Неточные совпадения
К ногам злодея молча
пасть,
Как бессловесное созданье,
Царем быть отдану во власть
Врагу царя на поруганье,
Утратить жизнь — и с нею честь,
Друзей с собой на плаху весть,
Над гробом слышать их проклятья,
Ложась безвинным под топор,
Врага веселый встретить взор
И смерти кинуться в объятья,
Не завещая никому
Вражды
к злодею своему!..
— Никакого. С тех пор как я вам писал письмо, в ноябре месяце, ничего не переменилось. Правительство, чувствующее поддержку во всех злодействах в Польше, идет очертя голову, ни в грош не ставит Европу, общество
падает глубже и глубже. Народ молчит. Польское дело — не его дело, — у нас
враг один, общий, но вопрос розно поставлен.
К тому же у нас много времени впереди — а у них его нет.
Характерный случай выдался в Суслоне. Это была отчаянная вылазка со стороны Прохорова, именно
напасть на
врага в его собственном владении. Трудно сказать, какой тут был расчет, но все произошло настолько неожиданно, что даже Галактион смутился. Одно из двух: или Прохоров получил откуда-нибудь неожиданное подкрепление, или в отчаянии хотел погибнуть в рукопашной свалке. Важно было уже то, что Прохоров и
К° появились в самом «горле», как выражались кабатчики.
Зайца увидишь по большей части издали, можешь подойти
к нему близко, потому что лежит он в мокрое время крепко, по инстинкту зная, что на голой и черной земле ему, побелевшему бедняку, негде спрятаться от глаз
врагов своих, что даже сороки и вороны
нападут на него со всех сторон с таким криком и остервенением, что он в страхе не будет знать, куда деваться…
И тут-то исполнилось мое прошение, и стал я вдруг понимать, что сближается речейное: «Егда рекут мир,
нападает внезапу всегубительство», и я исполнился страха за народ свой русский и начал молиться и всех других, кто ко мне
к яме придет, стал со слезами увещевать, молитесь, мол, о покорении под нозе царя нашего всякого
врага и супостата, ибо близ есть нам всегубительство.
К брегам причалил тайный
враг,
Стрела выходит из колчана —
Взвилась — и
падает казак
С окровавленного кургана.
Потом дни через два отец свозил меня поудить и в Малую и в Большую Урему; он ездил со мной и в Антошкин
враг, где на самой вершине горы бил сильный родник и
падал вниз пылью и пеной; и
к Колоде, где родник бежал по нарочно подставленным липовым колодам; и в Мордовский
враг, где ключ вырывался из каменной трещины у подошвы горы; и в Липовый, и в Потаенный колок, и на пчельник, между ними находившийся, состоящий из множества ульев.
Дело шло о службе где-то в палате в губернии, о прокурорах и председателях, о кое-каких канцелярских интригах, о разврате души одного из повытчиков, о ревизоре, о внезапной перемене начальства, о том, как господин Голядкин-второй пострадал совершенно безвинно; о престарелой тетушке его, Пелагее Семеновне; о том, как он, по разным интригам
врагов своих, места лишился и пешком пришел в Петербург; о том, как он маялся и горе мыкал здесь, в Петербурге, как бесплодно долгое время места искал, прожился, исхарчился, жил чуть не на улице, ел черствый хлеб и запивал его слезами своими,
спал на голом полу и, наконец, как кто-то из добрых людей взялся хлопотать о нем, рекомендовал и великодушно
к новому месту пристроил.
Уж близко роковое поле.
Кому-то
пасть решит судьба?
Вдруг им послышалась стрельба;
И каждый миг всё боле, боле,
И пушки голос громовой
Раздался скоро за горой.
И вспыхнул князь, махнул рукою:
«Вперед! — воскликнул он, — за мною!»
Сказал и бросил повода.
Нет! так прекрасен никогда
Он не казался! повелитель,
Герой по взорам и речам,
Летел
к опасным он
врагам,
Летел, как ангел-истребитель;
И в этот миг, скажи, Селим,
Кто б не последовал за ним?
«Кто ты, змия? По льстивому напеву,
По красоте, по блеску, по глазам —
Я узнаю того, кто нашу Еву
Привлечь успел
к таинственному древу
И там склонил несчастную
к грехам.
Ты погубил неопытную деву,
А с нею весь адамов род и нас.
Мы в бездне бед невольно потонули.
Не стыдно ли?»
«Попы вас обманули,
И Еву я не погубил, а спас!»
«C
пас! от кого?»
«От бога»
«
Враг опасный!»
«Он был влюблен...
Явился он ровно за неделю до исчезновения Семена Ивановича, вместе с Ремневым-товарищем, приживал малое время в углах, рассказал, что страдает за правду, что прежде служил по уездам, что наехал на них ревизор, что пошатнули как-то за правду его и компанию, что явился он в Петербург и
пал в ножки
к Порфирию Григорьевичу, что поместили его, по ходатайству, в одну канцелярию, но что, по жесточайшему гонению судьбы, упразднили его и отсюда, затем что уничтожилась сама канцелярия, получив изменение; а в преобразовавшийся новый штат чиновников его не приняли, сколько по прямой неспособности
к служебному делу, столько и по причине способности
к одному другому, совершенно постороннему делу, — вместе же со всем этим за любовь
к правде и, наконец, по козням
врагов.
Почти все согласились со Смолокуровым. То было у всех на уме, что, ежели складочные деньги
попадут к Орошину, охулки на руку он не положит, — возись после с ним, выручай свои кровные денежки. И за то «слава Богу» скажешь, ежели свои-то из его лап вытянешь, а насчет барышей лучше и не думай… Марку Данилычу поручить складчину — тоже нельзя, да и никому нельзя. Кто себе
враг?.. Никто во грех не поставит зажилить чужую копейку.
Тигр простоял на месте еще минуты две, затем повернулся и, по временам оглядываясь назад, медленно пошел
к лесу. В это мгновение мимо нас свистнули две пули, но ни одна из них не
попала в зверя. Тигр сделал большой прыжок и в один миг очутился на высоком яру. Здесь он остановился, еще раз взглянул на своих
врагов и скрылся в кустарниках.
Кушая грибки и запивая их малагой, княгиня мечтала о том, как ее окончательно разорят и покинут, как все ее управляющие, приказчики, конторщики и горничные, для которых она так много сделала, изменят ей и начнут говорить грубости, как все люди, сколько их есть на земле, будут
нападать на нее, злословить, смеяться; она откажется от своего княжеского титула, от роскоши и общества, уйдет в монастырь, и никому ни одного слова упрека; она будет молиться за
врагов своих, и тогда все вдруг поймут ее, придут
к ней просить прощения, но уж будет поздно…
— Стыдись спрашивать, много ли числом
врагов! — возразил Иван. — Мы не привыкли считать их. Узнай только, где они! Теперь не трогайте же, отпустите его, — продолжал он. — Сохраните новгородское слово свято. Ведь он далеко не уйдет. Прощай, приятель, — обратился он
к пленнику. — Если увидишь своих, то кланяйся и скажи, что мы рады гостям и что у нас есть чем угостить их; да не прогневались бы тогда, когда мы незваными гостями нагрянем
к ним. В угоду или не в угоду, а рассчитывайся, чем
попало.
— Сто рублев счетом, — сказал он твердым голосом и
пал униженно пред своим
врагом — раз, другой. Тут он коварно, адски усмехнулся,
пал в третий раз. — То было княжее, а это мое, — сказал он, приложился
к ноге Хабара и оставил на ней кровавый, глубокий оттиск зубами. — Вот это мое пятно, — повторил он и адски захохотал. Недаром звали его Мамоном. Вскрикнул Хабар — так сильно был он поранен, и первым движением его было вырвать клок из бороды противника. Их тотчас розняли.
— Есть оружие острее всех мечей, убийственнее ружей и пушек, — это любовь
к отчизне, а мы с тобою и Ричардом не имеем в ней недостатка.
Падете вы оба, я сама явлюсь на поле битвы. Будет рука моя слаба, чтобы поражать
врагов, поведу, по крайней мере, своих воинов против притеснителей моей отчизны и одушевлю их собственным примером. Не в первый раз Польша видела своих дочерей во главе полков!
— Стыдись спрашивать, много ли числом
врагов! — возразил Иван. — Мы не привыкли считать их. Узнай только где они! Теперь не трогайте же, отпустите его, — продолжал он. — Сохраните новгородское слово свято. Ведь он далеко не уйдет. Прощай, приятель, — обратился он
к пленнику. — Если увидишь своих, то кланяйся им и скажи, что мы рады гостям и что у нас есть чем угостить их; да не прогневались бы тогда, когда мы незваными гостями нагрянем
к ним. В угоду или не в угоду, а рассчитывайся чем
попало.
Птичка, от страха перед своим
врагом кошкой, бьет крылышками и между тем обвороженная магнетическим током его глаз, притягивается
к нему и
попадает в его когти.
Вдруг зашумело что-то вверху; поднял голову Яков Потапович и видит — коршун громадный из поднебесья круги задает и прямо на княжну Евпраксию спускается. Выступил вперед Яков Потапович, заслонил собою дорогую спутницу и ждет
врага, прямо на него глядючи. Как камень
падает коршун сверху
к нему на грудь, клювом ударяет в самое сердце, да не успел глубоко острого клюва запустить, как схватил его добрый молодец за самую шею и сжал, что есть силы, правой рукой.
Люди преданные
пали, судятся как государственные преступники.
Враги торжествуют. Великий князь настроен крайне враждебно. Будущее было очень мрачно. Одно средство выйти из тяжкого положения — это обратиться прямо
к Елизавете Петровне, которая очень добра, которая не переносит вида чужих слез и которая очень хорошо знает и понимает положение Екатерины в семье.
Певец
Сей кубок мщенью! други, в строй!
И
к небу грозны длани!
Сразить иль
пасть! наш роковой
Обет пред богом брани.
Вотще, о
враг, из тьмы племён
Ты зиждешь ополченья:
Они бегут твоих знамён
И жаждут низложенья.
Сокровищ нет у нас в домах;
Там стрелы и кольчуги;
Мы села — в пепел; грады — в прах;
В мечи — серпы и плуги.
Злодей! он лестью приманил
К Москве свои дружины;
Он низким миром нам грозил
С кремлёвския вершины.
«Пойду по стогнам с торжеством!
Пойду… и всё восплещет!
И в прах
падут с своим царём!..»
Пришёл… и сам трепещет;
Подвигло мщение Москву:
Вспылала пред
врагамиИ грянулась на их главу
Губящими стена́ми.
Усмехнулась царица, видит —
враг неопасный. Приказала Левонтия пока что в баню посадить, караульную девушку
к нему приставить. А королевича на крыльце против себя посадила мотать шерсть. Куда ж его, такого сахарного, сторожить, и сама управится. Сидит Левонтий в бане в полной прохладе, с отчаянной скуки палочку строгает, досада его грызет, аж в глазах рябит. Ишь ты, дело какое! В бабий полон
попали, хочь никому и не сказывай.