Неточные совпадения
А как ты запирался с
учителем математики, хотел непременно добиться, зачем тебе знать круги и квадраты, но на
половине бросил и не добился?
Этот страшный
учитель, у которого на кафедре всегда лежало два пучка розг и
половина слушателей стояла на коленях, сделал Ивана Федоровича аудитором, [Аудитор — старший ученик, помогающий
учителю.] несмотря на то что в классе было много с гораздо лучшими способностями.
Вскоре Игнатович уехал в отпуск, из которого через две недели вернулся с молоденькой женой. Во втором дворе гимназии было одноэтажное здание, одну
половину которого занимала химическая лаборатория. Другая
половина стояла пустая; в ней жил только сторож, который называл себя «лабаторщиком» (от слова «лабатория»). Теперь эту
половину отделали и отвели под квартиру
учителя химии. Тут и водворилась молодая чета.
Учитель продолжал громко вызывать учеников по списку, одного за другим; это была в то же время перекличка: оказалось, что
половины учеников не было в классе.
Первую
половину вопроса статский советник признал правильною и, дабы удовлетворить потерпевшую сторону, обратился к уряднику, сказав: это все ты, каналья, сплетни разводишь! Но относительно проторей и убытков вымолвил кратко: будьте и тем счастливы, чего бог простил! Затем, запечатлев урядника, проследовал в ближайшее село, для исследования по доносу тамошнего батюшки, будто местный сельский
учитель превратно толкует события, говоря: сейте горохи, сажайте капусту, а о прочем не думайте!
Родильница была жена деревенского
учителя, а пока мы по локоть в крови и по глаза в поту при свете лампы бились с Пелагеей Ивановной над поворотом, слышно было, как за дощатой дверью стонал и мотался по черной
половине избы муж.
С этой минуты все свободные часы я должен был сидеть в зале за одним из роялей, между прочим и с 11-ти до
половины двенадцатого утра, когда к специальной закуске собирались
учителя.
В 1784 году, по освидетельствованию частных пансионов в Петербурге, оказалось, что во всех их 72
учителя, из которых только 20 русских, и из всего числа
половина —
учители танцев и рисования («Янкович ди Мириево» Воронова).
Сын. Да знаешь ли ты, каковы наши французские
учители? Даром, что большая из них
половина грамоте не знает, однако для воспитания они предорогие люди; ведаешь ли ты, что я — я, которого ты видишь, — я до отъезду моего в Париж был здесь на пансионе у французского кучера.
Учитель не все свои деньги пропивал; по крайней мере
половину их он тратил на детей Въезжей улицы. Бедняки всегда детьми богаты; на этой улице, в ее пыли и ямах, с утра до вечера шумно возились кучи оборванных, грязных и полуголодных ребятишек.
— Один, два, три… — считал Аристид Фомич, — итого нас тринадцать; нет
учителя… ну, да еще кое-какие архаровцы подойдут. Будем считать двадцать персон. По два с
половиной огурца на брата, по фунту хлеба и мяса… недурно! Водки приходится по бутылке… Есть кислая капуста, яблоки и три арбуза. Спрашивается, какого дьявола еще нужно вам, друзья мои, мерзавцы. Итак, приготовимся же пожирать Егорку Вавилова, ибо всё это — кровь и плоть его!
Этот вечер был, как мгновенный свет в темноте, после которого долго еще мреют в глазах яркие плывущие круги. На целую
половину января хватило у фельдшера и
учителя вечерних разговоров о новогодье у отца Василия.
Чего она понимает? Теперь он квит с кирюшинскими: когда у него плотину чуть не размыло и они её крепили —
половину своего воротили назад: по три целковых за день на рыло содрали с него. Война! Сплошал — и кончено, — крышка тебе. Да… Учитель-то при этом присутствовал.
— Воротитесь… Мы должны… — появился
учитель у окна. Он высунулся до
половины на улицу, держась одной рукой за косяк, а другой сильно жестикулируя.
— Ну, брат Андрюша, вставай! просыпайся! — разбудил
учителя Хвалынцев, вернувшись к нему в
половине десятого: — дело всерьез пошло!.. Как ни глупо, а драться, кажись, и взаправду придется.
Объявление, положенное на столе сборной учительской комнаты, извещало господ
учителей об экстренном заседании совета гимназии, которое имеет быть сегодня, в два с
половиною часа пополудни.
Учителя более или менее знали уже, о чем пойдет речь на этом заседании.
В
половине третьего, по окончании классов, когда гурьба гимназистов с гамом и шумом высыпала на улицу,
учителя собрались в конференц-залу, по стенам которой стояли высокие шкафы с чучелами птиц и моделями зверей; на шкафах — глобусы и семь мудрецов греческих; на столах и в витринах около окон — электрические и пневматические машины, вольтов столб, архимедов винт, лейденские банки, минералогические и археологические коллекции.
Тогда, то есть во второй
половине 60-х годов, не было никаких теоретических предметов: ни по истории драматической литературы, ни по истории театра, ни по эстетике. Ходил только
учитель осанки, из танцовщиков, да и то никто не учился танцам. Такое же отсутствие и по части вокальных упражнений, насколько они необходимы для выработки голоса и дикции.
И все это шло как-то само собой в доме, где я рос один, без особенного вмешательства родных и даже гувернеров. Факт тот, что если физическая сторона организма мало развивалась — но далеко не у всех моих товарищей, то голова работала. В сущности, целый день она была в работе. До двух с
половиной часов — гимназия, потом частные
учителя, потом готовиться к завтрашнему дню, а вечером — чтение, рисование или музыка, кроме послеобеденных уроков.