Неточные совпадения
Деревня Нотохоуза — одно из самых старых китайских поселений в Уссурийском крае. Во времена Венюкова (1857 год) сюда со всех сторон стекались золотопромышленники, искатели женьшеня, охотники и звероловы. Старинный путь, которым уссурийские манзы сообщались с
постом Ольги, лежал именно здесь. Вьючные караваны их
шли мимо Ното по реке Фудзину через Сихотэ-Алинь
к морю. Этой дорогой предстояло теперь пройти и нам.
Я велел подбросить дров в костер и согреть чай, а сам принялся его расспрашивать, где он был и что делал за эти 3 года. Дерсу мне рассказал, что, расставшись со мной около озера Ханка, он пробрался на реку Ното, где ловил соболей всю зиму, весной перешел в верховья Улахе, где охотился за пантами, а летом отправился на Фудзин,
к горам Сяень-Лаза. Пришедшие сюда из
поста Ольги китайцы сообщили ему, что наш отряд направляется
к северу по побережью моря. Тогда он
пошел на Тадушу.
На следующий день мы расстались с золотоискателем. Он
пошел назад
к перевалу, а мы направились
к реке Сыдагоу и оттуда обратно в
пост Ольги.
Характер растительности был тот же самый, что и около
поста Ольги. Дуб, береза, липа, бархат, тополь, ясень и ива росли то группами, то в одиночку. Различные кустарники, главным образом, леспедеца, калина и таволга, опутанные виноградом и полевым горошком, делали некоторые места положительно непроходимыми, в особенности если
к ним еще примешивалось чертово дерево.
Идти по таким кустарникам в жаркий день очень трудно. Единственная отрада — ручьи с холодною водою.
К счастью, попались аинские рыбачьи юрты, он приютился в одной из них, а своего возницу
послал во Владимировку, где тогда жили вольные поселенцы; эти приехали за ним и доставили его еле живого в Корсаковский
пост.
Сначала строят селение и потом уже дорогу
к нему, а не наоборот, и благодаря этому совершенно непроизводительно расходуется масса сил и здоровья на переноску тяжестей из
поста, от которого
к новому месту не бывает даже тропинок; поселенец, навьюченный инструментом, продовольствием и проч.,
идет дремучею тайгой, то по колена в воде, то карабкаясь на горы валежника, то путаясь в жестких кустах багульника.
Переночевавши в де-Кастри, мы на другой день, 10 июля, в полдень
пошли поперек Татарского пролива
к устью Дуйки, где находится Александровский
пост.
В высокоторжественные дни он и его секретари, в полной парадной форме, из пади Кусун-Котан
идут в
пост к начальнику округа и поздравляют его с праздником; г.
Они ограничивались только тем, что распускали среди айно сплетни про русских и хвастали, что они перережут всех русских, и стоило русским в какой-нибудь местности основать
пост, как в скорости в той же местности, но только на другом берегу речки, появлялся японский пикет, и, при всем своем желании казаться страшными, японцы все-таки оставались мирными и милыми людьми:
посылали русским солдатам осетров, и когда те обращались
к ним за неводом, то они охотно исполняли просьбу.
Варвара Ивановна начала плачевную речь, в которой призывалось великодушное вмешательство начальства, упоминалось что-то об обязанностях старших
к молодости, о высоком
посте лица, с которым
шло объяснение, и, наконец, об общественном суде и слезах бедных матерей.
По случаю войны здесь все в ужасной агитации — и ты знаешь, вероятно, из газет, что нашему бедному Севастополю угрожает сильная беда; войска наши, одно за другим,
шлют туда; мужа моего тоже
посылают на очень важный
пост — и поэтому
к нему очень благосклонен министр и даже спрашивал его, не желает ли он что-нибудь поручить ему или о чем-нибудь попросить его; муж, разумеется, сначала отказался; но я решилась воспользоваться этим — и моему милому Евгению Петровичу вдула в уши, чтобы он попросил за тебя.
Постом пошли рауты; но Братцевы выезжали не часто, потому что
к ним начал ездить князь Сампантрё. Наконец, на святой, он приехал утром, спросил Софью Михайловну и открылся ей. Верочка в это время сидела в своем гнездышке (un vrai nid de colibri [настоящее гнездышко колибри (франц.)]), как вдруг maman, вся взволнованная, вбежала
к ней.
Он, во-первых, начался раковым супом с осетровыми хрящиками из молодых живых осетров,
к которому поданы были пирожки с вязигой и налимьими печенками, а затем
пошло в том же изысканном тоне, и только надобно заметить, что все блюда были, по случаю первой недели великого
поста, рыбные.
Великим
постом меня заставили говеть, и вот я
иду исповедоваться
к нашему соседу, отцу Доримедонту Покровскому. Я считал его человеком суровым и был во многом грешен лично перед ним: разбивал камнями беседку в его саду, враждовал с его детьми, и вообще он мог напомнить мне немало разных поступков, неприятных ему. Это меня очень смущало, и, когда я стоял в бедненькой церкви, ожидая очереди исповедоваться, сердце мое билось трепетно.
— Как чужие? Ведь Анна Петровна — моя сестра, родная сестра. Положим, мы видимся очень редко, но все-таки сестра… У вас нет сестры-девушки? О, это очень ответственный
пост… Она делает глупость, — я это сказала ей в глаза. Да… Она вас оскорбила давеча совершенно напрасно, — я ей это тоже высказала. Вы согласны? Ну, значит, вам нужно
идти к ней и извиниться.
Они сами начали снимать театры, сами играли главные роли и сильно сбавили оклады. Время
шло. Избалованная публика, привыкшая
к богатой обстановке пьес при помещиках-антрепренерах, меньше и меньше посещала театры, а общее безденежье, тугие торговые дела и неурожай довершили падение театров. Дело начало падать. Начались неплатежи актерам, между последними появились аферисты, без гроша снимавшие театры;
к довершению всех бед великим
постом запретили играть.
Приходская церковь была в шести верстах, в Косогорове, и в ней бывали только по нужде, когда нужно было крестить, венчаться или отпевать; молиться же ходили за реку. В праздники, в хорошую погоду, девушки наряжались и уходили толпой
к обедне, и было весело смотреть, как они в своих красных, желтых и зеленых платьях
шли через луг; в дурную же погоду все сидели дома. Говели в приходе. С тех, кто в Великом
посту не успевал отговеться, батюшка на Святой, обходя с крестом избы, брал по 15 копеек.
Мышлаевский. Сменили сегодня,
слава тебе, Господи! Пришла пехотная дружина. Скандал я в штабе на
посту устроил. Жутко было! Они там сидят, коньяк в вагоне пьют. Я говорю, вы, говорю, сидите с гетманом во дворце, а артиллерийских офицеров вышибли в сапогах на мороз с мужичьем перестреливаться! Не знали, как от меня отделаться. Мы, говорят, командируем вас, капитан, по специальности в любую артиллерийскую часть. Поезжайте в город… Алеша, возьми меня
к себе.
Заметно мне, что в Нижнем что-то зреет.
Все замолчало, как
постом великим;
На всем какое-то говенье видно;
Бледнеют лица, а глаза сияют.
Но что же может сделать этот люд?
Пойти к Москве нестройною оравой
И умирать иль разбегаться розно
От польских латников. Пускай
идут,
Попробуют, а нам просторней будет.
А если здесь не тяга, я в Казань;
Там Никанор Шульгин — большой приятель.
Да что ж он держит моего холопа,
Павлушку!
Сначала в карауле все
шло хорошо:
посты распределены, люди расставлены, и все обстояло в совершенном порядке. Государь Николай Павлович был здоров, ездил вечером кататься, возвратился домой и лег в постель. Уснул и дворец. Наступила самая спокойная ночь. В кордегардии тишина. Капитан Миллер приколол булавками свой белый носовой платок
к высокой и всегда традиционно засаленной сафьянной спинке офицерского кресла и сел коротать время за книгой.
И женят таким образом парня в мясоед, между рождеством и масленицей. Но как пришел великий
пост, так и начали молодого в Питер сбирать: прибрали попутчиков, привязал он
к спине котомку и
пошел, а там, месяца через два, и поотпишет что-нибудь, вроде того...
Он встал, хотел было долго и сладко потянуться уставшим телом, но вспомнил, что в
пост грех это делать, и сдержался. Быстро потерев рукой об руку, точно при умыванье, он опять присел
к столу и развернул ветхую записную книжку с побуревшими от частого употребления нижними концами страниц. Вслед за записями крахмального белья, адресами и днями именин, за графами прихода и расхода
шли заметки для памяти, написанные бегло, с сокращениями в словах, но все тем же прекрасным писарским почерком.
— Как же будет у нас? — продолжал Патап Максимыч. — Благословляй, что ли, свят муж,
к ловцам
посылать?.. Рыбешка здесь редкостная, янтарь янтарем… Ну, Яким Прохорыч, так уж и быть, опоганимся, да вплоть до Святой и закаемся… Право же говорю, дорожным людям
пост разрешается… Хоть Манефу спроси… На что мастерица
посты разбирать, и та в пути разрешает.
— Я уверен, что вы, Андрей Николаевич, распорядитесь не хуже меня в случае какого-нибудь несчастья…
Слава богу, мы друг друга знаем. Но в данном случае я не могу уйти… Ведь я рискнул
идти полным ходом в этот дьявольский туман, и, следовательно, я один должен нести ответственность за все последствия моего решения и быть безотлучно на своем
посту… Вы ведь поймете меня и не объясните мое упорство недоверием
к вам, Андрей Николаевич!
Из Владивостока Н. М. Пржевальский
пошел по побережью моря на реку Сучан, реку Судзухе и далее
к посту Ольги и
к заливу Владимира.
С 1888 по 1894 год горный инженер Д. Л. Иванов производил ряд геологических изысканий в Новокиевском и Барабашском районах и по рекам Суйфуну, Супутинке, Майхе, Сучану и Судзухе. Потом он
пошел по реке Лефу на Улахе и далее через Сихотэ-Алинь
к посту Ольги. Остается упомянуть еще об одном его маршруте — именно вдоль морского побережья от села Шкотово, по рекам Таудими, Сучану, Судзухе и Таухе.
Еще через год (в 1870 году) горный инженер И. Боголюбский в поисках рудных месторождений
пошел по реке Уссури
к Владивостоку, оттуда тропой на реку Сучан и на реку Ванчин и побывал в заливе Ольги, Собрав сведения о землях прибрежного района
к северу от Ольгинского
поста, он в сопровождении китайцев сделал попытку проникнуть на реку Тетюхе, но его проводник-китаец умышленно или нечаянно заблудился, и он; не дойдя до намеченного пункта семи километров, повернул назад.
— Ладно… Прихожу
к Присвистову… Молодые и гости после венца фрукты трескают. В ожидании танцев
иду к своему
посту — роялю — и сажусь.
— Расскажите, пожалуйста, голубчик! Вот хоть этакая история, и то
слава Богу. Немножко языки почешут. А то верите… Вот по осени вернешься из-за границы, такая бодрость во всех жилах, есть о чем покалякать, что рассказать… И чем дальше, тем хуже.
К Новому году и говорить-то никому уж не хочется друг с другом; а
к посту ходят, как мухи сонные. Так как же это Калакуцкий-то?
— А я, говорит, допрежде тебя рапорт
пошлю, что, мол, оставил я, при переезде на квартире, в доме титулярного советника Подобедова пост-пакет с донесениями
к разным министрам, пакеты с надписью «секретно» да сто тысяч казенных денег… И он-де, титулярный советник Подобедов, тот пост-пакет похитил… Что тогда скажешь? А?
Челны причалили
к косе, на которой тотчас зажглись костры,
пошел пар от казацкого варева, и люди, подкрепившись, улеглись спать, только для формы поставив сторожевые
посты, так как кругом были только песок и вода и неоткуда было ожидать нападения.
До Львова я доехал и все держал
пост дорогой, а дальше
пошел пешком, чтобы как можно лучше себя приготовить
к беседе с святым человеком.