Неточные совпадения
— Ничего, ладно, настрыкается, — продолжал старик. — Вишь,
пошел… Широк ряд берешь, умаешься…
Хозяин, нельзя, для себя старается! А вишь подрядье-то!
За это нашего брата по горбу бывало.
За нею
шел ее
хозяин, покуривая из маленькой кабардинской трубочки, обделанной в серебро.
И опять по обеим сторонам столбового пути
пошли вновь писать версты, станционные смотрители, колодцы, обозы, серые деревни с самоварами, бабами и бойким бородатым
хозяином, бегущим из постоялого двора с овсом в руке, пешеход в протертых лаптях, плетущийся
за восемьсот верст, городишки, выстроенные живьем, с деревянными лавчонками, мучными бочками, лаптями, калачами и прочей мелюзгой, рябые шлагбаумы, чинимые мосты, поля неоглядные и по ту сторону и по другую, помещичьи рыдваны, [Рыдван — в старину: большая дорожная карета.] солдат верхом на лошади, везущий зеленый ящик с свинцовым горохом и подписью: такой-то артиллерийской батареи, зеленые, желтые и свежеразрытые черные полосы, мелькающие по степям, затянутая вдали песня, сосновые верхушки в тумане, пропадающий далече колокольный звон, вороны как мухи и горизонт без конца…
Хозяйка уже изъявила было готовность
послать за пуховиками и подушками, но
хозяин сказал: «Ничего, мы отдохнем в креслах», — и хозяйка ушла.
Он знак подаст — и все хлопочут;
Он пьет — все пьют и все кричат;
Он засмеется — все хохочут;
Нахмурит брови — все молчат;
Так, он
хозяин, это ясно:
И Тане уж не так ужасно,
И любопытная теперь
Немного растворила дверь…
Вдруг ветер дунул, загашая
Огонь светильников ночных;
Смутилась шайка домовых;
Онегин, взорами сверкая,
Из-за стола гремя встает;
Все встали: он к дверям
идет.
Иван.
За десять разобрать можно-с… Да и ходко
идет, сейчас видно, что с
хозяином.
Хозяин, родом яицкий казак, казался мужик лет шестидесяти, еще свежий и бодрый. Савельич внес
за мною погребец, потребовал огня, чтоб готовить чай, который никогда так не казался мне нужен.
Хозяин пошел хлопотать.
Иван Кузмич, оставшись полным
хозяином, тотчас
послал за нами, а Палашку запер в чулан, чтоб она не могла нас подслушать.
За ним так же торопливо и озабоченно
шли другие видные члены «Союза русского народа»: бывший парикмахер, теперь фабрикант «искусственных минеральных вод» Бабаев; мясник Коробов; ассенизатор Лялечкин; банщик Домогайлов;
хозяин скорняжной мастерской Затиркин, непобедимый игрок в шашки, человек плоскогрудый, плосколицый, с равнодушными глазами.
— Вы, по обыкновению, глумитесь, Харламов, — печально, однако как будто и сердито сказал
хозяин. — Вы — запоздалый нигилист, вот кто вы, — добавил он и пригласил ужинать, но Елена отказалась. Самгин
пошел провожать ее. Было уже поздно и пустынно, город глухо ворчал, засыпая. Нагретые
за день дома, остывая, дышали тяжелыми запахами из каждых ворот. На одной улице луна освещала только верхние этажи домов на левой стороне, а в следующей улице только мостовую, и это раздражало Самгина.
Кстати, не знаю наверно даже до сего дня, подкупили они Петра Ипполитовича, моего
хозяина, или нет, и получил ли он от них хоть сколько-нибудь тогда
за услуги или просто
пошел в их общество для радостей интриги; но только и он был
за мной шпионом, и жена его — это я знаю наверно.
Я заплатил шиллинг и
пошел к носилкам; но
хозяин лавочки побежал
за мной и совал мне всю связку.
Хозяин осмотрел каждый уголок; нужды нет, что хлеб еще на корню, а он прикинул в уме, что у него окажется в наличности по истечении года, сколько он
пошлет сыну в гвардию, сколько заплатит
за дочь в институт.
Мы, один
за одним, разошлись по своим комнатам, а гость
пошел к
хозяевам, и мы еще долго слышали, как он там хныкал, вздыхал и как раздавались около него смех и разговоры.
Следующие 3 дня провели
за починкой обуви. Прежде всего я позаботился доставить продовольствие Н.А. Пальчевскому, который собирал растения в окрестностях бухты Терней. На наше счастье, в устье Тютихе мы застали большую парусную лодку, которая
шла на север. Дерсу уговорил
хозяина ее, маньчжура Хэй Бат-су [Хэй-ба-тоу — черный лодочник.], зайти в бухту Терней и передать Н.А. Пальчевскому письма и 2 ящика с грузом.
Похороны совершились на третий день. Тело бедного старика лежало на столе, покрытое саваном и окруженное свечами. Столовая полна была дворовых. Готовились к выносу. Владимир и трое слуг подняли гроб. Священник
пошел вперед, дьячок сопровождал его, воспевая погребальные молитвы.
Хозяин Кистеневки последний раз перешел
за порог своего дома. Гроб понесли рощею. Церковь находилась
за нею. День был ясный и холодный. Осенние листья падали с дерев.
Приезды не мешают, однако ж, Арсению Потапычу следить
за молотьбой. Все знают, что он образцовый
хозяин, и понимают, что кому другому, а ему нельзя не присмотреть
за работами; но, сверх того, наступили самые короткие дни, работа
идет не больше пяти-шести часов в сутки, и Пустотелов к обеду уж совсем свободен. Иногда, впрочем, он и совсем освобождает себя от надзора; придет в ригу на какой-нибудь час, скажет мужичкам...
В непродолжительном времени об Иване Федоровиче везде
пошли речи как о великом
хозяине. Тетушка не могла нарадоваться своим племянником и никогда не упускала случая им похвастаться. В один день, — это было уже по окончании жатвы, и именно в конце июля, — Василиса Кашпоровна, взявши Ивана Федоровича с таинственным видом
за руку, сказала, что она теперь хочет поговорить с ним о деле, которое с давних пор уже ее занимает.
У Лиодора мелькнула мысль: пусть Храпун утешит старичонку. Он молча передал ему повод и сделал знак Никите выпустить чумбур. Все разом бросились в стороны. Посреди двора остались лошадь и бродяга. Старик отпустил повод, смело подошел к лошади, потрепал ее по шее, растянул душивший ее чумбур, еще раз потрепал и спокойно
пошел вперед, а лошадь покорно
пошла за ним, точно
за настоящим
хозяином. Подведя успокоенного Храпуна к террасе, бродяга проговорил...
— Что, мол, пожар, что ли?» В окно так-то смотрим, а он глядел, глядел на нас, да разом как крикнет: «
Хозяин, говорит, Естифей Ефимыч потонули!» — «Как потонул? где?» — «К городничему, говорит,
за реку чего-то
пошли, сказали, что коли Федосья Ивановна, — это я-то, — придет, чтоб его в чуланчике подождали, а тут, слышим, кричат на берегу: „Обломился, обломился, потонул!“ Побегли — ничего уж не видно, только дыра во льду и водой сравнялась, а приступить нельзя, весь лед иструх».
Это был ревизор, статский советник Апостол Асигкритович Сафьянос.
За ним
шел сам
хозяин, потом Вязмитинов, потом дьякон Александровский в новой рясе с необъятными рукавами и потом уже сзади всех учитель Саренко.
При первых расспросах узнав, что мать оставила мою сестрицу на месте нашей кормежки, гостеприимный
хозяин стал упрашивать мою мать
послать за ней коляску; мать долго не соглашалась, но принуждена была уступить убедительным и настоятельным его просьбам.
—
Пойдем, водки выпьем,
хозяин тебя приглашает! — сказал он, мотнув Вихрову головой. Тот с большим удовольствием встал и
пошел за ним.
Иван продолжал дико смотреть на него; затем его снова выпустили в сени и там надели на него остальное платье; он вышел на улицу и сел на тумбу. К нему подошли его
хозяева,
за которых он
шел в рекруты.
Потом утверждали, что эти семьдесят были выборные от всех фабричных, которых было у Шпигулиных до девятисот, с тем чтоб
идти к губернатору и,
за отсутствием
хозяев, искать у него управы на хозяйского управляющего, который, закрывая фабрику и отпуская рабочих, нагло обсчитал их всех, — факт, не подверженный теперь никакому сомнению.
После обеда гость и
хозяин немедля уселись в кабинете
за карточный стол, совершенно уже не обращая внимания на Катрин, которая не
пошла за ними, а села в маленькой гостиной, находящейся рядом с кабинетом, и велела подать себе работу — вязание бисерного шнурка, который она думала при каком-нибудь мало-мальски удобном предлоге подарить Ченцову.
Зарывая носки сапог в снег, он медленно ушел
за угол церкви, а я, глядя вслед ему, уныло, испуганно думал: действительно пошутил старичок или подослан был
хозяином проверить меня?
Идти в магазин было боязно.
— А на што? Бабу я и так завсегда добуду, это,
слава богу, просто… Женатому надо на месте жить, крестьянствовать, а у меня — земля плохая, да и мало ее, да и ту дядя отобрал. Воротился брательник из солдат, давай с дядей спорить, судиться, да — колом его по голове. Кровь пролил. Его
за это — в острог на полтора года, а из острога — одна дорога, — опять в острог. А жена его утешная молодуха была… да что говорить! Женился — значит, сиди около своей конуры
хозяином, а солдат — не
хозяин своей жизни.
— Еще человека в Гехи
послать надо, — сказал Хаджи-Мурат
хозяину, когда Бата вышел. — В Гехах надо вот что, — начал было он, взявшись
за один из хозырей черкески, но тотчас же опустил руку и замолчал, увидав входивших в саклю двух женщин.
— Он ушёл, г-гы-ы! — радостно объявил Савка. — Скажи, говорит,
хозяину, что я ушёл совсем. Я
за водой на речку еду, а он
идёт, с котомкой, гы!
Схоронили её сегодня поутру; жалко было Шакира,
шёл он
за гробом сзади и в стороне, тёрся по заборам, как пёс, которого
хозяин ударил да и прочь, а пёс — не знает, можно ли догнать, приласкаться, али нельзя. Нищие смотрят на него косо и подлости разные говорят, бесстыдно и зло. Ой, не люблю нищих, тираны они людям.
На другой день она снова явилась, а
за нею, точно на верёвке, опустив голову, согнувшись,
шёл чахоточный певчий. Смуглая кожа его лица, перерезанная уродливым глубоким шрамом, дрожала, губы искривились, тёмные, слепо прикрытые глаза бегали по комнате, минуя
хозяина, он встал, не доходя до окна, как межевой столб в поле, и завертел фуражку в руках так быстро, что нельзя было разобрать ни цвета, ни формы её.
— Чорт их знает! Тьфу!
Хозяина настоящего нету, на какую — то кригу, [«Кригой» называется место у берега, огороженное плетнем для ловли рыбы.] говорят,
пошел. А старуха такая дьявол, что упаси Господи, — отвечал Ванюша, хватаясь
за голову. — Как тут жить будет, я уж не знаю. Хуже татар, ей-Богу. Даром что тоже христиане считаются. На что татарин, и тот благородней. «На кригу
пошел»! Какую кригу выдумали, неизвестно! — заключил Ванюша и отвернулся.
На другое утро Оленин проснулся поздно.
Хозяев уже не было. Он не
пошел на охоту и то брался
за книгу, то выходил на крыльцо и опять входил в хату и ложился на постель. Ванюша думал, что он болен. Перед вечером Оленин решительно встал, принялся писать и писал до поздней ночи. Он написал письмо, но не
послал его, потому что никто всё-таки бы не понял того, чтò он хотел сказать, да и не зачем кому бы то ни было понимать это, кроме самого Оленина. Вот чтò он писал...
У
хозяев был сговор. Лукашка приехал в станицу, но не зашел к Оленину. И Оленин не
пошел на сговор по приглашению хорунжего. Ему было грустно, как не было еще ни разу с тех пор, как он поселился в станице. Он видел, как Лукашка, нарядный, с матерью прошел перед вечером к
хозяевам, и его мучила мысль:
за что Лукашка так холоден к нему? Оленин заперся в свою хату и стал писать свой дневник.
Написав это письмо, Оленин поздно вечером
пошел к
хозяевам. Старуха сидела на лавке
за печью и сучила коконы. Марьяна с непокрытыми волосами шила у свечи. Увидав Оленина, она вскочила, взяла платок и подошла к печи.
Я понял, что разговор
шел обо мне и что
хозяин своим молчанием поощряет намерение гостя, — проклятый плут
за мой счет хотел выдворить непрошенного гостя, докончить прерванную сцену супружеского примирения в окончательной форме.
После сытного ужина,
за которым
хозяин не слишком изнурял свое греховное тело, Юрий, простясь с боярином,
пошел в отведенный ему покой. Алексей сказал ему, что Кирша ушел со двора и еще не возвращался. Милославский уже ложился спать, как вдруг запорожец вошел в комнату.
— Ты расскажешь нам это
за столом, — перервал
хозяин. — Милости просим, дорогие гости! чем бог
послал!
— Ай да наши — чуваши! — одобрительно воскликнул Грачёв. — А я тоже, — из типографии прогнали
за озорство, так я к живописцу поступил краски тереть и всякое там… Да, чёрт её, на сырую вывеску сел однажды… ну — начали они меня пороть! Вот пороли, черти! И
хозяин, и хозяйка, и мастер… прямо того и жди, что помрут с устатка… Теперь я у водопроводчика работаю. Шесть целковых в месяц… Ходил обедать, а теперь на работу
иду…
Снова в лавке стало тихо. Илья вздрогнул от неприятного ощущения: ему показалось, что по лицу его что-то ползёт. Он провёл рукой по щеке, отёр слёзы и увидал, что из-за конторки на него смотрит
хозяин царапающим взглядом. Тогда он встал и
пошёл нетвёрдым шагом к двери, на своё место.
Хозяин послал за делом, а я пропал; еще подумают, пьян.
Подойдя к двери, я услышал шум драки. Действительно,
шло побоище. Как оказалось после, пятеро базарных торговцев и соборных певчих избивали пятерых актеров, и победа была на стороне первых. Прислуга и
хозяин сочувствовали актерам, но боялись подступиться к буйствующим. Особенно пугал их огромного роста косматый буян, оравший неистовым басом. Я увидел тот момент свалки, когда этот верзила схватил
за горло прижатого к стене юношу, замахнулся над ним кулаком и орал: «Убью щенка!»
И
пошел пир. Отбитый мною юноша, общий любимец, был сын антрепренера театра Григорьева, а с ним его друзья актеры и театральный машинист Ваня Семилетов.
Хозяин ресторанчика Пустовалов поставил нам угощенье, и все благодарили меня. Часы пробили два, мой цирк уехал, — тогда только я спохватился и рассказал об этом
за столом.
—
Идём! — сказал
хозяин, взяв Евсея
за руку. Они
пошли и увидели, что Кузин, согнувшись, бесшумно бежит к воротам.
По утрам
хозяин уходил в лавку, а Евсей оставался в квартире, чтобы привести комнаты в должный порядок. Кончив это, он умывался,
шёл в трактир
за кипятком и потом в лавку — там они с
хозяином пили утренний чай. И почти всегда старик спрашивал его...
Прошло две недели. Квартирный
хозяин во время сна отобрал у мужика сапоги в уплату
за квартиру… Остальное платье променено на лохмотья, и деньги проедены… Работы не находилось: на рынке слишком много нанимающихся и слишком мало нанимателей. С квартиры прогнали… Наконец он
пошел просить милостыню и два битых часа тщетно простоял, коченея от холода. К воротам то и дело подъезжали экипажи, и мимо проходила публика. Но никто ничего не подал.
Ничего не понимая и виляя хвостом, Тетка
пошла за ним. Через минуту она уже сидела в санях около ног
хозяина и слушала, как он, пожимаясь от холода и волнения, бормотал...
Бледный, встревоженный
хозяин, вздыхая и покачивая головой, вернулся к себе в спальню. Тетке жутко было оставаться в потемках, и она
пошла за ним. Он сел на кровать и несколько раз повторил...
Тетка
пошла в гостиную и посмотрела
за шкап:
хозяин не скушал куриной лапки, она лежала на своем месте, в пыли и паутине. Но Тетке было скучно, грустно и хотелось плакать. Она даже не понюхала лапки, а
пошла под диван, села там и начала скулить тихо, тонким голоском...