Неточные совпадения
И тут же не простили бы ему малейшего упущения в умственном развитии: если б он осмелился не прочесть
последнего французского или английского наделавшего шуму увража, не знал бы какой-нибудь новейшей политико-экономической аксиомы,
последнего фазиса в политике или важного
открытия в физике!
Но португальский король Иоанн II, радуясь
открытию нового, ближайшего пути в Индию, дал мысу Бурь нынешнее его название. После того посещали мыс, в 1497 году, Васко де Гама, а еще позже бразильский вице-король Франциско де Альмейда,
последний — с целью войти в торговые сношения с жителями. Но люди его экипажа поссорились с черными, которые умертвили самого вице-короля и около 70 человек португальцев.
Особым выдающимся торжеством явилось
открытие первой газеты в Заполье. Главными представителями этого органа явились Харченко и доктор Кочетов.
Последний даже не был пьян и поэтому чувствовал себя в грустном настроении. Говорили речи, предлагали тосты и составляли планы похода против плутократов. Харченко расчувствовался и даже прослезился. На торжестве присутствовал Харитон Артемьич и мог только удивляться, чему люди обрадовались.
В течение десяти минут он успел рассказать, прищуривая один косой глаз, что на
последней охоте одним выстрелом положил на месте щуку, зайца и утку, потом, что когда был в Петербурге, то открыл совершенно случайно еще не известную астрономам планету, но не мог воспользоваться своим
открытием, которое у него украл и опубликовал какой-то пройдоха, американский ученый, и, наконец, что когда он служил в артиллерии, то на одном смотру, на Марсовом поле, через него переехало восьмифунтовое орудие, и он остался цел и невредим.
Он где-то напечатал свою «Петлю» и, кроме того, какие-то стишки, —
последнее для меня было неожиданным
открытием.
— Хоть бы тем, что тот же спиритизм, — это великое
открытие последнего времени… (Бегушев прежде еще слышал, что Татьяна Васильевна сильно ударилась на эту сторону), — разве Россия, а не Европа выдумала его?
Он совершенно упускал из виду, что Гамлет слабое, нерешительное существо, на плечи которого сверхъестественная сила взвалила неподсильное бремя и который за постоянною рефлексией желает скрыть томящую его нерешительность; он не в состоянии рассмотреть, что иронически-холодное отношение Гамлета к Офелии явилось не вследствие какого-либо проступка со стороны
последней, а единственно потому, что, со времени рокового
открытия, ему не до мелочей женской любви.
Историческая наука недаром отделила
последние четыре столетия и существенным признаком этого отграничения признала великие изобретения и
открытия XV века. Здесь проявления усилий человеческой мысли дали жизни человечества совсем иное содержание и раз навсегда доказали, что общественные и политические формы имеют только кажущуюся самостоятельность, что они делаются шире и растяжимее по мере того, как пополняется и усложняется материал, составляющий их содержание.
Физиология непрерывным рядом Исследований и
открытий последнего времени довольно ясно уже показала несомненную связь нравственной жизни человека с устройством и развитием мозга, и очень жаль, что наша образованная публика доселе так мало интересуется результатами, добытыми с помощию естественных наук.
Напоминаю читателю, что мы в
последний раз видели этого находчивого юношу на улице, тотчас после того, как известный ему дворянский заседатель, пожертвовав сто рублей, хотел быть королем публики и, потрясенный этим
открытием, Пенькновский возымел намерение поцеловать Христю Альтанскую, а потом напиться глинтвейну.
Яркими красками описал он свой восторг по поводу встречи с не узнавшей его, но тотчас же узнанной им подругой его детских игр княжною Людмилой Васильевною Полторацкой,
открытие поразившего его ее самозванства, беседу с убийцей княгини и княжны Полторацких — Никитой, сцену с Татьяной Берестовой, смешное положение, в которое
последняя поставила его, мучения, которые переносил он от ее кокетства, и, наконец, решение обратиться к патеру Вацлаву за его чудодейственным средством.
Смерть ее знаменитого мужа произвела на нее ошеломляющее действие, особенно ввиду того, что за
последнее время она сделала тяжелые
открытия, пролившие иной свет на ее прошлое и окончательно убедившие ее в безусловной вине перед покойным супругом.
Несмотря на то что княжна Людмила Васильевна была предупреждена, как мы видели, своим сообщником Никитой относительно графа Иосифа Яновича Свянторжецкого, несмотря на решение заставить его молчать об его
открытии ценою каких бы то ни было жертв, молодая девушка все же была далеко не спокойна в те долгие дни ожидании визита графа, визита, с которым
последний, видимо, умышленно медлил.
Ее удерживало от этого с одной стороны нежелание усугублять и так глубокое горе матери, потерявшей в лице Федора Николаевича не только любимого мужа, но и искреннего друга, а с другой — она знала, что
открытие тайны ее супружеской жизни Дарье Алексеевне было равносильно неизбежности окончательно разрыва с мужем, на
последнее же Наталья Федоровна, как мы видели, еще не решалась.
По мере рассказа подруги, Наталья Федоровна постепенно приходила в себя. Это
открытие, почти циничное глумление молодой девушки над тем светлым прошлым, которое графиня оберегала от взгляда непосвященных посторонних людей, от прикосновения их грязных рук, как за
последнее время решила она, производило на нее ощущение удара кнутом, и от этой чисто физической боли притуплялась внутренняя нравственная боль, и она нашла в себе силы деланно-равнодушным тоном заметить, когда Бахметьева кончила свой рассказ.
Капочка, впрочем, не слыхала
последних слов графа Станислава Владиславовича. Она не выдержала сделанного ею, холодящего душу
открытия и лишилась чувств. Беззвучно сползла она со стула, как сидела, прислонив ухо к замочной скважине и несколько согнувшись.
По улыбке надменного торжества, игравшей на губах
последней при встрече с ним, он видел, что не только ее ставка в игре с графом выиграна, но что она догадывается, что эта ее победа далеко ему не приятна. Несколько, будто шутя, брошенных ею слов в разговор с ним окончательно его в этом убедили. Он понял, что это
открытие не пройдет ему даром со стороны мстительной женщины и не только отзовется на его дальнейшей судьбе, но и на участи горячо любимой им девушки Глаши.
Одно
открытие этого убило бы их, отравив
последние минуты этих «отжившись свой век идеалистов», как с иронией называл их единственный их сын.
Прошло несколько дней. Истинный и верный путь, к достижению желанных целей,
открытие которого было куплено княжной Маргаритой Дмитриевной такою дорогою ценою при
последнем свидании ее с Гиршфельдом в «старом парке», был пока известен ей лишь в общих чертах.
Успех по службе
последний справедливо приписывал самому себе; но все же отдавал должную дань своей супруге за
открытие ему той дороги, которая оказалась ему до того по способностям, как будто он родился полицейским чиновником.
Она с неподражаемым комизмом рассказала свое увлечение Николаем Павловичем Зарудиным, свою исповедь Наталье Федоровне, неудачное сватовство
последней и, наконец, неожиданное
открытие, что подруга приносила для нее в жертву свое собственное увлечение тем же Зарудиным.
Последние годы жизни императора Александра Павловича были омрачены горестными для его сердца
открытиями. Еще с 1816 года, по возвращении наших войск из заграничного похода, несколько молодых людей замыслили учредить у нас нечто подобное тем тайным политическим обществам, которые существовали тогда в Германии.
Что он был обманут, Александр Васильевич, как и все мужья, узнал
последний, через пять лет после свадьбы. Это
открытие произвело на него ошеломляющее действие, тем более что измена жены началась чуть ли не с первых месяцев супружества, когда он после медового месяца отправился из Москвы на театр военных действий.
«Обожаемый друг души моей», писал он. «Ничто кроме чести не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед
открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но — это
последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и всё любим тобою, я брошу всё и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Последние дни своего пребывания на земле Перегуд испытал высокое счастие верить в возможность лучшей жизни в этой юдоли смерти. Сам он ослаб, как кузнечик, доживший до осени, и давно был готов оторваться от стебля, как созревшая ягода; он еще думал об
открытиях, с которых должно начаться «обновление угасающего ума».