Неточные совпадения
Отойдя от бивака километра четыре, я нашел маленькую тропинку и
пошел по ней
к лесу. Скоро я заметил, что ветки деревьев стали хлестать меня по лицу. Наученный опытом, я понял, что тропа эта зверовая, и, опасаясь, как бы она не завела меня куда-нибудь далеко в сторону, бросил ее и
пошел целиной. Здесь я долго бродил по
оврагам, но ничего не нашел.
Мы
пошли: Бирюк впереди, я за ним. Бог его знает, как он узнавал дорогу, но он останавливался только изредка, и то для того, чтобы прислушиваться
к стуку топора. «Вишь, — бормотал он сквозь зубы, — слышите? слышите?» — «Да где?» Бирюк пожимал плечами. Мы спустились в
овраг, ветер затих на мгновенье — мерные удары ясно достигли до моего слуха. Бирюк глянул на меня и качнул головой. Мы
пошли далее по мокрому папоротнику и крапиве. Глухой и продолжительный гул раздался…
Едва мы поднялись наверх, как сразу увидели, в чем дело. Из-за гор, с правой стороны Мутухе, большими клубами подымался белый дым. Дальше, на севере, тоже курились сопки. Очевидно, пал уже успел охватить большое пространство. Полюбовавшись им несколько минут, мы
пошли к морю и, когда достигли береговых обрывов, повернули влево, обходя глубокие
овраги и высокие мысы.
Тропа
идет через эти
овраги, но затем круто поворачивает
к болоту.
Пока человек
идет скорым шагом вперед, не останавливаясь, не задумываясь, пока не пришел
к оврагу или не сломал себе шеи, он все полагает, что его жизнь впереди, свысока смотрит на прошедшее и не умеет ценить настоящего. Но когда опыт прибил весенние цветы и остудил летний румянец, когда он догадывается, что жизнь, собственно, прошла, а осталось ее продолжение, тогда он иначе возвращается
к светлым,
к теплым,
к прекрасным воспоминаниям первой молодости.
Раз кто-то уже, видно, сжалился над ней, посоветовал
идти к колдунье, жившей в Медвежьем
овраге, про которую ходила
слава, что умеет лечить все на свете болезни.
И для этого решился украсть месяц, в той надежде, что старый Чуб ленив и не легок на подъем,
к дьяку же от избы не так близко: дорога
шла по-за селом, мимо мельниц, мимо кладбища, огибала
овраг.
Тогда я условился, что буду ждать их около второго мыса. Мы расстались; туземцы
пошли назад по
оврагу, а я по намывной полосе прибоя. Как и надо было ожидать,
к указанному мысу я пришел раньше их часа на два.
Солдат понял, что тут что-то неладно. Незачем было Ивану Миронову ходить рано утром по казенному лесу. Солдат вернулся и стал шарить по лесу. Около
оврага он услыхал лошадиное фырканье и
пошел потихоньку,
к тому месту, откуда слышал. В
овраге было притоптано, и был лошадиный помет.
Бычура, который был позади в засаде и
шел к нам на подмогу, повстречался с ним в
овраге; его, как предателя, застрелил, а барышню вместе с ее сенной девушкою поворотил назад.
Было молчанье. И в молчанье осторожно, чтобы не шуметь, поднялся Жегулев и тихонько побрел на свое гордо — одинокое атаманское место. А через полчасика
к тому же заповедному месту подобрался Еремей,
шел тихо и как будто невнимательно, покачиваясь и пробуя на зуб травинку. Присел возле Саши и, вытянув шею, поверх куста заглянул для какой-то надобности в глухой
овраг, где уже густились вечерние тени, потом кивнул Саше головой и сказал просто и мягко...
На самом краю сего
оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает в глубокой яме, как уж в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут
идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому, в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная
к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она
идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она
идет назад, параллельно верхней своей части, и в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет в стенах своих четыре впадины в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением, в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
В таких разговорах пролетел час: они встали и
пошли на восток, углубляясь в лес более и более… вот подошли
к оврагу, и Юрий заметил изломанные ветви и следы человека на сухих и гнилых листьях, коими усеяна была земля...
Дьякон Тарас, всегда тяготевший
к лесам и лугам, предложил бывшим людям
идти в поле, в один
овраг и там, на лоне природы, распить водку Вавилова. Но ротмистр и все остальные единодушно обругали и дьякона и природу, решив пить у себя на дворе.
Сажени на три от того места, где он скатился, он с трудом вылез на четвереньках на гору и
пошел по краю
оврага к тому месту, где должна была быть лошадь.
В самых последних числах июня, когда наши экзамены приходили
к окончанию, воротился я из университета на свою квартиру и по какому-то странному побуждению, еще не пообедав, взял рампетку и, несмотря на палящий зной,
пошел в
овраги, находившиеся неподалеку от моего флигеля.
Он поиграл с ними на расчищенном току, поел овса из начатой кладушки, взобрался по крыше, занесенной снегом, на овин и через плетень
пошел назад
к своему
оврагу.
Не спеша, они сошли
к мосту, спустились в
овраг и побежали по бело-каменистому руслу вверх.
Овраг мелел и круто сворачивал в сторону. Они выбрались из него и по отлогому скату быстро
пошли вверх,
к горам, среди кустов цветущего шиповника и корявых диких слив. Из-за куста они оглянулись и замерли: на шоссе, возле трупов, была уже целая куча всадников, они размахивали руками, указывали в их сторону. Вдоль
оврага скакало несколько человек.
Пошел за ним. Князь отдал приказание, чтобы никто не смел входить в сад до нашего возвращенья. Пройдя большой сад, мы перешли мост, перекинутый через
овраг, и подошли
к «Розовому павильону». У входа в тот павильон уже лежали два лома, две кирки, несколько восковых свеч и небольшой красного дерева ящик. Князь на рассвете сам их отнес туда.
Спустился я снова в
овраг,
пошел к месту пожарища.
Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по
оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно
пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.