Неточные совпадения
—
Историю… — тут Чичиков остановился, и оттого ли, что перед ним сидел генерал, или просто чтобы придать более важности
предмету, прибавил: —
историю о генералах, ваше превосходительство.
— Не пиши, пожалуйста, только этой мелочи и дряни, что и без романа на всяком шагу в глаза лезет. В современной литературе всякого червяка, всякого мужика, бабу — всё в роман суют… Возьми-ка
предмет из
истории, воображение у тебя живое, пишешь ты бойко. Помнишь, о древней Руси ты писал!.. А то далась современная жизнь!.. муравейник, мышиная возня: дело ли это искусства!.. Это газетная литература!
Мы вошли к доктору, в его маленький домик, имевший всего комнаты три-четыре, но очень уютный и чисто убранный. Хозяин предложил нам капского вина и сигар. У него была небольшая коллекция
предметов натуральной
истории.
Рассказ полицейского чиновника долго служил
предметом одушевленных пересказов и рассуждений в гостинице.
История была вот какого рода.
Коснувшись до этого
предмета, я не могу удержаться, чтоб не сказать несколько слов об одной из этих героических
историй, которая очень мало известна.
Лучше других
предметов я знал
историю и естествознание.
И, поглядывая в книгу, он излагал содержание следующего урока добросовестно, обстоятельно и сухо. Мы знали, что в совете он так же обстоятельно излагал свое мнение. Оно было всегда снисходительно и непоколебимо. Мы его уважали, как человека, и добросовестно готовили ему уроки, но
история представлялась нам
предметом изрядно скучным. Через некоторое время так же честно и справедливо он взвесил свою педагогическую работу, — поставил себе неодобрительный балл и переменил род занятий.
История литературы, с поучениями Мономаха и письмами Заточника, выступала из своего туманного отдаления, как
предмет значительный и важный, органически подготовлявший грядущие откровения.
Законоучитель [Законоучитель — учитель по
предмету «Закон Божий».], красивый и молодой, пышноволосый поп, невзлюбил меня за то, что у меня не было «Священной
истории Ветхого и Нового Завета», и за то, что я передразнивал его манеру говорить.
За прошедший урок
истории, которая всегда казалась мне самым скучным, тяжелым
предметом, Лебедев жаловался на меня St.-Jérôme’у и в тетради баллов поставил мне два, что считалось очень дурным. St.-Jérôme тогда еще сказал мне, что ежели в следующий урок я получу меньше трех, то буду строго наказан. Теперь-то предстоял этот следующий урок, и, признаюсь, я сильно трусил.
С мужем он больше спорил и все почти об одном и том же
предмете: тому очень нравилась, как и капитану, «
История 12-го года» Данилевского, а Калинович говорил, что это даже и не
история; и к этим-то простым людям герой мой решился теперь съездить, чтобы хоть там пощекотать свое литературное самолюбие.
История дикаря отступала все далее и далее на четвертую, пятую, шестую страницы, а на первых, за отсутствием других
предметов сенсации, красовались через несколько дней портреты мисс Лиззи и мистера Фрэда, двух еще совсем молодых особ, которые, обвенчавшись самовольно в Балтиморе, устроили своим родителям, известным миллионерам города Нью-Йорка, «неожиданный сюрприз».
Есть замечательное малоизвестное огромное сочинение («Unparteiische Kirchen und Ketzer-Historie», 1729 г.) Готфрида Арнольда, трактующего прямо об этом
предмете и показывающего всю незаконность, произвольность, бессмысленность и жестокость употребления слова «ересь» в смысле отвержения. Книга эта есть попытка описания
истории христианства в форме
истории ересей.
Остальное в моем рассказе не требовало искажения, отчего характер Геза, после того как я посвятил слушателей в
историю с пьяной женщиной, немедленно стал
предметом азартного обсуждения.
Все это вместе решило меня сделать первый опыт на русском языке. Охотников до уженья много на Руси, особенно в деревнях, и я уверен, что найду в них сочувствие. Прошу только помнить, читая мою книжку, что она не трактат об уженье, не натуральная
история рыб. Моя книжка ни больше ни меньше как простые записки страстного охотника: иногда поверхностные, иногда односторонние и всегда неполные относительно к обширности обоих
предметов, сейчас мною названных.
История Петра, начало которой издано ныне г. Устряловым, бесспорно принадлежит к числу сочинений ученых, сообщающих новые данные, говорящих новое слово о своем
предмете.
Нам нет надобности рассказывать здесь это кровавое событие, столько десятков раз уже рассказанное в разных
историях, служившее
предметом стольких рассуждений и соображений и, наконец, сделавшееся так общеизвестным.
Милости боярыни к виновной девушке вводили всю домашнюю челядь в недоумение. У многих зашевелилась мысль подслужиться по поводу этой
истории барыне и поустроить посредством этой подслуги свое собственное счастье. Любимый повар Марфы Андревны первый сделал на этот
предмет первую пробу. В один вечер, получивши приказание насчет завтрашнего стола, он прямо осмелился просить у Плодомасовой позволения жениться на этой девушке.
Она указывала Русским Авторам новые
предметы, вредные пороки общества, которые должны осмеивать Талии; черты характера народного, которые требуют кисти таланта; писала для юных Отраслей Августейшего Дому Своего нравоучительные повести; но всего более, чувствуя важность отечественной
Истории (и предчувствуя, что сия
История должна некогда украситься и возвеличиться Ею!), занималась Российскими летописями, изъясняла их, соединяя предложение действий с философскими мыслями, и драгоценные труды Свои для Публики издавала.
Мы заметили у него выбор
предметов, подсказанный ему, без сомнения, патриотическими его чувствованиями: преимущественно останавливается г. Жеребцов на тех явлениях нашей
истории и жизни, которые ему кажутся хорошими; темные же стороны он большею частию, особенно в древней Руси, указывает очень бегло или даже вовсе о них умалчивает.
«Очерк поэзии» г. Милюкова составлен так хорошо, как ни одна из
историй русской литературы, и потому нам не хотелось спорить с почтенным автором о
предмете, который так последовательно проведен им по всей книге.
Видя, что неведение народа о самых простых вещах гибельно делается для тех самых, которые его воспитывали; догадавшись наконец, что невежество ненадежно, что на него нельзя положиться ни в чем, потому что оно постоянно может служить орудием в руках первого обманщика, — книжники решились вразумлять народ относительно некоторых
предметов: толковали ему о самозванцах, рассказывали
историю Годунова и Димитрия, писали увещательные грамоты и пр.
В 1805 году, как известно, был утвержден устав Казанского университета, и через несколько месяцев последовало его открытие; между немногими преподавателями, начавшими чтение университетских лекций, находился ординарный профессор натуральной
истории Карл Федорович Фукс, читавший свой
предмет на французском языке.
Критику предстоит художественный вопрос, существенно важный для
истории нашей литературы, — а он собирается толковать о забитых людях —
предмете даже вовсе не эстетическом».
Положим, ваш покорнейший слуга ровнехонько ничего не смыслит в этих
предметах, он круглый невежда в деле
истории, агрономии, астрономии и проч.; но любит он, например, картины и посвящает время свое на изучение изящных искусств.
Вообще с переходом в старшее отделение воспитанницы почти освобождаются от научных
предметов и вполне отдаются ремесленному труду. Курс ученья заканчивается с поступлением в «старшие». Только раза три в неделю педагогична Антонина Николаевна знакомит девушек с кратким курсом отечественной литературы да повторяет с ними русскую
историю.
Трафилось так, что лучше нарочно и первостатейный сочинитель не придумает: благоволите вспомнить башмаки, или, лучше сказать,
историю о башмаках, которые столь часто были
предметом шуток в наших собеседованиях, те башмаки, которые Филетер обещал принести Катерине Астафьевне в Крыму и двадцать лет купить их не собрался, и буде вы себе теперь это привели на память, то представьте же, что майор, однако, весьма удачно сию небрежность свою поправил, и идучи, по освобождении своем, домой, первое, что сделал, то зашел в склад с кожевенным товаром и купил в оном для доброй супруги своей давно ею жданные башмаки, кои на нее на мертвую и надеты, и в коих она и в гроб нами честно положена, так как, помните, сама не раз ему говорила, что „придет-де та пора, что ты купишь мне башмаки, но уже будет поздно, и они меня не порадуют“.
От девяти до десяти мы будем заниматься
историей, — я хочу проверить твои знания, и за этим же легким
предметом ты немножко отдохнешь от первого урока.
Матушка беспрестанно рассказывала мне значение каждой местности и каждого
предмета, причем я мог убедиться в большом и весьма приятном, живом знании ею
истории, что меня, впрочем, уже не удивляло, потому что я, проведя с нею два часа, получил непоколебимое убеждение, что она говорит только о том, что основательно знает.
Не успели девочки разместиться по своим местам, как в классную вошел, подпрыгивая на ходу, господин небольшого роста, с шарообразной толстой фигурой, учитель
истории, географии и зоологии, фамилия которого была Васютин. Сегодня был сначала урок географии, остальные
предметы следовали за ним.
Предчувствие не обмануло. Несветов узнал
историю юноши и выбрал его
предметом своих упорных наблюдений.
На побочные науки были даны другие дни. Обязательным
предметом стояла и русская
история. Из нее экзаменовал Павлов (Платон), только что поступивший в Петербургский университет. Более мягкого, деликатного, до слабости снисходительного экзаменатора я не видал во всю мою академическую жизнь."Бакенбардисты"совсем одолели его. И он, указывая им на меня, повторял...
Тогда, то есть во второй половине 60-х годов, не было никаких теоретических
предметов: ни по
истории драматической литературы, ни по
истории театра, ни по эстетике. Ходил только учитель осанки, из танцовщиков, да и то никто не учился танцам. Такое же отсутствие и по части вокальных упражнений, насколько они необходимы для выработки голоса и дикции.
Положение это было обострено до крайности в то время, когда в великосветских гостиных Петербурга разыгралась таинственная
история, которая послужит
предметом последней части нашего правдивого повествования.
Историки философии чувствуют, что
предмет их более походит на
историю литературы, чем на
историю науки, они превращают его в
историю духовного развития человечества, связывают с общей
историей культуры.
Из
предметов общего образования
история и литература стояли у Суворова на первом плане. Литературные знаменитости, предшествовавшие его времени и современные, были ему хорошо известны. Он любил их цитировать при всяком удобном случае. В описываемое нами время он не только любил читать, но пробовал и писать.
Разнесенский. Эх, Мавра Львовна! какая дама! Несчастная
история с девицей… Позвольте сначала с духом собраться. Не мне бы рассказывать: для такого высокого
предмета нужно и великое красноречие. С тех пор, как наш град стоит, — что я говорю? — со времен Римской империи такого происшествия не бывало.
По математике она шла хорошо; но ведь то гимназия, а не факультетская программа. И по словесности нынче"мода"заниматься по разным специальностям…
История, всемирная литература или там"фольклор" — тоже модный
предмет.
Разговаривая с ним о важных
предметах натуральной
истории, он нашел в нем необыкновенные, глубокие сведения и по другим наукам, которые сам любил, и до того привязался к доброму педагогу, что забыл
предмет посещения его спутников и увлек его с собою в кабинет.
Одно из событий подобного свойства составляет
предмет моей
истории, которую я мог бы сейчас же и начать рассказывать, если бы мне не было настоятельнейшей необходимости убедить моих читателей, что невероятное событие, которое я буду описывать, не выдумано мною и не сочинено, а действительно было, несмотря на всю свою невероятность.
Всякий вывод
истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за
предмет наблюдения бо̀льшую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество
предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою
историю с Теляниным и Богданычем.
Наполеон, — это ничтожнейшее орудие
истории, — никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, — Наполеон есть
предмет восхищения и восторга; он grand.
У него была наука — теория облического движения, выведенная им из
истории войн Фридриха Великого, и всё, чтò встречалось ему в новейшей военной
истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить
предметом науки.
Я убежден, что через несколько веков
история так называемой научной деятельности наших прославляемых последних веков европейского человечества будет составлять неистощимый
предмет смеха и жалости будущих поколений.
Чем дальше назад мы переносим в
истории предмет наблюдения, тем сомнительнее становится свобода людей, производивших события, и тем очевиднее закон необходимости.
И если
история имеет
предметом изучение движения народов и человечества, а не описание эпизодов из жизни людей, то она должна, отстранив понятие причин, отыскивать законы, общие всем равным и неразрывно связанным между собою бесконечно-малым элементам свободы.
Для изучения законов
истории, мы должны изменить совершенно
предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами.
История своим
предметом имеет не самую волю человека, а наше представление о ней.