат расплывающиеся во все стороны водяницы.

— Вот туда чтоб не лазили. Разорву. — рыкнул он, глядя на Макушу жуткими змеиными глазами с узким вертикальным зрачком.

Девчонка только и могла, что судорожно закивать. Какой он… грозный! Вождь тоже иногда так-то рычал, а Ведающая сразу начинала ругаться скрипучим сварливым голосом. А тут и она бы рта открыть не посмела!

— Но урожай, наверное, стоит взять с собой, а то могут тебе и не поверить.

Какой ОН умный! Мудрый!

— Во-во! Я тут плясал, чуть лапы не стер, а соплеменники ее все равно прикопают — во смеху-то будет! — проворчал издалека пес.

— Лети уже. — устало сказала змея. — А я на пса все погружу… напоследок.

— Почему на меня? Вы еще человечку эту на меня посадите, сделайте из меня… ездового Великого Пса!

— Какой необычный мир! Здесь даже псу приходят… оригинальные идеи! — хмыкнул Кингу Велес. — Залезай, девочка!

Большая Вода плыла под крылом летучего змея. Прижав к груди котомку, аж раздувшуюся от яблок, Макуша скорчилась на чешуйчатой радужной спине и не отрываясь, глядела на колышущийся в когтистых лапах громадный, с целое поле, пук колосьев.

«На все племя хватит. И мохнатые горы… мамонтов подкормить останется!» — Макуша зажмурилась от счастья, глядя картинку-в-голове: она кормит с руки яблоком старую мамонтиху, а на загривке важно выступающего мамонта восседает Кингу Велес в шкуре им самим убитого медведя! И в руках у него во-от такое копье! И во-от такой топор! И нож, и…

— Эй, это не твои соплеменники там с мамонтами дерутся? — поворачивая точеную голову, увенчанную зубчатым сверкающим гребнем, прогудел крылатый змей.

Макуша широко распахнула глаза… и завизжала!

Маленький мамонтенок бился в глубокой яме, отчаянно штурмуя почти отвесные стены. Охотники с копьями наперевес сомкнулись вокруг, пытаясь не подпустить к нему разъяренную мамонтиху. Бивни мамонтихи уже рдели красным, а в траве скорчилось тело. В редкой цепочке, держась за копья так, будто отпусти и тут же грянутся оземь, стояли и бабы, а уцелевшие после набега соседей ребятишки спешно собирали камни. И ни один не видел как из-за степного горизонта ходким шагом к ним уже спешит стадо. Старая мамонтиха вскинула хобот и грозно, протяжно затрубила. Ведь она же предупреждала, чтоб не смели тянуть острые палки к ее мамонтятам! Не послушались? Не уйдет никто!

Кто-то из охотников оглянулся… Над степью разнесся испуганный крик. Мамонты перли, и длина их бивней превышала длину человеческих копий. Мамонтиха затрубила снова… обрушившийся с неба рев был так силен, что старую мамонтиху бросило на колени, а людей покатило по степи как сухую траву. Тень распахнутых крыльев накрыла рассветный берег, погружая его в беспросветную мглу… удержавшегося у края ямы вождя ударило в лицо и сшибло с ног! Вождь медленно приподнялся на локте, хватаясь за расшибленную голову… и понял, что не быть ему вождем. Какой вождь из того, у кого заместо головы — зеленое-с-дерева! А духовитое какое! Или быть? На кого еще девки нелюдской чистоты и гладкости прям с Голубого Полога сыплются? Небось наверху таких видных мужиков не найдешь, вот и сиганула…

Жительница Верхнего Полога кубарем скатилась с вождя, походя заехав ему локтем в живот, и заорала:

— А ну пошли от мамонтов, пока вас тут всех не потоптали!

— Ты тут пока разбирайся, а я слетаю погляжу, где Симаргл застрял! — прогудело сверху и… прямо на жительницу Верхнего Полога рухнул шелестящий золотой ворох, словно собранный из лучей Горячего Глаза.

— Куда? Как же я тут… — запрокинула голову Макуша… но ворох колосьев уже обрушился на нее, погребая под своей шелестящей массой.

Накрывшая всех глубокая тень исчезла, а сверху снова засиял Горячий Глаз. Стоящая в ряду охотников Ведающая отшвырнула слишком тяжелое для нее копье и хотела побежать, но вышло что все же поковыляла к шевелящейся у ловчей ямы золотистой груде — и принялась яростно расшвыривать колосья, пока из-под них не выглянуло бледное, как у водяницы, личико…

— Так это ж Макуша! — завизжала Ведающая. — Из-за тебя двух охотников потоптали! Хватай ее!

Воздух завизжал и… рядом с волчьей ямой вдруг закрутился черный смерч и ринулся на Макушу. Девчонка запустила руку в мокрую, изодранную котомку… и горсть сиреневых шаров-цветков, колючек, листьев, без разбору ободранных с куста на острове, полетело прямо в смерч. Завопило, смерч опал, и у ног Макуши заскакала, будто выплясывая, тварь из вихря.

— Что крутишься — хватай ее! — надрывалась Ведающая, тыча клюкой в тварь.

Та вдруг разом перестала орать, повернулась — смачно плюнула в Ведающую, скрутила пальцы в узловатую дулю, еще что-то склочное проверещала, и рванула прочь.

— Стой, а ну… — размахивая клюкой, заорала ей вслед Ведающая.

— Сама стой! — рявкнула Макуша, и… шарахнула Ведающую котомкой по голове. — Я вам еду принесла, а вы меня хватать! — и шарахнула снова. Яблоки хлынули их прорвавшейся котомки, молотя Ведающую по плечам. Та не удержалась и шлепнулась на попу. Разъяренная Макуша налетела на нее — и вцепилась в серые, будто раз и навсегда запорошенные пылью патлы.

— Уберите ее! — выдираясь из рук девчонки, вопила Ведающая. — Ее надо в Землю закопать… тогда урожай…

— Я тебя сама закопаю! — вопила Макуша, таская Ведающую за волосы.

— Ведающую бить нельзя. — молодой охотник неуверенно попытался ткнуть в Макушу острием копья.

— Ты сперва говорить как следует научись, потом мне указывать будешь! Ведающие дерутся, охотники помалкивают! — грозно рявкнула Макуша.

— Макуша — не Ведающая, Макуша — Макуша… — в голосе охотника звучало сомнение: что-то менялось, но картинки-в-голове не спешили показать — что!

— Ты у меня проведаешь, кто здесь новая Ведающая! — Макуша выхватила из-за пояса топорик и… рассекла каменный наконечник копья надвое. Старый, во все глаза уставившийся на топорик, взялся обеими руками за грудь. — В стойбище пошли, за волокушами. — с топориком в руке пускаясь в погоню за охотниками, орала Макуша. — Пошли, кому сказала! — охотники со всех ног улепетывали от нее, первым мчался молодой со сломанным копьем и вопил:

— Новая Ведающая! С топором!

А Старый гнался за самой Макушей и ныл:

— Дай на топорик глянуть, Макуша!

Сверху пошел дождь из яблок и зерна. Бабы кружились под ним, счастливо хохоча и хватая стукающие их по плечам яблоки. Мамонты изумленно трубили, даже не пытаясь больше гнаться за охотниками.

Зашелестели крылья… и громадный радужный змей, а следом и крылатый пес, медленно опустились на равнину, чудовищными гигантами возвышаясь над крохотной девчоночьей фигуркой.

— Ну ты и повеселила! — крылатый пес аж всхлипывал от хохота, вытирая глаза кисточкой хвоста. — Хорошо, что я тебя выручил — такого б без тебе не увидел! А Ведающую эту и впрямь закопай — негоже Мать-Сыру-Землю без жертвы оставлять.

Радужный дракон недобро покосился на пса и торопливо предложил:

— Лучше уговори научить как подчинять себе существо в вихре. А может и еще чему полезному.

— Как охотники учат копье кидать? А если она меня обманет? — удивилась Макуша.

— По умному уговори, чтоб не обманула. Ты тут теперь справишься? — он огляделся, крутя гибкой шеей. Радужные чешуйки бросали во все стороны слепящие искры. — Тогда я полетел. Симаргл, ты со мной?

— Полетел? Куда… полетел? — не слушая, что там ревет гигантский пес, прошептала Макуша. Громадные крылья подняли ветер и она истошно заорала. — Куда полете-е-ел? — и прошептала в нависшую над ней недоумевающую чешуйчатую морду. — Ты же… от нее улетел… от змеи своей… Разве ты не останешься здесь? Со мной?

— Чего-о-о? — пес протяжно взвыл и вдруг повалился на спину, суча лапами от хохота, и давя яблоки своей тяжестью.

— Макуша, милая… — растерянно прогудел змей. — Что мне тут делать?

Милая! Он назвал ее милой!

— Как… чего? Вождем нашим станешь!

От ловчей ямы донесся слабый протестующий возглас и тут же стих, стоило Кингу Велесу хлестнуть хвостом. Зато Симаргл принялся извиваться от восторга:

— Первый Дракон… Властитель Четырех Стихий… Вождь племени человеков! Властительница будут… в восторге!

— Замолчи, Пес! — сгусток пламени ударил рядом с катающимся по земле псом, заставив его с визгом поджать хвост. Первый Дракон повернул громадную голову к Макуше, дым тонкими струйками клубился над его ноздрями. — Девочка, это невозможно.

— Почему? — опуская голову, упрямо прошептала новая Ведающая племени.

— Потому что мне это неинтересно. — уже с легкой досадой ответил змей. — Я не для того оставил Ирий, чтоб сидеть в твоем… племени. Я хочу поглядеть ваш мир… все земли, а уже потом решать, где и надолго ли оставаться.

— Что там глядеть! — завопила Макуша. Он думает, она вовсе глупа? Остров его — последняя земля, а за Большой Водой мир уже и кончается, иначе чего б к ним чужаки приходили? Шли б себе куда-нибудь в другую сторону. — Я стану твоей бабой!

— Кем? — радужный дракон попятился, а пес завыл, дрыгая всеми лапами и молотя хвостом.

— Охотник не может без бабы! Кто шкуры скоблить будет, коренья собирать, одежу шить…

— Она тебе и чешую надраит, с песочком! — выл пес.

— Я все умею! — протянула к змею руки Макуша.

Он долго, шумно выдохнул, окутываясь белым паром. Пляшущие вокруг радужной шкуры языки пламени принялись стихать, а земля перестала качаться под ногами. Длинный чешуйчатый хвост развернулся и… легонько толкнул Макушу в грудь, заставляя усесться в пыли.

— Подрасти сперва, человечка! — прогудел змей. — Я такими маленькими… и дикими… не увлекаюсь. — громадные крылья хлопнули снова… и змей медленно и величаво поднялся в воздух. Заложил круг и понесся навстречу восходящему Глазу, постепенно тая в его лучах. В изнеможении подвывающий пес полетел следом и вот они исчезли в разгорающихся на Голубом Пологе красках. Змей не оглянулся.

Сидящая в пыли девчонка медленно поднялась, постояла, покачиваясь… и зашагала навстречу старой мамонтихе. Привычно обняла толстый, как деревце, хобот.

— Ничего… — она погладила жесткую шерсть. — Охотники волокуши притянут, вытащим твоего мамонтенка. Ты на них не сердись, глупые они… и голодные… и настоящая Ведающая у племени только вот появилась…

Мамонтиха изогнула хобот и ласково подула девчонке в волосы, заставляя легкие и густые после ирийской воды черные пряди взлететь и опасть пушистым цветком. И тогда девчонка судорожно разрыдалась, пряча лицо в густой шерсти — никто не должен видеть слез Ведающей.

— Ничего… — шептала она. — Я совладаю… Погоди, Кингу Велес! — она шморгнула носом, но зло и непреклонно поглядела в разгорающийся Горячий Глаз, в сиянии которого истаял радужный дракон. — Даже я не ведаю, будешь ли это ты, твой сын, или внук — но вы еще побегаете за такими как я… маленькими и дикими! Как хвосты ваши будете за дочками и внучками моими таскаться! Так говорю я, Ведающая людей, и будет по Слову моему! — выкрикнула она.

Подобрала камень… и отправилась уговаривать старую Ведающую научит всему, что та знала. Вспомнила совет уговаривать по-умному… и выбрала камень побольше.

Примечания

1

Когда вверху не названо небо,

А суша внизу была безымянна,

Апсу первородный, всесотворитель,

Праматерь Тиамат, что все породила.

Воды свои воедино мешали…

«Энума элиш» («Когда вверху») — вавилоно-аккадский эпос о сотворении мира, 2 тыс. до н.э. Перевод В.К. Шилейко.