Неточные совпадения
Алексей Александрович решил, что поедет в Петербург и увидит жену. Если ее
болезнь есть обман, то он промолчит и уедет. Если она действительно больна при смерти и желает его видеть пред смертью, то он простит ее, если застанет в живых, и отдаст
последний долг, если приедет слишком поздно.
Расстроено оно было скотскими падежами, плутами приказчиками, неурожаями, повальными
болезнями, истребившими лучших работников, и, наконец, бестолковьем самого помещика, убиравшего себе в Москве дом в
последнем вкусе и убившего на эту уборку все состояние свое до
последней копейки, так что уж не на что было есть.
Обнаруживала ли ими болеющая душа скорбную тайну своей
болезни, что не успел образоваться и окрепнуть начинавший в нем строиться высокий внутренний человек; что, не испытанный измлада в борьбе с неудачами, не достигнул он до высокого состоянья возвышаться и крепнуть от преград и препятствий; что, растопившись, подобно разогретому металлу, богатый запас великих ощущений не принял
последней закалки, и теперь, без упругости, бессильна его воля; что слишком для него рано умер необыкновенный наставник и нет теперь никого во всем свете, кто бы был в силах воздвигнуть и поднять шатаемые вечными колебаньями силы и лишенную упругости немощную волю, — кто бы крикнул живым, пробуждающим голосом, — крикнул душе пробуждающее слово: вперед! — которого жаждет повсюду, на всех ступенях стоящий, всех сословий, званий и промыслов, русский человек?
Отвечая на них, он проговорил три четверти часа, беспрестанно прерываемый и переспрашиваемый, и успел передать все главнейшие и необходимейшие факты, какие только знал из
последнего года жизни Родиона Романовича, заключив обстоятельным рассказом о
болезни его.
По наблюдениям же его,
болезнь пациента, кроме дурной материальной обстановки
последних месяцев жизни, имеет еще некоторые нравственные причины, «есть, так сказать, продукт многих сложных нравственных и материальных влияний, тревог, опасений, забот, некоторых идей… и прочего».
«Макаров говорил, что донжуан — не распутник, а — искатель неведомых, неиспытанных ощущений и что такой же страстью к поискам неиспытанного, вероятно, болеют многие женщины, например — Жорж Занд, — размышлял Самгин. — Макаров, впрочем, не называл эту страсть
болезнью, а Туробоев назвал ее «духовным вампиризмом». Макаров говорил, что женщина полусознательно стремится раскрыть мужчину до
последней черты, чтоб понять источник его власти над нею, понять, чем он победил ее в древности?»
Помню даже промелькнувшую тогда одну догадку: именно безобразие и бессмыслица той
последней яростной вспышки его при известии о Бьоринге и отсылка оскорбительного тогдашнего письма; именно эта крайность и могла служить как бы пророчеством и предтечей самой радикальной перемены в чувствах его и близкого возвращения его к здравому смыслу; это должно было быть почти как в
болезни, думал я, и он именно должен был прийти к противоположной точке — медицинский эпизод и больше ничего!
Я говорил об этом Версилову, который с любопытством меня выслушал; кажется, он не ожидал, что я в состоянии делать такие замечания, но заметил вскользь, что это явилось у князя уже после
болезни и разве в самое только
последнее время.
Кажется, ни за что не умрешь в этом целебном, полном неги воздухе, в теплой атмосфере, то есть не умрешь от
болезни, а от старости разве, и то когда заживешь чужой век. Однако здесь оканчивает жизнь дочь бразильской императрицы, сестра царствующего императора. Но она прибегла к целительности здешнего воздуха уже в
последней крайности, как прибегают к первому знаменитому врачу — поздно: с часу на час ожидают ее кончины.
Много ужасных драм происходило в разные времена с кораблями и на кораблях. Кто ищет в книгах сильных ощущений, за неимением
последних в самой жизни, тот найдет большую пищу для воображения в «Истории кораблекрушений», где в нескольких томах собраны и описаны многие случаи замечательных крушений у разных народов. Погибали на море от бурь, от жажды, от голода и холода, от
болезней, от возмущений экипажа.
Он вспомнил, как в
последнее время ее
болезни он прямо желал ее смерти.
В
последнее время от припадков
болезни он становился иногда так слаб, что едва бывал в силах выйти из кельи, и богомольцы ждали иногда в монастыре его выхода по нескольку дней.
Вследствие всех сих соображений и могло устроиться некоторое внутреннее влияние в монастыре на больного старца, в
последнее время почти совсем уже не покидавшего келью и отказывавшего по
болезни даже обыкновенным посетителям.
В
последнее время
болезни с ним случались от истощения сил обмороки.
Когда и кем насадилось оно и в нашем подгородном монастыре, не могу сказать, но в нем уже считалось третье преемничество старцев, и старец Зосима был из них
последним, но и он уже почти помирал от слабости и
болезней, а заменить его даже и не знали кем.
Крюкова до
последнего времени находилась в обыкновенном заблуждении чахоточных, воображая, что ее
болезнь еще не слишком развилась, потому и не отыскивала Кирсанова, чтобы не вредить себе.
— Не стоило бы, кажется, Анна Якимовна, на несколько
последних лет менять обычай предков. Я грешу, ем скоромное по множеству
болезней; ну, а ты, по твоим летам, слава богу, всю жизнь соблюдала посты, и вдруг… что за пример для них.
Когда
болезнь последней дочери ее приняла совершенно отчаянный характер, мать уговорили ехать домой,и она поехала.
— Не дай Бог как эти
болезни привяжутся, — замечает отец, который в
последнее время стал сильно недомогать.
Вся европейская философия в
последних своих результатах страдает
болезнью антиреализма, разобщенностью с бытием.
Лет 20–25 назад эта
болезнь встречалась на острове несравненно чаще, чем в
последнее десятилетие, и от нее погибало много солдат и арестантов.
— Мне кажется, вы ко мне несправедливы, — сказал он, — ведь я ничего не нахожу дурного в том, что он так думал, потому что все склонны так думать; к тому же, может быть, он и не думал совсем, а только этого хотел… ему хотелось в
последний раз с людьми встретиться, их уважение и любовь заслужить; это ведь очень хорошие чувства, только как-то всё тут не так вышло; тут
болезнь и еще что-то! Притом же у одних всё всегда хорошо выходит, а у других ни на что не похоже…
Сам по себе этот восемнадцатилетний, истощенный
болезнью мальчик казался слаб, как сорванный с дерева дрожащий листик; но только что он успел обвести взглядом своих слушателей, — в первый раз в продолжение всего
последнего часа, — то тотчас же самое высокомерное, самое презрительное и обидное отвращение выразилось в его взгляде и улыбке.
Последний листок Сергея Григорьевича от 12 февраля; в нем же он обещает чаще писать, зная, что меня беспокоит
болезнь Ал. Поджио.
Несколько дней тому назад я получил, добрая Марья Николаевна, ваше письмо от 20 октября. Спасибо вам, что вы мне дали отрадную весточку о нашем больном. Дай бог, чтоб поддержалось то лучшее, которое вы в нем нашли при
последнем вашем посещении. Дай бог, чтоб перемена лечения, указанная Пироговым, произвела желаемый успех! Мне ужасно неловко думать, что Петр, юнейший между нами, так давно хворает и хандрит естественным образом: при грудных
болезнях это почти неизбежное дело.
Хозяева мои вас сердечно приветствуют. Здоровье Михаила Александровича так хорошо, что я нашел его теперь гораздо свежее, нежели при
последнем свидании семь лет тому назад. Заочное лечение Иноземцева избавило его совершенно от прежней
болезни.
В Петербурге навещал меня, больного, Константин Данзас. Много говорил я о Пушкине с его секундантом. Он, между прочим, рассказал мне, что раз как-то, во время
последней его
болезни, приехала У. К. Глинка, сестра Кюхельбекера; но тогда ставили ему пиявки. Пушкин просил поблагодарить ее за участие, извинился, что не может принять. Вскоре потом со вздохом проговорил: «Как жаль, что нет теперь здесь ни Пущина, ни Малиновского!»
Егор Николаевич, ко всеобщему удивлению, во всей этой передряге не принимал ровно никакого участия. Стар уж он становился, удушье его мучило, и к этому удушью присоединилась еще новая
болезнь, которая очень пугала Егора Николаевича и отнимала у него
последнюю энергию.
— А я к тебе по делу, Иван, здравствуй! — сказал он, оглядывая нас всех и с удивлением видя меня на коленях. Старик был болен все
последнее время. Он был бледен и худ, но, как будто храбрясь перед кем-то, презирал свою
болезнь, не слушал увещаний Анны Андреевны, не ложился, а продолжал ходить по своим делам.
К чему эта дешевая тревога из пустяков, которую я замечаю в себе в
последнее время и которая мешает жить и глядеть ясно на жизнь, о чем уже заметил мне один глубокомысленный критик, с негодованием разбирая мою
последнюю повесть?» Но, раздумывая и сетуя, я все-таки оставался на месте, а между тем
болезнь одолевала меня все более и более, и мне наконец стало жаль оставить теплую комнату.
После Раисы Павловны и Майзеля Евгений Константиныч отправился в генеральский флигелек навестить больную Нину Леонтьевну. Эта
последняя приняла его очень радушно и засыпала остроумным разговором, причем успела очень ядовито пройтись относительно всего кукарского общества. Евгений Константиныч слушал ее с ленивой улыбкой и находил, что
болезнь не отразилась на ее умственных способностях в дурную сторону, а даже напротив, как будто еще обострила этот злой мозг.
Митя пошел к матери. Это была
последняя надежда. Мать его была добрая и не умела отказывать, и она, может быть, и помогла бы ему, но нынче она была встревожена
болезнью меньшого, двухлетнего Пети. Она рассердилась на Митю за то, что он пришел и зашумел, и сразу отказала ему.
Помню, я приехал в Париж сейчас после тяжелой
болезни и все еще больной… и вдруг чудодейственно воспрянул. Ходил с утра до вечера по бульварам и улицам, одолевал довольно крутые подъемы — и не знал усталости. Мало того: иду однажды по бульвару и встречаю русского доктора Г., о котором мне было известно, что он в
последнем градусе чахотки (и, действительно, месяца три спустя он умер в Ницце). Разумеется, удивляюсь.
— Ах, у нее очень сложная
болезнь! — вывертывалась Юлия Матвеевна, и она уж, конечно, во всю жизнь свою не наговорила столько неправды, сколько навыдумала и нахитрила
последнее время, и неизвестно, долго ли бы еще у нее достало силы притворничать перед Сусанной, но в это время послышался голос Людмилы, которым она громко выговорила...
С отъездом Музы в кузьмищевском доме воцарилась почти полная тишина: игры на фортепьяно больше не слышно было; по вечерам не устраивалось ни карт, ни бесед в гостиной, что, может быть, происходило оттого, что в
последнее время Егор Егорыч, вследствие ли
болезни или потому, что размышлял о чем-нибудь важном для него, не выходил из своей комнаты и оставался в совершенном уединении.
Мы все, здесь стоящие, имели счастие знать его и быть свидетелями или слышать о его непоколебимой верности святому ордену, видели и испытали на себе, с какой отеческою заботливостью старался он утверждать других на сем пути, видели верность его в строгом отвержении всего излишнего, льстящего чувствам, видели покорность его неисповедимым судьбам божиим, преданность его в ношении самых чувствительных для сердца нашего крестов, которые он испытал в потере близких ему и нежно любимых людей; мы слышали о терпении его в
болезнях и страданиях
последних двух лет.
Да поможет бог и нам изгладить из сердец наших
последние следы того страшного времени, влияние которого, как наследственная
болезнь, еще долго потом переходило в жизнь нашу от поколения к поколению.
Но странное дело: из этих настоящих, сильных людей было несколько тщеславных до
последней крайности, почти до
болезни.
Восемнадцати лет она чуть не умерла от злокачественной лихорадки; потрясенный до основания, весь ее организм, от природы здоровый и крепкий, долго не мог справиться:
последние следы
болезни исчезли наконец, но отец Елены Николаевны все еще не без озлобления толковал об ее нервах.
Я объясняю себе эту
болезнь иначе, а именно тем нравственным переворотом, о котором говорено выше и который произошел в старике в
последнее время.
Последняя поездка Алексея Степаныча к отцу и к матери, его внезапная, как сами вы сказывали, опасная продолжительная
болезнь в деревне и перемена, когда он воротился, показали мне, что родители его не желают иметь меня невесткой.
Болезнь старого рыбака — если считать с того дня, когда он в
последний раз занимался промыслом, до той минуты, когда испустил
последний вздох, — продолжалась три недели.
— Вы видите, господа, что он действительно ненормален и опека необходима! Это началось с ним тотчас после смерти отца, которого он страстно любил, спросите слуг — они все знают о его
болезни. Они молчали до
последнего времени — это добрые люди, им дорога честь дома, где многие из них живут с детства. Я тоже скрывала несчастие — ведь нельзя гордиться тем, что брат безумен…
Упадышевский приказал мне написать, чтобы Марья Николавна не беспокоилась и сама не приезжала, что он отпустит меня с дядькой, может быть, ранее шести часов, потому что на
последние часы учитель, по
болезни, вероятно не придет, и что я могу остаться у ней до семи часов утра.
Хозяева поступили с моей матерью, как друзья, как родные: уложили ее на диван и заставили съесть что-нибудь, потому что
последние сутки она не пила даже чаю; дали ей какое-то лекарство, а главное уверили ее, что моя
болезнь чисто нервная и что в деревне, в своей семье, я скоро совершенно оправлюсь.
Выхожу я от Кати раздраженный, напуганный разговорами о моей
болезни и недовольный собою. Я себя спрашиваю: в самом деле, не полечиться ли у кого-нибудь из товарищей? И тотчас же я воображаю, как товарищ, выслушав меня, отойдет молча к окну, подумает, потом обернется ко мне и, стараясь, чтобы я не прочел на его лице правды, скажет равнодушным тоном: «Пока не вижу ничего особенного, но все-таки, коллега, я советовал бы вам прекратить занятия…» И это лишит меня
последней надежды.
Целый год ее томили голодом, чтобы удерживать развитие
болезни и облегчить ей
последний шаг в вечность.
Во всей природе видит дикарь человекоподобную жизнь, все явления природы производит от сознательного действия человекообразных существ Как он очеловечивает ветер, холод, жар (припомним нашу сказку о том, как спорили мужик-ветер, мужик-мороз, мужик-солнце, кто из них сильнее),
болезни (рассказы о холере, о двенадцати сестрах-лихорадках, о цынге;
последний — между шпицбергенскими промышленниками), точно так же очеловечивает он и силу случая.
Но я чувствую, что мне осталось уже немного дней. Рана моя закрылась, но грудь разрушается другой
болезнью: я знаю, что у меня чахотка. И третья, еще более страшная
болезнь помогает ей. Я ни на минуту не забываю Надежду Николаевну и Бессонова; страшные подробности
последнего дня вечно стоят перед моим душевным взором, и какой-то голос, не переставая, нашептывает мне на ухо о том, что я убил человека.
Во время его
болезни последние вещи его, убереженные от расхищения, пошли в залог; силы его почти не возвращались.