Неточные совпадения
Был тогда в начале столетия один генерал, генерал со связями большими
и богатейший помещик, но из таких (правда,
и тогда уже, кажется, очень немногих), которые, удаляясь на покой со службы, чуть-чуть не бывали уверены, что выслужили себе
право на
жизнь и смерть своих подданных.
— Если бы я даже эту самую штуку
и мог-с, то есть чтобы притвориться-с,
и так как ее сделать совсем нетрудно опытному человеку, то
и тут я в полном
праве моем это средство употребить для спасения
жизни моей от
смерти; ибо когда я в болезни лежу, то хотя бы Аграфена Александровна пришла к ихнему родителю, не могут они тогда с больного человека спросить: «Зачем не донес?» Сами постыдятся.
Ты
права! что такое
жизнь?
жизнь вещь пустая.
Покуда в сердце быстро льется кровь,
Всё в мире нам
и радость
и отрада.
Пройдут года желаний
и страстей,
И всё вокруг темней, темней!
Что
жизнь? давно известная шарада
Для упражнения детей;
Где первое — рожденье! где второе —
Ужасный ряд забот
и муки тайных ран,
Где
смерть — последнее, а целое — обман!
Суди же сама: могу ли я оставить это все в руках другого, могу ли я позволить ему располагать тобою? Ты, ты будешь принадлежать ему, все существо мое, кровь моего сердца будет принадлежать ему — а я сам… где я? что я? В стороне, зрителем… зрителем собственной
жизни! Нет, это невозможно, невозможно! Участвовать, украдкой участвовать в том, без чего незачем, невозможно дышать… это ложь
и смерть. Я знаю, какой великой жертвы я требую от тебя, не имея на то никакого
права, да
и что может дать
право на жертву?
«Прошу вас к будущему четвергу приготовить все брильянтовые, хозяйственные
и усадебные вещи по составленной после
смерти вашего мужа описи. Я намерен принять
и приступить к управлению имением, а равным образом прошу вас выехать из усадьбы, в которой не считаю нужным, по случаю отсутствия вашей дочери, освещать, отапливать дом
и держать горничную прислугу, чтобы тем прекратить всякие излишние расходы, могущие, при вашей
жизни в оной, последовать из имения малолетней, на каковое вы не имеете никакого
права.
— Восемь лет
жизни с таким человеком, как покойный муж, мне кажется, дают
право на отдых. Другая на моём месте — женщина с менее развитым чувством долга
и порядочности — давно бы порвала эту тяжёлую цепь, а я несла её, хотя изнемогала под её тяжестью. А
смерть детей… ах, Ипполит, если бы ты знал, что я переживала, теряя их!
— Что же тянет тебя туда, в полусознательную
жизнь? Что хорошего было в этих детских годах? Одинокий ребенок
и одинокий взрослый человек, «немудрящий» человек, как ты сам называл его после
смерти. Ты был
прав, он был немудрящий человек.
Жизнь скоро
и легко исковеркала его, сломав в нем все доброе, чем он запасся в юности; но она не внесла ничего
и дурного.
И он доживал свой век, бессильный, с бессильной любовью, которую почти всю обратил на тебя…
Все существо мое чувствовало потребность,
право на
жизнь и вместе с тем совершающуюся
смерть.
— Нет, нет, ты лжешь! Видит бог мое сердце, я не желаю
смерти моему мужу! Я желаю ему выздоровления,
жизни, покоя
и примирения со всем, пред чем он не
прав.
— Я видала нынче русских героев, тетя Родайка: настоящих героев. Они готовы защищать своих более слабых по численности славянских братьев не на
жизнь, a на
смерть защищать! О, тетя, — захлебываясь от восторга, говорила она, это — орлы! Это титаны. Титаны-богатыри, говорю я тебе! Сколько в них спокойствия
и уверенности в своем
праве. Сколько мужества
и великодушия, если бы ты знала, —
и Милица наскоро передала старухе вынесенные ею впечатления сегодняшнего утра.
Мне не спится по ночам. Вытягивающая повязка на ноге мешает шевельнуться, воспоминание опять
и опять рисует недавнюю картину. За стеною, в общей палате, слышен чей-то глухой кашель, из рукомойника звонко
и мерно капает вода в таз. Я лежу на спине, смотрю, как по потолку ходят тени от мерцающего ночника, —
и хочется горько плакать. Были силы, была любовь. А
жизнь прошла даром,
и смерть приближается, — такая же бессмысленная
и бесплодная… Да, но какое я
право имел ждать лучшей
и более славной
смерти?
— Ты
права, дитя мое, — сказал он, — один Господь может дарить
жизнь и насылать
смерть людям.
Из них Иван Кольцо был осужден на
смерть самим царем Иоанном IV, но счастливо избегал поимки. Он был
правою рукой атамана Ермака Тимофеевича, его закадычным другом, делившим с ним
и труды
и опасности разбойничьей
жизни.
Грузинское имение было отдано государем Николаем Павловичем новгородскому корпусу, вследствие духовного завещания графа, предоставившего в нем
право и выражавшего просьбу государю, после его
смерти назначить его наследника по выбору
и воле государя императора, если бы он при
жизни себе не назначил такового.
Паткуль осужден к отсечению
правой руки, лишению имения, чести
и жизни, а товарищи его: Фитингоф, Менгден
и Буденброк — только к
смерти.
Певец
Сей кубок ратным
и вождям!
В шатрах, на поле чести,
И жизнь и смерть — всё пополам;
Там дружество без лести,
Решимость, правда, простота,
И нравов непритворство,
И смелость — бранных красота,
И твёрдость,
и покорство.
Друзья, мы чужды низких уз;
К венцам стезёю
правой!
Опасность — твёрдый наш союз;
Одной пылаем славой.
Хорошо было год, два, три, но когда это: вечера, балы, концерты, ужины, бальные платья, прически, выставляющие красоту тела, молодые
и не молодые ухаживатели, все одинакие, все что-то как будто знающие, имеющие как будто
право всем пользоваться
и надо всем смеяться, когда летние месяцы на дачах с такой же природой, тоже только дающей верхи приятности
жизни, когда
и музыка
и чтение, тоже такие же — только задирающие вопросы
жизни, но не разрешающие их, — когда все это продолжалось семь, восемь лет, не только не обещая никакой перемены, но, напротив, все больше
и больше теряя прелести, она пришла в отчаяние,
и на нее стало находить состояние отчаяния, желания
смерти.