Неточные совпадения
— Ох,
отец мой, и не говори об этом! —
подхватила помещица. — Еще третью неделю взнесла больше полутораста. Да заседателя подмаслила.
— Как тебе не стыдно предполагать во мне такие мысли! — с жаром
подхватил Аркадий. — Я не с этой точки зрения почитаю
отца неправым; я нахожу, что он должен бы жениться на ней.
— А ведь непредвиденное-то обстоятельство — это ведь я! — сейчас же
подхватил Федор Павлович. — Слышите,
отец, это Петр Александрович со мной не желает вместе оставаться, а то бы он тотчас пошел. И пойдете, Петр Александрович, извольте пожаловать к
отцу игумену, и — доброго вам аппетита! Знайте, что это я уклонюсь, а не вы. Домой, домой, дома поем, а здесь чувствую себя неспособным, Петр Александрович, мой любезнейший родственник.
Когда страшный и премудрый дух поставил тебя на вершине храма и сказал тебе: «Если хочешь узнать, Сын ли ты Божий, то верзись вниз, ибо сказано про того, что ангелы
подхватят и понесут его, и не упадет и не расшибется, и узнаешь тогда, Сын ли ты Божий, и докажешь тогда, какова вера твоя в
Отца твоего», но ты, выслушав, отверг предложение и не поддался и не бросился вниз.
— Столетней! —
подхватила пожилая красавица. — Нечестивец! поди умойся наперед! Сорванец негодный! Я не видала твоей матери, но знаю, что дрянь! и
отец дрянь! и тетка дрянь! Столетней! что у него молоко еще на губах…
В церковь я ходил охотно, только попросил позволения посещать не собор, где ученики стоят рядами под надзором начальства, а ближнюю церковь св. Пантелеймона. Тут, стоя невдалеке от
отца, я старался уловить настоящее молитвенное настроение, и это удавалось чаще, чем где бы то ни было впоследствии. Я следил за литургией по маленькому требнику. Молитвенный шелест толпы
подхватывал и меня, какое-то широкое общее настроение уносило, баюкая, как плавная река. И я не замечал времени…
А кряковных-то! батюшки, видимо-невидимо!» — «А слышишь ли, —
подхватывал мой
отец, — ведь это степняги, кроншнепы заливаются!
— Так, так, батюшка, —
подхватила старуха, — возраст юношеский уже притек ему; пора и государю императору показать его. Папенька-то немало служил; пора и ему подражанье в том
отцу иметь.
— Зачем ему учиться, ведь уж он сочинитель! —
подхватил, опять смеясь,
отец Никита.
— Нет, в самом деле, —
подхватил Ихменев, разгорячая сам себя с злобною, упорною радостию, — как ты думаешь, Ваня, ведь, право, пойти! На что в Сибирь ехать! А лучше я вот завтра разоденусь, причешусь да приглажусь; Анна Андреевна манишку новую приготовит (к такому лицу уж нельзя иначе!), перчатки для полного бонтону купить да и пойти к его сиятельству: батюшка, ваше сиятельство, кормилец,
отец родной! Прости и помилуй, дай кусок хлеба, — жена, дети маленькие!.. Так ли, Анна Андреевна? Этого ли хочешь?
Подождите, мой друг, —
подхватил он, видя, что Наташа с гневом поднялась с своего места, — выслушайте терпеливо все: вы знаете,
отец ваш проиграл мне тяжбу, и эти десять тысяч послужат вознаграждением, которое…
— Чего нельзя оставить? —
подхватил Алеша, — слушай,
отец, почему я говорю все это теперь, при тебе?
Она отошла, а я было на том же месте остался, но только тот старый цыган, этой Груши
отец, и другой цыган
подхватили меня под руку, и волокут вперед, и сажают в самый передний ряд рядом с исправником и с другим и господами.
— Конечно, да, —
подхватил Калинович, — и, может быть, в Варшаве или даже подальше там у вас живут
отец и мать, брат и сестра, которые оплакивают вашу участь, если только знают о вашем существовании.
— Я знаю чему! —
подхватила Настенька. — И тебя за это, Жак, накажет бог. Ты вот теперь постоянно недоволен жизнью и несчастлив, а после будет с тобой еще хуже — поверь ты мне!.. За меня тоже бог тебя накажет, потому что, пока я не встречалась с тобой, я все-таки была на что-нибудь похожа; а тут эти сомнения, насмешки… и что пользы? Как
отец же Серафим говорит: «Сердце черствеет, ум не просвещается. Только на краеугольном камне веры, страха и любви к богу можем мы строить наше душевное здание».
— А только то и требовалось доказать! —
подхватил опять-таки с усмешечкой
отец Василий и встал, чтобы отправиться домой.
—
Отец за меня заплатит! —
подхватил камер-юнкер, хоть у него никакого
отца не было.
— Да я, батюшка Иван Васильевич, —
подхватил Михеич, совершенно ободренный царскою похвалою, — я князю с самого с его сыздетства служу. И батюшке его покойному служил я, и
отец мой деду его служил, и дети мои, кабы были у меня, его бы детям служили!
— Не в полном своем здоровье! ну вот подите вы с ним! —
подхватил толстяк, весь побагровев от злости. — Ведь поклялся же бесить человека! Со вчерашнего дня клятву такую дал! Дура она,
отец мой, повторяю тебе, капитальная дура, а не то, что не в полном своем здоровье; сызмалетства на купидоне помешана! Вот и довел ее теперь купидон до последней точки. А про того, с бороденкой-то, и поминать нечего! Небось задувает теперь по всем по трем с денежками, динь-динь-динь, да посмеивается.
Бахчеев первый — надо отдать ему справедливость —
подхватил «ура» Фомы Фомича, за ним я, за мною, во весь свой звонкий голосок, Сашенька, тут же бросившаяся обнимать
отца; потом Илюша, потом Ежевикин; после всех уж Мизинчиков.
—
Отец ты наш… —
подхватил другой мужичок, — ведь мы люди темные. Может, ты майор, аль полковник, аль само ваше сиятельство, — как и величать-то тебя, не ведаем.
Алена Евстратьевна
подхватывала похвальные слова братца и еще сильнее заставляла краснеть смущенную Феню, которая в другой раз не полезла бы за словом в карман и отделала бы модницу на все корки; но общее внимание и непривычная роль настоящей хозяйки совсем спутывали ее.
Отец Крискент хотел закончить этот знаменательный день примирением Гордея Евстратыча с Зотушкой, но когда хватились последнего — его и след простыл. Это маленькое обстоятельство одно и опечалило о. Крискента и Татьяну Власьевну.
— Батюшка! — закричала Дуня, которая до того времени слушала Петра, вздрагивая всем телом. — Батюшка! —
подхватила она, снова бросаясь
отцу в ноги. — Помилуй меня! Не отступись… До какого горя довела я тебя… Посрамила я тебя, родной мой!.. Всему я одна виновница… Сокрушила я твою старость…
— Это все через тебя! Все ты! Ты всему причиной! — промолвил он, снова оглядываясь кругом и злобно потом стискивая зубы. — Ты… через тебя все вышло! —
подхватил он, возвышая голос. — Это ты рассказала своему
отцу про нашу сплетку!.. Ты рассказала ему, какая ты есть такая: через это женили нас!.. Я ж тебе! Погоди!..
— Нет, погоди, надо другого дождаться; далеко не убежит: парни ловкие — догонят!.. Слышь, еще и расписку целовальнику дали! —
подхватил словоохотливый Федот Кузьмич. — «Так и так, говорят, бык достался, вишь, по наследию от отца-покойника…»
— Зачем рассказала
отцу? Говори! —
подхватил он, яростно замахиваясь кулаком.
— Батюшка,
отец ты наш, послушай-ка, что я скажу тебе, —
подхватывала старушка, отодвигаясь, однако ж, в сторону и опуская руку на закраину печи, чтобы в случае надобности успешнее скрыться с глаз мужа, — послушай нас… добро затрудил себя!.. Шуточное дело, с утра до вечера маешься; что мудреного… не я одна говорю…
— Пожалуйте! —
подхватил сейчас же сметливый лакей и повел Елену через залу, где ей невольно бросились в глаза очень большие и очень хорошей работы гравюры, но только все какого-то строгого и поучающего характера: блудный сын, являющийся к
отцу; Авраам, приносящий сына в жертву богу; Муций Сцевола [Муций Сцевола — римский патриот конца VI века до нашей эры, сжегший свою руку в огне жертвенника и тем устрашивший воевавшего с Римом этрусского царя Порсенну.], сжигающий свою руку.
— Э, мы и так сделаем — ничего! —
подхватил Николя и в самом деле сделал. Он, в этом случае, больше приналег на подчиненных
отца и от малого до большого всех их заставил взять по нескольку билетов, так что опять выручил тысячи три, каковые деньги поверг снова к стопам Елены. Николя решительно, кажется, полагал пленить ее этим и вряд ли не подозревал, что деньги эти она собирает вовсе не для бедных девушек, а прямо для себя!
— Князь для острого словца не пожалеет и
отца! —
подхватил с своей стороны, усмехаясь, барон.
— Вон еще, холодной водой обливать, словно пьяного мужика, —
подхватила баба. — Послушались бы меня, отслужили бы учетный молебен: ей вчерась, после причастья, словно полегче стало.
Отец Василий больно вон горазд служить. Я спосылаю парнишку.
Татьяна(кричит).
Отец! Неправда! Петр — что же ты? (Является в дверях своей комнаты и, беспомощно протягивая руки, выходит на средину.) Петр, не нужно этого! О боже мой! Терентий Хрисанфович! Скажите им… скажите им… Нил! Поля! Ради бога — уйдите! Уходите! Зачем всё это… (Все бестолково суетятся. Тетерев, скаля зубы, медленно встает со стула. Бессеменов отступает пред дочерью. Петр
подхватывает сестру под руку и растерянно смотрит вокруг.)
— Ребятишки
отцам рассказали: «Учитель, мол, питерский, а не знает: почему сие важно в-пятых? Батюшка спросил, а он и ничего». А
отцы и рады: «какой это,
подхватили, учитель, это — дурак. Мы детей к нему не пустим, а к графинюшке пустим: если покосец даст покосить — пусть тогда ребятки к ней ходят, поют, ништо, худого нет». Я так и остался.
Отец Сергий служил и, когда он вышел, славя… к гробу своего предшественника, он пошатнулся и упал бы, если бы стоявший за ним купец и за ним монах, служивший за дьякона, не
подхватили его.
— Говорено было, благодетель, ему это, так ведь упрямец! —
подхватил вместо сына чиновничишко, чуть не до земли кланяясь директору, — лучше бы в службу шел да помогал бы чем-нибудь
отцу, а я что? Не имею состояния, — виноват!
— Не обык я зря, с ветру говорить,
отец Михаил, — резко
подхватил Патап Максимыч. — Коли говорю — значит, дело говорю.
— Про Иргиз-от, матушка, давеча мы поминали, —
подхватил Василий Борисыч. — А там у
отца Силуяна [Силуян — игумен Верхнего Преображенского монастыря в Иргизе, сдавший его единоверцам в 1842 году.] в Верхнем Преображенском завсегда по большим праздникам за трапезой духовные псальмы, бывало, поют. На каждый праздник особые псальмы у него положены. И в Лаврентьеве за трапезой псальмы распевали, в Стародубье и доныне поют… Сам не раз слыхал, певал даже с
отцами…
— Как не тосковать? Как не тосковать? — вздыхая,
подхватила Фекла Абрамовна. — До всякого доведись!.. Что корове теля, что свинье порося, что
отцу с матерью рожоно дитя — все едино… Мать-то, поди, как убивается.
— А по какому же еще? — быстро
подхватил Стуколов и, слегка нахмурясь, строго взглянул на
отца Михаила. — Какие еще дела могут у тебя с Патапом Максимычем быть? Не службу у тебя в часовне будет он править… Других делов с ним нет и быть не должно.
Когда выплывало солнце, белые зайчики бегали по стене избушки, а
отец Дуни, чернобородый мужик с добрыми глазами, подходил к лежанке,
подхватывал девочку своими огромными руками с мозолями на ладонях и, высоко подкидывая ее над головою, приговаривал весело...
Отец, вернувшийся во время моей бешеной скачки по саду,
подхватил меня на руки и покрыл мое лицо десятком самых горячих и нежных поцелуев… Он был так счастлив за маму, мой гордый и чудный
отец!
— Укроемся у меня, —
подхватил Антон и подал руку художнику. Этот не противился и молча, как покорное дитя, последовал за ним, но прежде посмотрел на лоскуты чертежа. Ему как бы жаль было, что их намочит дождем. Андрюша понял взгляд
отца, подобрал лоскуты и бережно положил их к себе за пазуху.
Отец грубо
подхватил его под руки и буквально бросил в дорожную карету, затем обратился к жене, по обыкновению, с каким-то резким замечанием.