Неточные совпадения
Чтоб еще более облагородить
русский язык, половина почти
слов была выброшена вовсе из разговора и потому весьма часто было нужно прибегать к французскому языку, зато уж там, по-французски, другое дело: там позволялись такие
слова, которые были гораздо пожестче упомянутых.
Перегиб такой, как у камергера или у такого господина, который так чешет по-французски, что перед ним сам француз ничего, который, даже и рассердясь, не срамит себя непристойно
русским словом, даже и выбраниться не умеет на
русском языке, а распечет французским диалектом.
Впрочем, если
слово из улицы попало в книгу, не писатель виноват, виноваты читатели, и прежде всего читатели высшего общества: от них первых не услышишь ни одного порядочного
русского слова, а французскими, немецкими и английскими они, пожалуй, наделят в таком количестве, что и не захочешь, и наделят даже с сохранением всех возможных произношений: по-французски в нос и картавя, по-английски произнесут, как следует птице, и даже физиономию сделают птичью, и даже посмеются над тем, кто не сумеет сделать птичьей физиономии; а вот только
русским ничем не наделят, разве из патриотизма выстроят для себя на даче избу в
русском вкусе.
Анна Сергеевна недавно вышла замуж, не
по любви, но
по убеждению, за одного из будущих
русских деятелей, человека очень умного, законника, с крепким практическим смыслом, твердою волей и замечательным даром
слова, — человека еще молодого, доброго и холодного как лед.
За кофе читал газеты. Корректно ворчали «
Русские ведомости», осторожно ликовало «Новое время», в «
Русском слове» отрывисто, как лает старый пес, знаменитый фельетонист скучно упражнялся в острословии, а на второй полосе подсчитано было количество повешенных
по приговорам военно-полевых судов. Вешали ежедневно и усердно.
«Искусство и интеллект»; потом, сообразив, что это слишком широкая тема, приписал к
слову «искусство» — «
русское» и, наконец, еще более ограничил тему: «Гоголь, Достоевский, Толстой в их отношении к разуму». После этого он стал перечитывать трех авторов с карандашом в руке, и это было очень приятно, очень успокаивало и как бы поднимало над текущей действительностью куда-то
по косой линии.
Вот тебе и драма, любезный Борис Павлович: годится ли в твой роман? Пишешь ли ты его? Если пишешь, то сократи эту драму в двух следующих
словах. Вот тебе ключ, или «le mot de l’enigme», [ключ к загадке (фр.).] — как говорят здесь
русские люди, притворяющиеся не умеющими говорить по-русски и воображающие, что говорят по-французски.
Да и сверх того, им было вовсе не до
русской литературы; напротив,
по его же
словам (он как-то раз расходился), они прятались
по углам, поджидали друг друга на лестницах, отскакивали как мячики, с красными лицами, если кто проходил, и «тиран помещик» трепетал последней поломойки, несмотря на все свое крепостное право.
Он по-русски помнил несколько
слов, все остальное забыл, но любил
русских и со слезами приветствовал гостей.
По-французски он не знал ни
слова. Пришел зять его, молодой доктор, очень любезный и разговорчивый. Он говорил по-английски и по-немецки; ему отвечали и на том и на другом языке. Он изъявил, как и все почти встречавшиеся с нами иностранцы, удивление, что
русские говорят на всех языках. Эту песню мы слышали везде. «Вы не
русский, — сказали мы ему, — однако ж вот говорите же по-немецки, по-английски и по-голландски, да еще, вероятно, на каком-нибудь из здешних местных наречий».
По крылатому
слову Розанова, «
русская душа испугана грехом», и я бы прибавил, что она им ушиблена и придавлена.
Пан с трубкой говорил по-русски порядочно,
по крайней мере гораздо лучше, чем представлялся.
Русские слова, если и употреблял их, коверкал на польский лад.
Г-н Пеночкин придерживался насчет лесоводства
русских понятий и тут же рассказал мне презабавный,
по его
словам, случай, как один шутник-помещик вразумил своего лесника, выдрав у него около половины бороды, в доказательство того, что от подрубки лес гуще не вырастает…
По длине своей Тютихе (по-удэгейски — Ногуле) будет, пожалуй, больше всех рек южной части прибрежного района (около 80 км). Название ее — искаженное китайское
слово «Что-чжи-хе», то есть «Река диких свиней». Такое название она получила оттого, что дикие кабаны на ней как-то раз разорвали 2 охотников.
Русские в искажении пошли еще дальше, и
слово «Тютихе» [Цзю-цзи-хэ — девятая быстрая река.] исказили в «Тетиха», что уже не имеет никакого смысла.
Простой народ еще менее враждебен к сосланным, он вообще со стороны наказанных. Около сибирской границы
слово «ссыльный» исчезает и заменяется
словом «несчастный». В глазах
русского народа судебный приговор не пятнает человека. В Пермской губернии,
по дороге в Тобольск, крестьяне выставляют часто квас, молоко и хлеб в маленьком окошке на случай, если «несчастный» будет тайком пробираться из Сибири.
«Осени себя крестным знамением,
русский народ!» — раздалось в церквах, и вслед за этими
словами по всей России пронесся вздох облегчения.
Мой прадед,
по словам отца, был полковым писарем, дед —
русским чиновником, как и отец.
В этих
словах намечается уже религиозная драма, пережитая Гоголем. Лермонтов не был ренессансным человеком, как был Пушкин и, может быть, один лишь Пушкин, да и то не вполне.
Русская литература пережила влияние романтизма, который есть явление западноевропейское. Но по-настоящему у нас не было ни романтизма, ни классицизма. У нас происходил все более и более поворот к религиозному реализму.
Этот m-r Jules был очень противен Варваре Павловне, но она его принимала, потому что он пописывал в разных газетах и беспрестанно упоминал о ней, называя ее то m-me de L…tzki, то m-me de ***, cette grande dame russe si distinguée, qui demeure rue de P…, [Г-жа ***, это знатная
русская дама, столь изысканная, которая живет
по улице П… (фр.)] рассказывал всему свету, то есть нескольким сотням подписчиков, которым не было никакого дела до m-me L…tzki, как эта дама, настоящая
по уму француженка (une vraie française par l’ésprit) — выше этого у французов похвал нет, — мила и любезна, какая она необыкновенная музыкантша и как она удивительно вальсирует (Варвара Павловна действительно так вальсировала, что увлекала все сердца за краями своей легкой, улетающей одежды)…
словом, пускал о ней молву
по миру — а ведь это, что ни говорите, приятно.
Он отказался от небезопасного намерения похитить генеральскую дочь и даже перестал отвечать ей на полученные после этого три письма; но задумал сделаться в самом деле наставником и руководителем
русских женщин, видящих в нем,
по словам незнакомки, свой оплот и защиту.
— Дорогая Елена Викторовна, — горячо возразил Чаплинский, — я для вас готов все сделать. Говорю без ложного хвастовства, что отдам свою жизнь
по вашему приказанию, разрушу свою карьеру и положение
по вашему одному знаку… Но я не рискую вас везти в эти дома.
Русские нравы грубые, а то и просто бесчеловечные нравы. Я боюсь, что вас оскорбят резким, непристойным
словом или случайный посетитель сделает при вас какую-нибудь нелепую выходку…
— Или теперь это письмо господина Белинского ходит
по рукам, — продолжал капитан тем же нервным голосом, — это, по-моему, возмутительная вещь: он пишет-с, что католическое духовенство было когда-то и чем-то, а наше никогда и ничем, и что Петр Великий понял, что единственное спасение для
русских — это перестать быть
русскими. Как хотите, господа, этими
словами он ударил
по лицу всех нас и всю нашу историю.
Кстати: говоря о безуспешности усилий
по части насаждения
русской бюрократии, я не могу не сказать несколько
слов и о другом, хотя не особенно дорогом моему сердцу явлении, но которое тоже играет не последнюю роль в экономии народной жизни и тоже прививается с трудом. Я разумею соглядатайство.
Все трое разом зевнули и потянулись: знак, что сюжет начинал истощаться, хотя еще ни одним
словом не было упомянуто об ветчине. Меня они, по-видимому, совсем не принимали в соображение: или им все равно было, есть ли в вагоне посторонний человек или нет, или же они принимали меня за иностранца, не понимающего
русского языка. Сергей Федорыч высунулся из окна и с минуту вглядывался вперед.
С другой стороны, знавал я и таких следователей, которые были, что называется, до мозга костей выжиги, и между тем сразу внушали полное доверие к себе потому только, что умели кстати ввернуть
слово «голубчик», или потрепать подсудимого
по брюху, или даже дать ему, в шутливом
русском тоне, порядочную затрещину в спину — полицейская ласка, имеющая равносильное значение с
словом"голубчик".
А не то возьмет, примерно, хоть
русское слово; не выходит оно
по выкладке, он по-гречески переведет, и опять в числа.
За это, даже на том недалеком финском побережье, где я живу, о
русском языке между финнами и слыхом не слыхать. А новейшие
русские колонизаторы выучили их только трем
словам: «риби» (грибы), «ривенник» (гривенник) и «двуривенник». Тем не менее в селе Новая-Кирка есть финны из толстосумов (торговцы), которые говорят по-русски довольно внятно.
Даже языка у них никакого настоящего не было, ни
русского, ни татарского, а говорили
слово по-нашему,
слово по-татарски, а то промеж себя невесть по-каковски.
Этому новому нашему сопутнику, оказавшемуся впоследствии чрезвычайно интересным человеком,
по виду можно было дать с небольшим лет за пятьдесят; но он был в полном смысле
слова богатырь, и притом типический, простодушный, добрый
русский богатырь, напоминающий дедушку Илью Муромца в прекрасной картине Верещагина и в поэме графа А. К. Толстого.
Вот почему с такою чуткостью
русские следят за всяким
словом, сказанным по-русски на улицах и в публичных местах.
Прежде всего они удостоверились, что у нас нет ни чумы, ни иных телесных озлоблений (за это удостоверение нас заставляют уплачивать в петербургском германском консульстве
по 75 копеек с паспорта, чем крайне оскорбляются выезжающие из России иностранцы, а нам оскорбляться не предоставлено), а потом сказали милостивое
слово: der Kurs 213 пф., то есть
русский рубль с лишком на марку стоит дешевле против нормальной цены.
Мальчик высказал это солидно, без похвальбы, и без всякого глумления над странностью моего вопроса. По-видимому, он понимал, что перед ним стоит иностранец (кстати: ужасно странно звучит это
слово в применении к
русскому путешественнику;
по крайней мере, мне большого труда стоило свыкнуться с мыслью, что я где-нибудь могу быть… иностранцем!!), которому простительно не знать немецких обычаев.
По словам Капотта, оказывалось, что
русские вельможи давно уже сомневались в непререкаемости основ, на которых покоилось крепостное право.
Однако Полозов проснулся,
по собственному замечанию, раньше обыкновенного, — он поспал всего полтора часика и, выпив стакан зельтерской воды со льдом да проглотив ложек с восемь варенья,
русского варенья, которое принес ему камердинер в темно-зеленой, настоящей «киевской» банке и без которого он,
по его
словам, жить не мог, — он уставился припухшими глазами на Санина и спросил его, не хочет ли он поиграть с ним в дурачки?
Санин исполнил их желание, но так как
слова «Сарафана» и особенно: «
По улице мостовой» (sur une ruà pavee une jeune fille allait à l'eau [
По замощенной улице молодая девушка шла за водой (фр.).] — он так передал смысл оригинала) — не могли внушить его слушательницам высокое понятие о
русской поэзии, то он сперва продекламировал, потом перевел, потом спел пушкинское: «Я помню чудное мгновенье», положенное на музыку Глинкой, минорные куплеты которого он слегка переврал.
Последние строчки особенно понятны, — постоянный сотрудник и редактор «
Русской мысли» М.Н. Ремезов занимал, кроме того, важный пост иностранного цензора, был в больших чинах и пользовался влиянием в управлении
по делам печати, и часто, когда уж очень высоко ставил парус В.А. Гольцев, бурный вал со стороны цензуры налетал на ладью «
Русской мысли», и М.Н. Ремезов умело «отливал воду», и ладья благополучно миновала бури цензуры и продолжала плыть дальше, несмотря на то, что,
по словам М.Н. Ремезова...
Я вернулся в Москву из поездки
по холерным местам и сдал в «
Русские ведомости» «Письмо с Дона», фельетона на три, которое произвело впечатление на В.М. Соболевского и М.А. Саблина, прочитавших его при мне. Но еще более сильное впечатление произвели на меня после прочтения моего описания
слова Василия Михайловича...
Московские известия я давал в редакцию
по междугородному телефону к часу ночи, и моим единственным помощником был сербский студент Милан Михайлович Бойович, одновременно редактировавший журнал «Искры», приложение к «
Русскому слову», и сотрудничавший в радикальной сербской газете «Одъек».
В.М. Дорошевич знал, что я работаю в «
Русском слове» только
по его просьбе. Уезжая за границу, он всегда просил меня писать и работать больше, хотя и при нем я работал немало.
В самые первые дни славы Леонида Андреева явился в редакцию «Курьера» сотрудник «
Русского слова», редактировавший приложение к газете — журнал «Искры», М.М. Бойович с предложением
по поручению И.Д. Сытина дать ему рассказ.
Сюда приехал приглашенный И.Д. Сытиным редактировать «
Русское слово» В.М. Дорошевич, после закрытия «России» за амфитеатровский фельетон «Обмановы», и привез с собой своего товарища
по Одессе Розенштейна.
Крапчик, слыша и видя все это, не посмел более на эту тему продолжать разговор, который и перешел снова на живописцев, причем стали толковать о каких-то братьях Чернецовых [Братья Чернецовы, Григорий и Никанор Григорьевичи (1802—1865 и 1805—1879), — известные художники.], которые,
по словам Федора Иваныча, были чисто
русские живописцы, на что Сергей Степаныч возражал, что пока ему не покажут картины чисто
русской школы
по штилю, до тех пор он
русских живописцев будет признавать иностранными живописцами.
Я читал пустые книжонки Миши Евстигнеева, платя
по копейке за прочтение каждой; это было дорого, а книжки не доставляли мне никакого удовольствия. «Гуак, или Непреоборимая верность», «Францыль Венециан», «Битва
русских с кабардинцами, или Прекрасная магометанка, умирающая на гробе своего супруга» и вся литература этого рода тоже не удовлетворяла меня, часто возбуждая злую досаду: казалось, что книжка издевается надо мною, как над дурачком, рассказывая тяжелыми
словами невероятные вещи.
Сонная красавица взглянула внимательнее на этот supplement [Дополнение (франц.).] к ее пледу и посреди странных бордюрок, сделанных
по краям листка, увидала крупно написанное
русскими буквами
слово «Парольдонер».
Говорили как будто по-малорусски, но на особом волынском наречии, с примесью польских и
русских слов, исповедовали когда-то греко-униатскую веру, а потом, после некоторых замешательств, были причислены к православному приходу, а старая церковка была закрыта и постепенно развалилась…
— Матвей Савельич, примите честное моё
слово, от души: я говорю всё, и спорю, и прочее, а — ведь я ничего не понимаю и не вижу! Вижу — одни волнения и сцепления бунтующих сил, вижу
русский народ в подъёме духа, собранный в огромные толпы, а — что к чему и где настоящий путь правды, — это никто мне не мог сказать! Так мельтешит что-то иногда, а что и где — не понимаю! Исполнен жалости и
по горло налит кипящей слезой — тут и всё! И — боюсь: Россия может погибнуть!
Это
слово чрезвычайно
русское — «привыкли, чтоб
по морде»!
Михаила Максимовича мало знали в Симбирской губернии, но как «слухом земля полнится», и притом, может быть, он и в отпуску позволял себе кое-какие дебоши, как тогда выражались, да и приезжавший с ним денщик или крепостной лакей, несмотря на строгость своего командира,
по секрету кое-что пробалтывал, — то и составилось о нем мнение, которое вполне выражалось следующими афоризмами, что «майор шутить не любит, что у него ходи
по струнке и с тропы не сваливайся, что он солдата не выдаст и, коли можно, покроет, а если попался, так уж помилованья не жди, что
слово его крепко, что если пойдет на ссору, то ему и черт не брат, что он лихой, бедовый, что он гусь лапчатый, зверь полосатый…», [Двумя последними поговорками, несмотря на видимую их неопределенность,
русский человек определяет очень много, ярко и понятно для всякого.
Невеста — чудо красоты и ума, жених — правда, белый, розовый, нежный (что именно не нравилось Софье Николавне), но простенький, недальний,
по мнению всех, деревенский дворянчик; невеста — бойка, жива, жених — робок и вял; невеста, по-тогдашнему образованная, чуть не ученая девица, начитанная, понимавшая все высшие интересы, жених — совершенный невежда, ничего не читавший, кроме двух-трех глупейших романов, вроде «Любовного Вертограда», — или «Аристея и Телазии», да
Русского песенника, жених, интересы которого не простирались далее ловли перепелов на дудки и соколиной охоты; невеста остроумна, ловка, блистательна в светском обществе, жених — не умеет сказать двух
слов, неловок, застенчив, смешон, жалок, умеет только краснеть, кланяться и жаться в угол или к дверям, подалее от светских говорунов, которых просто боялся, хотя поистине многих из них был гораздо умнее; невеста — с твердым, надменным, неуступчивым характером, жених — слабый, смирный, безответный, которого всякий мог загонять.
Ергушов, плохо знавший по-татарски, лишь изредка вставлял
русские слова.