Неточные совпадения
Крестьяне наши трезвые,
Поглядывая, слушая,
Идут своим путем.
Средь самой средь дороженьки
Какой-то парень тихонький
Большую яму выкопал.
«Что делаешь ты тут?»
— А
хороню я матушку! —
«Дурак! какая матушка!
Гляди: поддевку новую
Ты
в землю закопал!
Иди скорей да хрюкалом
В канаву ляг, воды испей!
Авось, соскочит дурь...
— Да-с, закуску; она вас очень велела благодарить, что вы вчера помогли нам… без вас совсем бы нечем
похоронить. — И губы и подбородок ее вдруг запрыгали, но она скрепилась и удержалась, поскорей опять опустив глаза
в землю.
— Вчера там, — заговорила она, показав глазами на окно, —
хоронили мужика. Брат его, знахарь, коновал, сказал… моей подруге: «Вот, гляди, человек сеет, и каждое зерно, прободая
землю, дает хлеб и еще солому оставит по себе, а самого человека зароют
в землю, сгниет, и — никакого толку».
— Вишь, что выдумал, у камня поганого
хоронить, точно бы удавленника, — строго проговорила старуха хозяйка. — Там
в ограде
земля со крестом. Там по нем молиться будут. Из церкви пение слышно, а дьякон так чисторечиво и словесно читает, что все до него каждый раз долетит, точно бы над могилкой его читали.
Меня… меня, брат, хотят решительно закопать
в землю и
похоронить, и рассудить не хотят при этом, что это тяжело человеку, и что я этого не вынесу.
Агафью все
в доме очень уважали; никто и не вспоминал о прежних грехах, словно их вместе с старым барином
в землю похоронили.
Схоронив три года тому назад своего грозного отца, он не расширял своей торговли, а купил более двух тысяч десятин
земли у камергерши Меревой, взял
в долгосрочное арендное содержание три большие помещичьи имения и всей душой пристрастился к сельскому хозяйству.
И как мне доживать мой горькой век, лица твоего не видаючи, ласковых речей твоих не слыхаючи; расстаюсь я с тобою на веки вечные, ровно тебя живую
в землю хороню».
Я провел Гаршина по работам, показал ему внизу, далеко под откосом, морг, вырытый
в земле, куда складывались трупы, здесь их раздевали, обмывали, признавали, а потом
хоронили.
–"…
В каком положении находитесь… да, — и хотя я не могу никакой помощи на деле вам оказать, но усугублю хоть свои усердные ко господу богу молитвы, которые я не перестаю ему воссылать утром и вечером о вашем здравии и благоденствии; усугублю и удвою свои молитвы, да сделает вас долголетно счастливыми, а мне сподобит, что я
в счастливейшие времена поживу с вами еще сколько-нибудь на
земле, побеседую с престарелым моим родителем и
похороню во время благоприятное старые ваши косточки…»
Ведь вся история человечества создана на подобных жертвах, ведь под каждым благодеянием цивилизации таятся тысячи и миллионы безвременно погибших
в непосильной борьбе существований, ведь каждый вершок
земли, на котором мы живем, напоен кровью аборигенов, и каждый глоток воздуха, каждая наша радость отравлены мириадами безвестных страданий, о которых позабыла история, которым мы не приберем названия и которые каждый новый день
хоронит мать-земля
в своих недрах…
Это было его последнее слово. Агония продолжалась до двух с половиною часов пополудни. Тотчас после смерти с него был снят прекрасный портрет масляными красками, который и был передан г-же К… 29-го его
похоронили на протестантском кладбище;
в могилу его, прежде чем засыпать ее
землею, мы набросали красных и белых цветов, перемешанных с зеленью, — то были национальные цвета Италии».
— Да, да, завтра, завтра мы
хороним нашу голубицу! Вынос из дома будет ровно
в одиннадцать часов пополуночи… Отсюда
в церковь Николы на Курьих Ножках… Знаете? Странные какие имена у ваших русских церквей! Потом на последний покой
в матушке
земле сырой! Вы пожалуете? Мы недавно знакомы, но, смею сказать, любезность вашего нрава и возвышенность чувств…
В одну из тех вьюжных ночей, когда кажется, что злобно воющий ветер изорвал серое небо
в мельчайшие клочья и они сыплются на
землю,
хороня ее под сугробами ледяной пыли, и кажется, что кончилась жизнь
земли, солнце погашено, не взойдет больше, —
в такую ночь, на масленой неделе, я возвращался
в мастерскую от Деренковых.
Погасла милая душа его, и сразу стало для меня темно и холодно. Когда его
хоронили, хворый я лежал и не мог проводить на погост дорогого человека, а встал на ноги — первым делом пошёл на могилу к нему, сел там — и даже плакать не мог
в тоске. Звенит
в памяти голос его, оживают речи, а человека, который бы ласковую руку на голову мне положил, больше нет на
земле. Всё стало чужое, далёкое… Закрыл глаза, сижу. Вдруг — поднимает меня кто-то: взял за руку и поднимает. Гляжу — Титов.
На третий день его
похоронили… Благороднейшее сердце скрылось навсегда
в могиле! Я сам бросил на него первую горсть
земли.
От родины далеко,
Без помощи, среди чужих людей
Я встречу смерть. Прощайте, золотые
Мечты мои! Хотелось бы пожить
И выслужить себе и честь и место
Почетное. Обзавестись хозяйкой
Любимою, любить ее, как душу,
Семью завесть и вынянчить детей.
Да не дал Бог — судьба не то судила,
Судила мне лежать
в земле сырой,
Похоронить и молодость и силу
Вдали от стен родного пепелища!
В глазах темно, то ночь ли наступает,
Иль смерть идет, не знаю.
И вот меня зарывают
в землю. Все уходят, я один, совершенно один. Я не движусь. Всегда, когда я прежде наяву представлял себе, как меня
похоронят в могиле, то собственно с могилой соединял лишь одно ощущение сырости и холода. Так и теперь я почувствовал, что мне очень холодно, особенно концам пальцев на ногах, но больше ничего не почувствовал.
Любовь!.. Но знаешь ли, какое
Блаженство на
земле второе
Тому, кто всё
похоронил,
Чему он верил; что любил!
Блаженство то верней любови,
И только хочет слез да крови.
В нем утешенье для людей,
Когда умрет другое счастье;
В нем преступлений сладострастье,
В нем ад и рай души моей.
Оно при нас всегда, бессменно;
То мучит, то ласкает нас…
Нет, за единый мщенья час,
Клянусь, я не взял бы вселенной!
*
На заре, заре
В дождевой крутень
Свистом ядерным
Мы сушили день.
Пуля входит
в грудь,
Как пчелы ужал.
Наш отряд тогда
Впереди бежал.
За лощиной пруд,
А за прудом лог.
Коммунар ничком
В землю носом лег.
Мы вперед, вперед!
Враг назад, назад!
Мертвецы пусть так
Под дождем лежат.
Спите, храбрые,
С отзвучавшим ртом!
Мы придем вас всех
Хоронить потом.
— Обман! тайна!.. Какая тут тайна? Hе воры же ночью их унесли. Господь, сам Господь двух положил перед глазами матери их: мать не могла же ошибиться
в своих детищах. Обман!.. Ге! что ты мне говоришь, Никита Иванович? Она сама обмывала их тела, укладывала
в гробы, опускала
в землю. Правда, четвертый был тайна для многих; но и того обезглавленный труп мать узнала и сама
похоронила.
Мало того, что он сам несколько недель сидел
в одном из блиндажей Севастополя, он написал о Крымской войне сочинение, приобретшее ему великую славу,
в котором он ясно и подробно изобразил, как стреляли солдаты с бастионов из ружей, как перевязывали на перевязочном пункте перевязками и
хоронили на кладбище
в землю.