Неточные совпадения
Но на другой день, с утра, он снова помогал ей устраивать квартиру. Ходил со Спиваками обедать в ресторан городского сада, вечером пил с ними чай, затем к мужу пришел усатый
поляк с виолончелью и гордо выпученными глазами сазана, неутомимая Спивак предложила Климу показать ей город, но когда он пошел переодеваться,
крикнула ему в окно...
— Что вам надо? — грозно
крикнул большой толстый
поляк по-русски. Dadais выждал.
— А, вот он, университет! Вот он, я вижу, сидит в этих словах! —
кричал Александр Иваныч. — Это гуманность наша, наш космополитизм, которому все равно, свой или чужой очаг.
Поляки, сударь, вторгались всегда в нашу историю: заводилась ли крамола в царском роде — они тут; шел ли неприятель страшный, грозный, потрясавший все основы народного здания нашего, — они в передних рядах у него были.
Если бы так
крикнул кто теперь в большом американском городе, то, наверное, ему отозвался бы кто-нибудь из толпы, потому что в последние годы корабль за кораблем привозит множество наших:
поляков, духоборов, евреев.
«Гайдамаки» читает и
кричит: «Будем, будем резать тату!» Я уж и окна велел позатворять… против
поляков это, знаете, не безопасно, — и после целую неделю лопатой голос из комнаты выгребали — столько он накричал.
— Неправда, не верьте ему! —
закричал поляк, обращаясь к казакам. — Это клевета!.. Копычинского не только Лисовский, но и сам черт не смел бы ударить нагайкою: он никого не боится!
— Ай да молодец, Нагиба! —
закричали поляки. — Ну, выводи скорее пленных!
— Мы все тебя об этом просим! —
закричали поляки.
— Виват! —
закричали поляки.
Пока хозяйка вздувала огонь, а хозяин слезал с полатей, нетерпение вновь приехавших дошло до высочайшей степени; они стучали в ворота, бранили хозяина, а особливо один, который испорченным русским языком, примешивая ругательства на чистом польском, грозился сломить хозяину шею. На постоялом дворе все, кроме Юрия, проснулись от шума. Наконец ворота отворились, и толстый
поляк, в провожании двух казаков, вошел в избу. Казаки, войдя, перекрестились на иконы, а
поляк, не снимая шапки,
закричал сиповатым басом...
— Ой ли! Эй, слушай-ка, пан! —
закричал Кирша вслед
поляку, который спешил уйти в избу. — У какого москаля отбил ты свою саблю?.. Ушел!.. Как он к вам попался?
— Цо то есть? —
закричал поляк. — Ах ты лайдак! Как же ты говорил, что у тебя нет съестного?
— Иезус, Мария! —
закричал поляк, стараясь спрятать под стол свою обритую голову. — Ступайте вон!.. ступайте вон!..
— Рубите этого разбойника! —
закричал поляк, пятясь к дверям. — Рубите в мою голову!
— Ага, лайдак! попался! —
закричал один из
поляков, вырывая у него из рук винтовку.
— Поздравляем, пан Нагиба! —
закричали с громким хохотом
поляки. — Подцепил красотку!
— Ступайте вон, злодеи! ступайте вон! — продолжал
кричать поляк, закрывая руками глаза, чтоб не видеть конца пистолета, который в эту минуту казался ему длиннее крепостной пищали.
Быстрым движением руки Юрий, подвинув вперед стол, притиснул к стене
поляка и, обернувшись назад,
закричал казакам...
— Телеграмма, ясновельможный пан! —
крикнул поляк и, почти маршем подойдя к князю, подал ему телеграмму, а потом, тем же маршем отступя назад, стал в дверях.
Накушавшись, обыватель в синих панталонах, изнеможенный, изнуренный, спотыкаясь от лени и излишней сытости, идет через улицу к себе и в бессилии опускается на свою лавочку. Он борется с дремотой и комарами и поглядывает вокруг себя с таким унынием, точно с минуты на минуту ожидает своей кончины. Его беспомощный вид окончательно выводит Ляшкевского из терпения.
Поляк высовывается из окна и, брызжа пеной,
кричит ему...
Поляк первый обнаружил к нему самое большее и даже трогательное участие. Забывая свое уединенное и вполне невыгодное, нерасполагающее положение, он с выражением какого-то заразительного ужаса
закричал...
Но
поляк с удивительною силою отбросил офицеров, а полковнику
крикнул в ответ...
— Виват! — также восторженно
кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтоб увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа, и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что-то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.