Неточные совпадения
Аммос Федорович. С восемьсот шестнадцатого
был избран
на трехлетие по
воле дворянства и продолжал должность до сего времени.
Стародум. Любезная Софья! Я узнал в Москве, что ты живешь здесь против
воли. Мне
на свете шестьдесят лет. Случалось
быть часто раздраженным, ино-гда
быть собой довольным. Ничто так не терзало мое сердце, как невинность в сетях коварства. Никогда не бывал я так собой доволен, как если случалось из рук вырвать добычь от порока.
Почувствовавши себя
на воле, глуповцы с какой-то яростью устремились по той покатости, которая очутилась под их ногами. Сейчас же они вздумали строить башню, с таким расчетом, чтоб верхний ее конец непременно упирался в небеса. Но так как архитекторов у них не
было, а плотники
были неученые и не всегда трезвые, то довели башню до половины и бросили, и только,
быть может, благодаря этому обстоятельству избежали смешения языков.
На несколько дней город действительно попритих, но так как хлеба все не
было («нет этой нужды горше!» — говорит летописец), то волею-неволею опять пришлось глуповцам собраться около колокольни.
«Да вот и эта дама и другие тоже очень взволнованы; это очень натурально», сказал себе Алексей Александрович. Он хотел не смотреть
на нее, но взгляд его невольно притягивался к ней. Он опять вглядывался в это лицо, стараясь не читать того, что так ясно
было на нем написано, и против
воли своей с ужасом читал
на нем то, чего он не хотел знать.
Сергей Иванович вздохнул и ничего не отвечал. Ему
было досадно, что она заговорила о грибах. Он хотел воротить ее к первым словам, которые она сказала о своем детстве; но, как бы против
воли своей, помолчав несколько времени, сделал замечание
на ее последние слова.
— Это слово «народ» так неопределенно, — сказал Левин. — Писаря волостные, учителя и из мужиков один
на тысячу, может
быть, знают, о чем идет дело. Остальные же 80 миллионов, как Михайлыч, не только не выражают своей
воли, но не имеют ни малейшего понятия, о чем им надо бы выражать свою
волю. Какое же мы имеем право говорить, что это
воля народа?
Лошадей запускали в пшеницу, потому что ни один работник не хотел
быть ночным сторожем, и, несмотря
на приказание этого не делать, работники чередовались стеречь ночное, и Ванька, проработав весь день, заснул и каялся в своем грехе, говоря: «
воля ваша».
— Да моя теория та: война, с одной стороны,
есть такое животное, жестокое и ужасное дело, что ни один человек, не говорю уже христианин, не может лично взять
на свою ответственность начало войны, а может только правительство, которое призвано к этому и приводится к войне неизбежно. С другой стороны, и по науке и по здравому смыслу, в государственных делах, в особенности в деле воины, граждане отрекаются от своей личной
воли.
Он, желая выказать свою независимость и подвинуться, отказался от предложенного ему положения, надеясь, что отказ этот придаст ему большую цену; но оказалось, что он
был слишком смел, и его оставили; и, волей-неволей сделав себе положение человека независимого, он носил его, весьма тонко и умно держа себя, так, как будто он ни
на кого не сердился, не считал себя никем обиженным и желает только того, чтоб его оставили в покое, потому что ему весело.
— Все это вздор! — сказал кто-то, — где эти верные люди, видевшие список,
на котором назначен час нашей смерти?.. И если точно
есть предопределение, то зачем же нам дана
воля, рассудок? почему мы должны давать отчет в наших поступках?
Тут вы с своей стороны никакого не прилагали старания,
на то
была воля Божия, чтоб они оставили мир сей, нанеся ущерб вашему хозяйству.
Кровь Чичикова, напротив, играла сильно, и нужно
было много разумной
воли, чтоб набросить узду
на все то, что хотело бы выпрыгнуть и погулять
на свободе.
— Как милости вашей
будет завгодно, — отвечал
на все согласный Селифан, — коли высечь, то и высечь; я ничуть не прочь от того. Почему ж не посечь, коли за дело,
на то
воля господская. Оно нужно посечь, потому что мужик балуется, порядок нужно наблюдать. Коли за дело, то и посеки; почему ж не посечь?
Обнаруживала ли ими болеющая душа скорбную тайну своей болезни, что не успел образоваться и окрепнуть начинавший в нем строиться высокий внутренний человек; что, не испытанный измлада в борьбе с неудачами, не достигнул он до высокого состоянья возвышаться и крепнуть от преград и препятствий; что, растопившись, подобно разогретому металлу, богатый запас великих ощущений не принял последней закалки, и теперь, без упругости, бессильна его
воля; что слишком для него рано умер необыкновенный наставник и нет теперь никого во всем свете, кто бы
был в силах воздвигнуть и поднять шатаемые вечными колебаньями силы и лишенную упругости немощную
волю, — кто бы крикнул живым, пробуждающим голосом, — крикнул душе пробуждающее слово: вперед! — которого жаждет повсюду,
на всех ступенях стоящий, всех сословий, званий и промыслов, русский человек?
Друзья мои, что ж толку в этом?
Быть может,
волею небес,
Я перестану
быть поэтом,
В меня вселится новый бес,
И, Фебовы презрев угрозы,
Унижусь до смиренной прозы;
Тогда роман
на старый лад
Займет веселый мой закат.
Не муки тайные злодейства
Я грозно в нем изображу,
Но просто вам перескажу
Преданья русского семейства,
Любви пленительные сны
Да нравы нашей старины.
Ужель та самая Татьяна,
Которой он наедине,
В начале нашего романа,
В глухой, далекой стороне,
В благом пылу нравоученья
Читал когда-то наставленья,
Та, от которой он хранит
Письмо, где сердце говорит,
Где всё наруже, всё
на воле,
Та девочка… иль это сон?..
Та девочка, которой он
Пренебрегал в смиренной доле,
Ужели с ним сейчас
былаТак равнодушна, так смела?
Так думал молодой повеса,
Летя в пыли
на почтовых,
Всевышней
волею Зевеса
Наследник всех своих родных. —
Друзья Людмилы и Руслана!
С героем моего романа
Без предисловий, сей же час
Позвольте познакомить вас:
Онегин, добрый мой приятель,
Родился
на брегах Невы,
Где, может
быть, родились вы
Или блистали, мой читатель;
Там некогда гулял и я:
Но вреден север для меня.
— Да
будет воля твоя! — вскричал он вдруг с неподражаемым выражением, упал лбом
на землю и зарыдал, как ребенок.
Но при виде их свежести, рослости, могучей телесной красоты вспыхнул воинский дух его, и он
на другой же день решился ехать с ними сам, хотя необходимостью этого
была одна упрямая
воля.
Но власть короля и умных мнений
была ничто перед беспорядком и дерзкой
волею государственных магнатов, которые своею необдуманностью, непостижимым отсутствием всякой дальновидности, детским самолюбием и ничтожною гордостью превратили сейм в сатиру
на правление.
Он думал: «Не тратить же
на избу работу и деньги, когда и без того
будет она снесена татарским набегом!» Все всполошилось: кто менял
волов и плуг
на коня и ружье и отправлялся в полки; кто прятался, угоняя скот и унося, что только можно
было унесть.
Долго еще оставшиеся товарищи махали им издали руками, хотя не
было ничего видно. А когда сошли и воротились по своим местам, когда увидели при высветивших ясно звездах, что половины телег уже не
было на месте, что многих, многих нет, невесело стало у всякого
на сердце, и все задумались против
воли, утупивши в землю гульливые свои головы.
Да пар двести взять
волов, потому что
на переправах и топких местах нужны
будут волы.
— Да чего думать-то, след
есть, хоть какой да
есть. Факт. Не
на волю ж выпустить твоего красильщика?
«Довольно! — произнес он решительно и торжественно, — прочь миражи, прочь напускные страхи, прочь привидения!..
Есть жизнь! Разве я сейчас не жил? Не умерла еще моя жизнь вместе с старою старухой! Царство ей небесное и — довольно, матушка, пора
на покой! Царство рассудка и света теперь и… и
воли, и силы… и посмотрим теперь! Померяемся теперь! — прибавил он заносчиво, как бы обращаясь к какой-то темной силе и вызывая ее. — А ведь я уже соглашался жить
на аршине пространства!
Согласитесь сами, что, припоминая ваше смущение, торопливость уйти и то, что вы держали руки, некоторое время,
на столе; взяв, наконец, в соображение общественное положение ваше и сопряженные с ним привычки, я, так сказать, с ужасом, и даже против
воли моей, принужден
был остановиться
на подозрении, — конечно, жестоком, но — справедливом-с!
Варвара. Ни за что, так, уму-разуму учит. Две недели в дороге
будет, заглазное дело! Сама посуди! У нее сердце все изноет, что он
на своей
воле гуляет. Вот она ему теперь и надает приказов, один другого грозней, да потом к образу поведет, побожиться заставит, что все так точно он и сделает, как приказано.
Кулигин. Никакой я грубости вам, сударь, не делаю, а говорю вам потому, что, может
быть, вы и вздумаете когда что-нибудь для города сделать. Силы у вас, ваше степенство, много;
была б только
воля на доброе дело. Вот хоть бы теперь то возьмем: у нас грозы частые, а не заведем мы громовых отводов.
Кабанов. Я в Москву ездил, ты знаешь?
На дорогу-то маменька читала, читала мне наставления-то, а я как выехал, так загулял. Уж очень рад, что
на волю-то вырвался. И всю дорогу
пил, и в Москве все
пил, так это кучу, что нб-поди! Так, чтобы уж
на целый год отгуляться. Ни разу про дом-то и не вспомнил. Да хоть бы и вспомнил-то, так мне бы и в ум не пришло, что тут делается. Слышал?
Катерина. Нет у меня
воли. Кабы
была у меня своя
воля, не пошла бы я к тебе. (Поднимает глаза и смотрит
на Бориса.)
Борис. Ваша
воля была на то.
Кабанова. Знаю я, знаю, что вам не по нутру мои слова, да что ж делать-то, я вам не чужая, у меня об вас сердце болит. Я давно вижу, что вам
воли хочется. Ну что ж, дождетесь, поживете и
на воле, когда меня не
будет. Вот уж тогда делайте, что хотите, не
будет над вами старших. А может, и меня вспомянете.
Кабанов. Думайте, как хотите,
на все
есть ваша
воля; только я не знаю, что я за несчастный такой человек
на свет рожден, что не могу вам угодить ничем.
Лягушка,
на лугу увидевши
Вола,
Затеяла сама в дородстве с ним сравняться:
Она завистлива
была.
И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться.
«Смотри-ка, квакушка, что,
буду ль я с него?»
Подруге говорит. «Нет, кумушка, далёко!» —
«Гляди же, как теперь раздуюсь я широко.
Ну, каково?
Пополнилась ли я?» — «Почти что ничего». —
«Ну, как теперь?» — «Всё то ж». Пыхтела да пыхтела
И кончила моя затейница
на том,
Что, не сравнявшись с
Волом,
С натуги лопнула и — околела.
— Как я могу тебе в этом обещаться? — отвечал я. — Сам знаешь, не моя
воля: велят идти против тебя — пойду, делать нечего. Ты теперь сам начальник; сам требуешь повиновения от своих.
На что это
будет похоже, если я от службы откажусь, когда служба моя понадобится? Голова моя в твоей власти: отпустишь меня — спасибо; казнишь — бог тебе судья; а я сказал тебе правду.
Савельич поглядел
на меня с глубокой горестью и пошел за моим долгом. Мне
было жаль бедного старика; но я хотел вырваться
на волю и доказать, что уж я не ребенок. Деньги
были доставлены Зурину. Савельич поспешил вывезти меня из проклятого трактира. Он явился с известием, что лошади готовы. С неспокойной совестию и с безмолвным раскаянием выехал я из Симбирска, не простясь с моим учителем и не думая с ним уже когда-нибудь увидеться.
— Это, батюшка, земля стоит
на трех рыбах, — успокоительно, с патриархально-добродушною певучестью объяснял мужик, — а против нашего, то
есть, миру, известно, господская
воля; потому вы наши отцы. А чем строже барин взыщет, тем милее мужику.
В молодости она
была очень миловидна, играла
на клавикордах и изъяснялась немного по-французски; но в течение многолетних странствий с своим мужем, за которого она вышла против
воли, расплылась и позабыла музыку и французский язык.
Удивительно запутана, засорена жизнь», — думал он, убеждая себя, что жизнь
была бы легче, проще и без Лидии, которая, наверное, только потому кажется загадочной, что она труслива, трусливее Нехаевой, но так же напряженно ждет удобного случая, чтоб отдать себя
на волю инстинкта.
— В нашей
воле отойти ото зла и творить благо. Среди хаотических мыслей Льва Толстого
есть одна христиански правильная: отрекись от себя и от темных дел мира сего! Возьми в руки плуг и, не озираясь, иди, работай
на борозде, отведенной тебе судьбою. Наш хлебопашец, кормилец наш, покорно следует…
Самгин понимал, что говорит излишне много и что этого не следует делать пред человеком, который, глядя
на него искоса, прислушивается как бы не к словам, а к мыслям. Мысли у Самгина
были обиженные, суетливы и бессвязны, ненадежные мысли. Но слов он не мог остановить, точно в нем, против его
воли, говорил другой человек. И возникало опасение, что этот другой может рассказать правду о записке, о Митрофанове.
— Годится,
на всякий случай, — сухо откликнулась она. — Теперь — о делах Коптева, Обоимовой. Предупреждаю: дела такие
будут повторяться. Каждый член нашей общины должен, посмертно или при жизни, — это в его
воле, — сдавать свое имущество общине. Брат Обоимовой
был член нашей общины, она — из другой, но недавно ее корабль соединился с моим. Вот и все…
«Осталась где-то вне действительности, живет бредовым прошлым», — думал он, выходя
на улицу. С удивлением и даже недоверием к себе он вдруг почувствовал, что десяток дней, прожитых вне Москвы, отодвинул его от этого города и от людей, подобных Татьяне, очень далеко. Это
было странно и требовало анализа. Это как бы намекало, что при некотором напряжении
воли можно выйти из порочного круга действительности.
Его особенно занимали споры
на тему: вожди владеют
волей масс или масса, создав вождя, делает его орудием своим, своей жертвой? Мысль, что он, Самгин, может
быть орудием чужой
воли, пугала и возмущала его. Вспоминалось толкование отцом библейской легенды о жертвоприношении Авраама и раздраженные слова Нехаевой...
Раиса. За Химкой-то уж подсматривать стали. Бабушка все ворчит
на нее, должно
быть, что-нибудь заметила; да старуха нянька все братцам пересказывает. Выходи, Анфиса, поскорей замуж, и я бы к тебе переехала жить: тогда своя
воля; а то ведь это тоска.
Да все. Еще за границей Штольц отвык читать и работать один: здесь, с глазу
на глаз с Ольгой, он и думал вдвоем. Его едва-едва ставало
поспевать за томительною торопливостью ее мысли и
воли.
— Не напоминай, не тревожь прошлого: не воротишь! — говорил Обломов с мыслью
на лице, с полным сознанием рассудка и
воли. — Что ты хочешь делать со мной? С тем миром, куда ты влечешь меня, я распался навсегда; ты не
спаяешь, не составишь две разорванные половины. Я прирос к этой яме больным местом: попробуй оторвать —
будет смерть.
Если приказчик приносил ему две тысячи, спрятав третью в карман, и со слезами ссылался
на град, засухи, неурожай, старик Обломов крестился и тоже со слезами приговаривал: «
Воля Божья; с Богом спорить не станешь! Надо благодарить Господа и за то, что
есть».
Он чувствовал, что и его здоровый организм не устоит, если продлятся еще месяцы этого напряжения ума,
воли, нерв. Он понял, — что
было чуждо ему доселе, — как тратятся силы в этих скрытых от глаз борьбах души со страстью, как ложатся
на сердце неизлечимые раны без крови, но порождают стоны, как уходит и жизнь.